Она кивнула туда, где за трехметровой ступицей только что скрылись Скотт и Сью. — С нетерпением жду ваших слов, госпожа. Мейбл указала на Ядозуба: — Блэки, ты понимаешь, что такое на самом деле Ядозуб и линии, по которым он рыщет? — Догадываюсь, что вы ждете ответа не по учебнику, мисс Инструкции-и-Правила. — Это символы образа жизни. Всемирные линии электропередачи поддерживают работу сотен тысяч холодильных установок на экваторе, обеспечивая хранение продуктов; благодаря им Арктика стала обитаемой. Население таких городов, как Токио и Нью-Йорк, сократилось втрое. Прежде люди боялись, что на планете станет слишком тесно, что наступит голод. И притом бо́льшая часть населения обрабатывала менее трех процентов пахотной земли, жила менее чем на двадцати процентах земной поверхности. Всемирные линии электропередачи означают, что человек может жить на суше, где захочет, и много где под водой. Государственные границы служили предлогом для войн, теперь они нужны лишь картографам. А мы в брюхе Ядозуба дальше других от того образа жизни, который помогаем поддерживать, — ирония судьбы, не так ли? И все же мы в выгодном положении. — Согласен. — А ты когда-нибудь задавал себе вопрос — почему? — Образование, много свободного времени, — предположил я, — мы рано уходим на пенсию… Мейбл усмехнулась: — О нет, Блэки, это далеко не все. Мужчины и женщины работают вместе. Наш штурман, Фальто, один из лучших поэтов современности, пишущих по-французски, прославленный на весь свет, и притом лучший штурман, какого я видела. А Джулия, которая нас так прекрасно кормит, может вести Ядозуб почти не хуже меня и пишет паршивые картины, работает с тобой, со мной, с Фальто и Скоттом — мы все работаем на одной станции техобслуживания. И даже тот факт, что ты запросто можешь переселиться из комнаты Скотта, а маленькая мисс Суяки — к нему вселиться с легкостью, которая изумила бы твоих африканских предков не меньше, чем моих финских. Вот что такое этот стальной драндулет. — О’кей, — сказал я, — я тронут до слез. Мы обошли ступицу. Скотт открывал вторую дверь хамелеонова гаража и показывал Сью, где хранятся домкраты и графит. — Некоторым, — продолжила Мейбл, когда я убрал руку с ее плеча, — не особо нравится этот образ жизни. Вот почему мы попытаемся сделать подключение здесь, у канадской границы. — Подключение? — живо обернулась Сью. — Это когда поселок присоединяют к Всемир… Тут Скотт со всей силы толкнул Мейбл, и она с криком упала на листья. Я отпрыгнул назад, а Сью судорожно сглотнула. Что-то вжикнуло о ступицу и унеслось через папоротники, срезая их на лету. — Глядите! — крикнула Сью. Я ошалело разглядывал восьмидюймовую царапину на очень крепкой шкуре Ядозуба, примерно на том уровне, где мгновение назад была сонная артерия Мейбл. За ручьем по камням карабкалась рыжая девчонка, на которой одежды было еще меньше, чем на Скотте. Сью юркнула в заросли папоротника и подняла лезвие. — Они пытались кого-то убить? Мейбл пожала плечами. — Ты кадет Суяки? Мы собираемся обследовать участок подключения. Ой, эта штука выглядит серьезно. — Я охотилась с боло, — осторожно проговорила Сью. — У себя дома. Но таких никогда не видела. Два изогнутых клинка соединялись в виде креста, все четыре лезвия были заточены. — Я тоже первый раз это вижу. Надеюсь, и последний. — Мейбл оглядела поляну. — Я всегда была оптимисткой. Рада познакомиться, Суяки. Ну, заводите Нелли. И бога ради, давайте заберемся внутрь. Хамелеон, длиной футов десять, почти целиком сделан из прозрачного пластика, то есть из него можно видеть и море, и лес, и закат. Скотт правил, Мейбл сидела рядом. Сью и я устроились сзади. Мы выехали на разбитый асфальт древней дороги и поползли в гору. — А куда… куда мы едем? — спросила Сью. — Как приедем, я скажу, детка, — ответила Мейбл. Она с недовольным ворчанием убрала летающее лезвие в бардачок. И мало чего этим добилась: сквозь прозрачную пластмассу его было прекрасно видно. III Сью прилипла к дверце хамелеона: — Ой, смотрите, смотрите! Вон там, внизу! Мы уже прилично поднялись по раздолбанному серпантину, так что в просветы между камнями и деревьями видели Ядозуба. Он по-прежнему выглядел большим. — Э… гляньте вперед, — посоветовал Скотт и сбавил скорость. Поперек дороги лежало вывернутое с корнями дерево. Перед ним стоял очень грязный человек. Сквозь сплетение корней за его спиной выглядывала девушка, которая только что пыталась обезглавить Мейбл. — Кто они? — прошептала Сью. — Скотт, Сью, оставайтесь на месте. Дверцу держите открытой, чтобы мы могли быстро забраться внутрь. Пошли, Блэки. Волосы незнакомца под слоем грязи были медно-рыжие. Его левая щека была когда-то вспорота, а потом зашита кое-как, так что остались поперечные шрамы от ниток. Левое ухо походило на скомканную тряпку. Рубашка с оторванными рукавами и без пуговиц была настолько коротка, что он не смог бы заправить ее в штаны, даже если бы захотел. Еще один рубец, пробороздив густую шерсть на груди и смяв правый сосок, пропадал где-то под воротом. Мейбл пошла впереди, а когда я попытался ее обогнать, обожгла меня угрожающим взглядом. Мужик был крепкий, но с намечающейся складкой живота над фиговиной из металлических пластинок и цепи, которой он застегивал усаженный металлическими бляшками ремень. Сперва я подумал, что на ногах у него разная обувь, на одной потертый сапог, но, приглядевшись, понял свою ошибку: на другой вообще ничего не было, кроме черной цепочки на щиколотке, не было даже двух пальцев, среднего и мизинца. Я глянул ему в лицо, и наши взгляды встретились. Я был по-прежнему без рубахи, Сью в хамелеоне по-прежнему сидела в закатанных штанах. Одна лишь Мейбл выглядела аккуратно и подтянуто. Он глянул на Мейбл. Глянул на меня. Снова на Мейбл. Потом наклонил голову и сказал: — Хр-р-ап-тьфу! Что вам тут нужно? В итоге вступления к этой речи в восьми дюймах к северу от обутой ноги Мейбл и в шести к югу от его босой возникло нечто похожее на желтую устрицу. Он вскинул голову. Мокрая нижняя губа отвисла, обнажая длинные желтые зубы. — Доброе утро. — Я протянул руку. — Мы… — (он глядел на мою ладонь), — проводим изыскания. Он вытащил большой палец из драного кармана, и мы обменялись рукопожатиями. Покрытая слоем грязи, мозолистая, это была рука очень крупного мужчины, который грыз ногти с раннего детства. — Да? Какие такие изыскания? На пальце красовался изумительный перстень. — Мы из Мирового энергетического комитета. Взять золотой самородок неправильной формы… — Так я и думал. Видел вашу машину там, на дороге. …раза в три больше, чем хороший вкус дозволяет для перстня… — Нам сообщили, что этому району недостает энергии для такого количества жителей. …провертеть в нем дырку для пальца, чтобы почти все неровности остались с одной стороны… — Наверное, козлы из Хайнсвиля нажаловались. А мы живем тут, а не в Хайнсвиле. Не понимаю, какое им до нас дело. …в золотой кратер, не по центру, вставить опал размером с ноготь его… нет, моего большого пальца… — Мы должны проверить. Недостаток энергии — это всегда плохо. …в кончики трех держащих опал зубцов вставить по бриллиантику… — Вы так думаете?