Звяк цепей. Поднял глаза. Цепи ползли по барабану шириной десять футов, вытягивая из тумана тень. На скале перед складом слонялись вокруг гигантской машины мужчины и женщины. Оператор лебедки в кабине так и не снял маску. Из мглы вырастал опутанный сетями зверь, бил ветроплавниками. Трещали сети. Аролат (не исключено, что все-таки аквалат) двадцати метров в длину. На лебедках поменьше спустились крюки. Прилепленные к боку зверя наездники их расхватали. Мыш пошел мимо людей, чтобы глянуть на обрыв, когда кто-то крикнул: — Алекс ранен! Опущенная на шкиве структура ссадила команду из пятерых. Зверь присмирел. Ползая по сетям, как по стремянкам, люди ослабляли часть звеньев. Наездник висел посередине, дрябло. Кто-то едва не выронил свои звенья. Раненый погонщик свесился с синего бока: — Бо, держи! — В порядке все! Поймал я! — Поднимаем не спеша. Мыш уставился в туман. Первый наездник коснулся ногой скалы, в десяти футах загремели о камень звенья. Наездник сошел, волоча свою сеть. Расстегнул ремни на запястьях, вынул провода из рук, преклонил колено и освободил нижние разъемы на мокрых лодыжках. Потащил сеть по широкому доку, перекинув через плечо. Туманные буйки по краям по-прежнему принимали на себя основной вес сети, неся ее по воздуху. Без них, прикинул Мыш, даже если не брать в расчет чуть более сильное притяжение, раскидистый охотничий механизм весит, вероятно, пару-тройку сотен фунтов. На обрыв сошли три сетевых наездника — влажные волосы лежат вдоль масок, у одного — кудрявые и рыжие, цеплявшие взгляд, — и поволокли сети. Алекс похромал меж двух товарищей. Еще четыре наездника. Коренастый блондин отключил сеть от левого запястья и зацепился взглядом за Мыша. Красные глазные пластинки на черной маске запорхали — наездник склонил голову набок. — Эй… — Гортанный мык. — У тебя на боку штука. Это что? — Свободная рука откинула густые волосы. Мыш глянул вниз, потом вверх: — А? Человек отпнул сеть из левого сапога. На правую ногу он был бос. — Сенсор-сиринга это, эй? Мыш ухмыльнулся: — Ага. Человек кивнул: — Пацана, что игрой дьявола очаровал бы, знавал я… — Он замер; голова вернулась на место. Поддел большим пальцем челюсть маски. Капа и глазные пластинки отошли в сторону. Когда дошло, Мыш ощутил щекотность в горле — еще одна грань его дефекта речи. Сомкнул челюсти, открыл губы. Потом сложил губы и развел зубы. Так и так ничего не скажешь. Попытался выдуть слово с робким вопросительным знаком; оно задребезжало неконтролируемым восклицанием: — Лео! Прищур сломался. — Ты, Мыш, это! — Лео, что ты?.. Но!.. Лео сбросил сеть с другого запястья, выпнул из другой лодыжки, зачерпнул пригоршню звеньев. — Со мной в сетевой пойдем дом! Пять лет, нет, десять… да больше… Мыш все ухмылялся — больше делать было нечего. Он тоже зачерпнул звенья, и они потащили сеть — не без помощи туманных буйков — по скале. — Эй, Каро! Больсум! Мыш это! Двое мужчин обернулись. — Вы про пацана что я помните говорил? Он это. Эй, Мыш, на полфута не вырос ты даже! Сколько лет, семь, восемь, а? И с сирингой как тогда ты? — Лео оглядел сумку. — Ты, об заклад бьюсь, хорош. Каким и был ты. — Ты сам достал сирингу, Лео? Могли бы сыграть вместе… Лео помотал головой со смущенной усмешкой: — В Стамбуле сирингу в последний держал раз я. Увы с тех пор. И теперь забыл все. — Ох, — сказал Мыш и ощутил потерю. — Эй, сенсор-сиринга, что в Стамбуле украл ты, это? — Я с тех пор с ней не расстаюсь. Лео расхохотался и уронил руку на Мышовы острые плечи. Хохот (ощущалось ли в нем обретение?) перекатывался по словам рыбака: — И ты все это на сиринге время играл? Для меня сыграй. Вот! Ты запахи, звуки и для меня цвета сотвори. — Огромные пальцы ушибли смуглую лопатку под Мышовым рабочим жилетом. — Эй, Бо, Каро, большой перед вами на сиринге игрец! Два наездника подались назад: — Ты правда играешь на этой штуке? — Шесть месяцев назад тут был парень, так он набренчал кое-что… — (Руки в шрамах нарисовали в воздухе две дуги, локоть толкнул Мыша.) — Чуешь, о чем я? — Получше играет Мыш кое-что чем это! — возразил Лео. — Лео все тараторил о пацане, которого когда-то знал, с Земли. Говорил, мол, учил пацана играть, сам, но когда мы дали Лео сирингу… — Она затрясла головой, смеясь. — Но он это и есть! — воскликнул Лео, стукнув Мыша в плечо. — А? — О! — Мыш это! Они вошли в двухэтажную дверь сетевого дома. С высоких решеток лабиринтом свисали сети. Каждый наездник цеплял сеть за крюк на шкиве, спускавшийся с потолка через барабан. Когда та натягивалась, можно было чинить поврежденные звенья и переналаживать реле обратной связи, побуждавшие сеть двигаться и приспосабливать форму к нервным импульсам из разъемов. Два наездника выкатили большую машину со множеством зубьев. — Что это? — Для забоя это аролата. — Аролата? — кивнул Мыш. — Здесь на них охотимся мы. На аквалата у Черного дальше стола охотятся. — А. — Но, Мыш, тут что ты делаешь? — Они шли сквозь звеньевой перезвон. — Останешься в сетях пока? С нами поработаешь? Я команду, где новый знаю нужен человек… — У меня отпуск на время стоянки корабля. «Птица Рух», капитана фон Рэя. — Фон Рэя? С Плеяд корабль? — Именно. Лео приспустил крюковую подвеску из-под высоких стропил и стал развешивать сеть. — Что в Драконе делает он? — Капитану надо в Алкан-Институт, получить техническую информацию. Лео дернул за барабанную цепь; крюки, громыхая, поднялись на десять футов. Принялся за следующий слой. — Фон Рэй, да. Хороший, верно, корабль. Когда я в Дракон впервые прибыл… — натянул черные звенья на новый крюк, — никто из Плеяд не ходил еще в Дракон. Кто-то, может, один или двое. Одинок я был. — Звенья вставали на место со щелчком. Лео доразмотал цепь. Верхний край сети вознесся в свет высоких окон. — Теперь много из Федерации встречаю я людей. Десять на этом работают берегу. И корабли взад все время летают вперед. — Он грустно покачал головой. Из рабочей зоны воззвали: