На середине лестницы я решил, что Алегры нет дома. Ведь мое настроение не изменилось. Может, она с ними в корабле? — Мое лекарство… Пожалуйста, достань мое лекарство… я без него не могу… пожалуйста… ну пожалуйста… Слабый высокий голос был едва слышен из-за двери. Я вошел. Алегра лежала на матрасе — розовые глаза огромны, белые волосы как пух на лысеющем черепе. Она была чудовищно худая, нестриженые ногти черны, как у Сэнди, хоть ей и не приходилось часами работать в смазанной графитом перчатке. При виде прозрачной кожи альбиноса под неизвестно-сколько-дневным слоем грязи у меня по спине поползли мурашки. Ее лицо осунулось, рот был как шрам. — Мое лекарство… Вайм, это ты? Вайм, ты принесешь мое лекарство? Ведь правда принесешь? Ее губы не двигались, но я слышал голос. Она была слишком слаба — ее сил хватало только на излучение слухового уровня. Я впервые увидел Алегру без покрова галлюцинаций, и это зрелище меня потрясло. — Алегра, — сказал я, овладев собой, — Рэтлит и золотой улетели на корабле! — Рэтлит. Гадкий Рэтти, нехороший мальчик! Он не принесет мне лекарство. Но ты принесешь, правда, Вайм? Вайм, я умру минут через десять. Я не хочу умирать. Только не так. В мире теперь так мерзко и больно. Я не хочу умирать в таком мире. — А что, у тебя совсем нет лекарства? Я оглядел комнату, которой не видел с тех пор, как тут жил Пьяный Таракан. В ней стало еще гораздо хуже. Сухой мусор, когда-то лежавший кучкой в углу, теперь закрывал половину пола. Остальное было усеяно газетами и битым стеклом. В луже валялась банка, но жидкость не удалось опознать — лужа заросла плесенью. — Нет, тут совсем нету. Рэтлит достает его у человека, который сидит в баре Герга на авеню Х. Рэтлит доставал мне лекарство каждый день. О, он такой хороший мальчик, он каждый день приносил мне мое замечательное лекарство, мне вообще не нужно было выходить на улицу. Вайм, сходи принеси мне лекарство! — Алегра, сейчас ночь! У Герга закрыто! К тому же авеню Х на другой стороне Станции, за десять минут я туда при всем желании даже не добегу, не говоря уже о том, чтобы отыскать этого типа и вернуться! — Вайм, будь я здорова, я пронесла бы тебя туда на облаке света, запряженном павлинами и дельфинами, и ты вернулся бы под звуки гобоев и тамбуринов и принес бы мне мое прекрасное лекарство, не успев и глазом моргнуть. Но теперь я больна. И умираю. Морщинистое веко одного розового глаза дернулось. — Алегра, что такое? — Рэтлит сошел с ума! — излучила она с потрясшей меня злобой; Сэнди у меня за спиной резко втянул воздух. — Сошел с ума в двадцати тысячах световых лет от Края, мертв — в двадцати пяти. — Но у него золотой пояс… — Это мой! Это был мой пояс, а Рэтлит его украл. И не хотел принести мне лекарство. Рэтлит не золотой, это я золотая! Я могу отправиться куда угодно, вообще в любое место! Я золотая, золотая, золотая… Но теперь мне плохо. Мне очень плохо. — Но разве золотой не знал, что пояс — твой? — Золотой? О, он такой глупый! Ужасно доверчивый. Он пошел проверить какие-то бумаги, купить провизию и достать мой пояс. И его не было целый день. Но ты был у меня той ночью. Я попросила Рэтлита сходить за моим лекарством и отнести еще один анализ мочи в лабораторию. Но оба они вернулись, только когда я была уже очень больна, очень слаба. Понимаешь, Рэтлит нашел золотого и сказал ему, что я передумала лететь, но что он, Рэтлит, тоже золотой — что он только что был в лаборатории и там это подтвердили. И золотой отдал ему мой пояс, и они улетели. — Но как он мог в такое поверить? — Вайм, ты же знаешь, какими дураками бывают золотые. Они могут быть настолько же глупыми, насколько они жестоки. Кроме того, ему все равно, умрет ли Рэтлит. Ему плевать, правду сказал Рэтлит или нет. Для него главное — что выживет он сам. Когда Рэтлит начнет пускать слюни, блевать кровью, оглохнет, под конец ослепнет и умрет, золотой даже не опечалится. Он слишком глуп, чтобы печалиться. Золотые, они такие. Но я печальна, Вайм, потому что никто не принесет мне лекарство. Я должен был на ком-нибудь сорваться, и Алегра оказалась под рукой. — Ты хочешь сказать, что не понимала, что сделает с Рэтлитом твой отъезд? Ты хочешь сказать, что не понимала, насколько сильно он хочет выбраться и насколько сильно при этом нуждается в тебе? Ты не понимала, что с ним будет, если ты лишишь его необходимого и в то же время похвалишься чем-то ненавистным для него? Ты не догадывалась, что он устроит какую-нибудь безумную выходку? Ох, малая, ты еще говоришь про золотых. Это ты глупая! — Я не глупая, — тихо излучила она. — Я жестокая. Я знала, что он попытается помешать. Я просто не думала, что у него получится. Он на самом деле такой ребенок. Мой гнев, выплеснувшись, перешел в печаль. — Алегра, неужели ты не могла чуточку подождать? Не могла придумать, как уехать по-другому, чтобы не ранить его так сильно? — Я хотела выбраться отсюда. Лететь и лететь, а не сидеть в ловушке. Но я была жестока. Мне подвернулся шанс, и я им воспользовалась. Вайм, неужели это так плохо? Разве быть свободным — плохо? Веко опять дернулось. И опустилось. Второй глаз остался открытым. — Алегра… — Вайм, я золотая. Золотая. А золотые устроены именно так. Пожалуйста, Вайм, не сердись на меня. Не надо. Рэтлит был нехороший, он не принес мне лекар… Закрылся и второй глаз. Я тоже закрыл глаза и попытался плакать, но язык слишком сильно давил на нёбо. На следующий день Сэнди вышел на работу, и я не стал напоминать ему, что он уволен. Журналисты выведали всю историю и постарались выложить ее под максимально мерзкими заголовками: ПОДРОСТОК-РЕЦИДИВИСТ (про роман они не упомянули) УБИЛ СВОЮ ДЕВУШКУ-НАРКОМАНКУ И ПОГИБ УЖАСНОЙ СМЕРТЬЮ Про золотого они тоже не упомянули. Про них вообще никогда не упоминают. Какое-то время наш ангар осаждали репортеры, пытаясь вытянуть признание, что корабль у нас угнали. Но Сэнди держался молодцом. — Это был его корабль, — бурчал он, смазывая управляющую перчатку. — Я ему его подарил. — С чего это вы подарили такому мальчишке корабль? Может, вы ему его одолжили? «УЖАСНАЯ СМЕРТЬ В ЧУЖОМ КОРАБЛЕ» — звучит неплохо. — Я ему его подарил. Вот босс подтвердит. — Сэнди кивнул назад, на леса. — Он был свидетелем. — Слушайте, даже если вам нравился этот мальчик, вы ему уже ничем не поможете, скрывая правду. — Он мне не нравился, — отвечал Сэнди. — Но я подарил ему корабль. — Спасибо, — сказал я Сэнди, когда нас оставили в покое. Я не знал, за что благодарю его, но чувствовал, что благодарен. — Считай, что я тебе должен. Через неделю Сэнди пришел ко мне и сказал: — Босс, вы мне должны. Я слегка прищурился, услышав его воинственный тон: — Значит, ты наконец решил уволиться. Может, доработаешь хотя бы до конца недели? Он заметно смутился и начал шарить в кармане-кенгуру комбинезона: — Ну да, я хочу уволиться. Но не прямо сейчас. Мне тут трудновато становится. — Ты привыкнешь, — сказал я. — Ты же знаешь, в тебе что-то такое есть, ты чем-то похож на меня. Я привык. И ты тоже привыкнешь. Сэнди помотал головой: — Я, кажется, не хочу привыкать. Он вытащил руку из кармана: — Видите, у меня билет. В грязных пальцах торчала карточка с металлической полоской. — Через четыре недели я уеду со Звездной Станции. Только я пока не хотел вам говорить. Хотел, чтобы вы для меня кое-что сделали за тот долг. Я очень удивился: — Ты же не можешь вернуться в свою группу. Чем ты будешь заниматься? Он пожал плечами: — Устроюсь на какую-нибудь работу. На свете есть и другие семейные группы. Может, я немножко повзрослел. — Он засунул в карман-кенгуру оба кулака и начал переминаться с ноги на ногу. — Да, босс, так насчет того одолжения…