Деда похоронили на кладбище у старинного костела. Место стоило каких-то космических денег, и родителей этот факт тоже возмущал. Зачем платить так много за землю, где будет покоиться твой прах? — Не понимаю, откуда он брал деньги, — говорила мама раздраженно. — Работал всю жизнь фармацевтом. — Наследства Клаусу никто не оставлял, он сирота, — вкидывал свои пять центов папа. — Пенсия — скромная. Но отец умудрился приобрести дом и место на кладбище, цена которому — новый «Мерседес». — Экономил? — предполагала Бетти. — На чем? Пока мама болела, ушли все накопления. Родители брали кредит. Отец погасил его, а потом купил дом. А ты, дочка, знаешь, сколько он стоит? — Как три «Мерседеса»? — Бетти пока не вникала в то, какую ценность унаследовала. Клауса только земле предали, ей было не до этого. Она скорбела. — Смеешься? Альтен-штрассе — престижнейшее место: в Берлине старинных кварталов не так много осталось, русские разбомбили город в сорок пятом году прошлого века. Тут дорого и жить, и умирать. Они еще что-то говорили, но Бетти не слушала. Думала: «Как хорошо, что я не сказала о том, что дед в ящике комода оставил для меня пять тысяч евро. Это же полугодовая пенсия!» Кроме денег, она нашла письмо от Либе. Точнее, конверт, на котором имелся обратный адрес. Так Бетти узнала, где та живет, а еще ее полное имя — Любовь Васильевна Григорьева. Глава 5 Борис оказался не таким, каким ей представлялся. Не хуже или лучше… Просто другим. Высокий, худой, бледный, светлоглазый. Похож больше на немца или англичанина, но никак не на русского. Бетти ожидала увидеть мордатого, краснощекого крепыша в странной одежде. Нет, не в косоворотке и лаптях и даже не в спортивном костюме, а в чем-то нелепом: пиджаке, например, с отливом, рубашке с блестящей полоской, в ботинках из кожи крокодила. Борис же предстал перед ней в голубых джинсах и белой футболке. На ногах синие кеды. Все очень дорогое, но неброское. От русского, живущего и работающего в Эмиратах, Бетти ожидала не этого. «Я стереотипно мыслю, — подумала она, оценив внука Либе. — И не понимаю, как можно подружиться с эти парнем… Он отстраненный, угрюмый. Видно, что заумный. И это понимает: не кичится интеллектом и своим положением, но ни себе, ни окружающим не позволяет забывать об этом. Не такой, как я ожидала!» — Гутен таг, — по-немецки поприветствовал Бетти Борис. — Добрый день, — ответила ему по-русски она. — Добро пожаловать! — Он взял у нее рюкзак. Отобрал, можно сказать, видя, что ей тяжело его держать. — Вы знаете язык? — Да. Немного. — Только общие фразы или?.. — Нет, меня дед учил. Всего четыре месяца, но я нормально понимаю. — А говорить вам на каком удобнее? Если желаете, будем на английском. Немецкий я знаю не очень хорошо. — Хочу попрактиковать русский. — Отлично. Потому что я завтра улечу в Дубай, а мама и сестра владеют только великим и могучим. — Чем владеют? — не поняла она. — Исключительно родным языком. Он ввел ее в подъезд, сопроводил до квартиры и отпер дверь. В прихожей их поджидала мама Бори. Она совершенно не походила на Либе, а вот сын что-то от бабушки унаследовал. Глаза, пожалуй, да идеальной формы нос. У обоих он был таким правильным, что хоть копируй у пластического хирурга. — Здравствуй, дорогая! — воскликнула дочка Либе по имени Мария и бросилась к гостье с обнимашками. — Как добралась? Голодная? Я голубцы приготовила. Ты пробовала их? Очень вкусно… Бетти немного опешила. Она не ожидала столь горячего приема — в том числе потому, что Борис бурных эмоций не проявил. — Спасибо, я не голодная, — ответила Бетти. Она знать не знала, что такое голубцы, но если они как ЩИ или ХОЛОДЕЦ, то извините. Лучше не есть вовсе. — А чаю бы выпила. — И его тебе нальем, — похлопала ее по плечам Мария и обратилась к сыну: — Борюся, покажи девочке, где ванная, туалет. Наверняка она с дороги хочет помыться, в порядок себя привести. Я там полотенчики приготовила чистые. — Вы сразу с самолета к нам? — обратился к Бетти удивленный Борис. — Да, но я на час-другой. У меня забронирован номер в отеле. Не волнуйтесь, я не обуза для вас. — Она хотела элегантно выразиться «не буду вам в тягость», но забыла фразу, хотя выучила ее до отъезда. — Какой еще отель? — возмутилась Мария. — Нет, дорогая, ты остаешься у нас! Сама говорила, что хочешь с Борисом подружиться. Но он же улетает завтра — у вас мало времени. — Это неудобно. — Неудобно трусы через голову надевать. Или на потолке спать — одеяло падает. — Извините? — Бетти попыталась перевести слова на немецкий и решила, что недослышала или недопоняла. Что за дичь? Трусы через голову? И что с потолком? Спать на нем? Как так? — Мама шутит и говорит, что все ОК, — пришел ей на помощь Борис. — У нас большая квартира, вы не помешаете. А сейчас я покажу вам ее. Прошу. Когда Бетти осмотрелась, помылась, облачилась в свежую одежду и зашла в кухню, ее ожидал сюрприз. За двадцать минут Мария умудрилась накрыть на стол. На нем чего только нет! И холодные закуски, и горячие, и чай, и компот из ягоды, которую Бетти ни разу до этого не видела, и растреклятый киршвассер. — Извини, что так скудно, — проговорила Мария сокрушенно. — Я до конца не верила в то, что ты приедешь. Если бы знала, что будут гости, приготовила бы больше. Но скоро дочка с зятем с работы приедут, подвезут продуктов. Если есть какие-то пожелания, озвучивай. Я отличный повар. — Мам, девушка не голодная, — напомнил Борис. — Рассказывай мне! Не ела весь день, потому что в аэропортах и самолетах дрянь всякую дают. А я накормлю так, что пузико улыбнется. — И она улыбнулась сама, мягко, по-матерински, а потом еще на своем животе смайл нарисовала. Чудесная женщина эта Мария! — Спасибо вам за все, — только и могла сказать Бетти. Борис тем временем разлил киршвассер. Судя по выражению лица, он тоже был не в восторге от этого напитка. Как она поняла, внук Либе пил его только из уважения к памяти бабушки. Бетти тоже не стала артачиться — махнула стопку, передернулась, закусила огурцом, да необычным. Он был как-то диковинно замаринован в горчице и приправлен петрушкой. Как оказалось, Мария, проживающая основную часть времени за городом, сама выращивает овощи и их консервирует. — Это очень вкусно, — искренне похвалила Бетти. А вот голубцы ей не понравились, наверное, из-за капусты. Она ее с трудом переносила, поэтому и ЩИ не зашли. — И этот салат. — Она указала на что-то томатно-перечное. — Это лечо. — Мария сунула ей в руку кусок белого хлеба и предложила мокнуть его в маринад. — Рецепт не русский — болгарский. — Венгерский, — поправил ее Борис. — И нам всем нравится лечо, в отличие от настойки. Давайте не будем себя насиловать и пить ее? — Но мама ее обожала! Мы отдаем ей дань памяти. — Мой дед тоже любил киршвассер, — подала голос Элизабет. — Для них с Либе это был особенный напиток. Как я поняла, впервые в жизни они им напились. — И уснули во дворе на лавках, — поддакнул ей Боря. — История известная. Киршвассер будоражил не их вкусовые рецепторы, а воспоминания. Всякий раз, выпивая стопочку настойки, Либе и Клаус возвращались в те далекие времена, когда были молоды и влюблены друг в друга. — Они до конца дней остались молодыми и влюбленными друг в друга. Мария всхлипнула, а затем выдала пронзительное: — Дааааа! — Мама, успокойся, — немного сконфузился Борис, но та от него отмахнулась. — Наша Либе в душе оставалась девочкой до последнего вздоха, и все ее мысли были о Клаусе. Из уважения к моему отцу, а впоследствии к его памяти она не упоминала о дедушке Бетти часто. Если рассказывала иногда, то как о друге детства-юности. Но у нее совершенно менялось лицо, особенно глаза. Они становились мечтательными и как будто наполнялись новым смыслом… Мария хотела продолжать, но тут из прихожей раздался шум. Сначала скрежет, скрип, грохот, потом голоса — мужской, женский, детский. — Остальные члены семьи пожаловали, — сообщила Мария. Бетти и сама это поняла. Внучка Либе с мужем и дочкой вернулась домой. Через несколько секунд в кухню вбежала девочка — крепенькая, кудрявая, с глазищами в пол-лица. Она сначала бросилась к Борису, исцеловала его перемазанными шоколадом губами, после этого обняла бабушку за ногу, но вскользь и встала перед Элизабет, сведя бровки. — Ты кто? — требовательно спросила она. — Меня зовут Бетти. А тебя? — Кетти, — после небольшой заминки ответила девчушка. — Екатерина она, Катя, — пояснила внучка Либе. С братом она была похожа, но не чертами лица, а, скорее, мимикой. — Я Даша, мы с вами по телефону разговаривали. Это, — она указала на спутника, — мой муж Виктор. — Хочу быть Кетти, — топнула пухлой ножонкой девочка. — И такие сережки! — Она ткнула пальцем в «гвоздики» Бетти.