Я была ему за это благодарна: мне и так было нелегко рассказывать. — Я училась, доучилась, нашла себе место... — А почему не осталась в Неце? Тебе ведь предлагали? Вопрос был… скользкий. — Не захотела. Хотя мне действительно предлагали — и даже уговаривали. И пусть мой ответ на этот вопрос был чистой правдой, но это была не вся правда. И я понятия не имела, насколько темный чувствителен к таким нюансам. Ну и… Великое Ничто с ним. Пусть себе подозревает — мне все равно. Мне уже многое все равно. — Алые Башни меня устраивали хотя бы тем, там никто не знал моего прошлого. И приятно тешили самолюбие высоким статусом — среди прочего. Жила, работала, занималась своими исследованиями… До последнего времени. О том, что Тауру сослали в мир Пьющего Камня, узнала из газет. Я сказала это с немалым мстительным удовольствием от того, что уж эти-то слова — чистая правда. — Мол, в последнее время в империи неспокойно — вот и недавно был раскрыт новый заговор, славься, Тайная Канцелярия, стоящая на страже благополучия империи. Узнала очень постфактум: газеты опубликовали новость, когда приговор уже был приведен в исполнение. Вот, собственно, и всё. Конец истории. Еще вопросы будут? — Конечно, — бодро отозвался Мэл, и я не поняла, откуда в его голосе столько удовольствия. — Хочешь покататься на виверне? И в этот момент откуда-то сверху на балкон рядом с нами плавно опустилась огромный крылатый зверь. Увечная короной рогов голова, длинная гибкая шея и огромные, пусть и сложенные сейчас крылья. Черная крупная чешуя, в просветах которой видна плотная темно-красная шкура. Виверна переступила на месте, чуть шевельнула крыльями — и меня обдало горячим воздухом. Я замерла от восторга, и, не доверяя своему голосу, молча кивнула. Миг — и Мэл ловко взлетел ей на спину, помог забраться мне, и, надежно устроив перед собой, шевельнул ногами, давая команду виверне. Воздушный поток ударил в лицо, и тут же исчез, отсеченный защитой, а на моей талии сомкнулись крепкие, надежные руки. — И ты ошибаешься, лирелей, — обжег мое ухо шепот. — Это — только начало истории! Темноэльфийский вариант провожания прекрасной дамы до дверей ее жилища не был романтично-томным — Мэлрис просто взял меня за руку и мягко втянул в переход. Меж Граней я шагала за ним, затаив дыхание, очарованная прикосновением к эльфийской тайне. А остроухая тонко чувствующая сволочь нарочно замедлил переход, позволяя мне любоваться искаженной реальностью, выглядящей так, будто она отражалась в гранях множества стеклянных палочек — преломляющих, искажающих, отражающих каждая свое место. Наверное, поэтому их и назвали так… Грани. И мне показалось, что если зацепиться взглядом за отдельное место, то можно как будто притянуть его к себе и… Прежде, чем я успела погрузиться в это ощущение и осуществить действие, Грани с легким звоном рассыпались, и мы оказались в моих покоях. Справедливости ради — на балконе, так что эльф по-джентельменски доставил даму, не вламываясь внутрь без приглашения. — И как тебе первый день в Алиэто-оф-Ксадель? — спросил Мэлрис, не выпуская моей руки. Я высвободила ее сама, не встретив сопротивления, и мимоходом удивилась: — Вообще-то я прожила здесь полгода. — И хочешь сказать, что за эти полгода ты хоть раз видела Цитадель-над-Радугой? — скептично уточнил темный. — Видела! — возразила я из кристально-чистого чувства противоречия и про себя добавила: “Изнутри первого этажа”. — Нет. — Хочешь сказать, я вру, темный? — подтрунивание получилось как-то само собой. — Юлишь и недоговариваешь, — сверкнул кошачьим взглядом Мэл, с трудом сдерживая ухмылку. — Покои наемных инородных работников — это не Алиэто-оф-Ксадель. И ты это прекрасно понимаешь. — То есть, это признание? А не доложить ли мне императору о дискриминации?.. — С чего бы это! Мы трепетно заботимся о гражданах Империи и не позволяем им ходить туда, где их случайно могут казнить за вторжение в темноэльфийские тайны, — с самой что ни на есть серьезной миной сообщил мне Тень. И эта мина дала понять, что да-да, именно этот ответ и получили бы Императорский служащие, вздумай кому-нибудь и впрямь накатать жалобу на эльфийское самоуправство. Ну разве что его приправили бы еще парочкой витиеватых и крайне вежливых вступлений, а потом еще парочкой таких же заверений в действиях на благо Империи и ее жителей. И я вдруг представила физиономию Имперского дипломата в этот момент (совершенно нейтральную, но с вселенской тоской в душе), и, не удержавшись, рассмеялась. — Ты не ответила на мой вопрос, — заметил темный, сам пряча смешинки в уголках глаз. — Обойдется твое эго без моего ответа, вериалис, — произнесла я с нужной долей подобострастности, опустив глаза. В углах губ у темного дрогнула и спряталась улыбка: его дом был прекрасен, и он сам это знал. Зеленые глаза сверкнули, и голос обрел мурлыкающие нотки: — В таком случае, позволь, лирелей, поблагодарить тебя за совместное время… Когда темный склонился с поцелуем к моей руке, это было как ожог. Как разряд. Я не вздрогнула, но телу стало горячо от быстрее помчавшей по жилам крови. Мэлрис перебирал мои пальцы, ласково, едва ощутимо касался подушечками линий на ладони. А потом перевернул ее тыльной стороной вниз, и поцеловал запястье — там, где вздрагивали моим пульсом тонкие венки (вены? а то опять вопрос ударения). От неожиданно чувственной ласки тело плавилось и трепетало, и я принимала этот трепет с наслаждением, прекрасно зная, что скажу в следующей мгновение… — Нет. Сладкий озноб пробежал по коже от вздоха темного — но, вопреки опасениям (да что там — ожиданиям), он не разозлился. Улыбнулся тепло и понимающе. Ласково провел по моей щеке, заправив за ухо выбившуюся прядь… — Любите вы, люди, из простого делать сложное… Спокойной ночи, лирелей. Этот позёр уже рассыпался ворохом золотых и зеленых звезд, а я всё стояла, возмущенно сверля взглядом воздух: то есть, превращает близость в инструмент вербовки он, а из простого сложное делаю я?! И я, конечно, понимала, что морочить голову и выворачивать наизнанку что свои, что чужие слова и поступки — это фактически его должностная обязанность, но все равно, в отведенную мне комнату вошла несколько чрезмерно стремительно. Налились мягким молочным светом шары светильников — и, проснувшись, к ним робко потянулись цветы с высоты кроватных столбиков. Фаэн явилась на зов, молча выслушала пожелания относительно ужина — и исчезла. Потом возникла, сервировала стол и снова исчезла. А я всё еще не могла унять раздражение, мысленно то и дело коля темного едкими фразами — до тех пор, пока в моем воображении он не стал похож на подушечку для иголок. Успокоилась я только в ванной. В ванной, где горячая вода исходила ароматным паром, а белая пена держалась пышным облаком, в котором едва слышно лопались пузырьки… В ванной, где я смогла лечь, откинув голову на полированный деревянный бортик, проходя по своему телу сознательным вниманием и расслабляя каждую зажатую мышцу. И только после этого поняла, как, оказывается, была напряжена. Что с тобой происходит, Даркнайт? В последнее время мне приходилось думать настолько о многих сложных вещах — как проникнуть в сердце Алиэто-оф-Ксадель, как не выдать себя его стражам, как залатать расползающийся, как гнилая холстина, план, как потом сверстать на коленке новый — что у меня просто не хватало ресурсов подумать о простом. О себе. Что со мной происходит? Жаль, я не слишком сильна в ментальных практиках. Подобные вопросы все же по их части. Мне же легче проанализировать состояние магической системы любой сложности, чем своё собственное… Прикрыв глаза, я постаралась сосредоточиться на внешних ощущениях — приятно горячая вода и шелковая пена, её лопающиеся пузырьки и тонкий сладковато-свежий аромат — а затем отстраниться от них. И сосредоточилась на внутренних. Внутри… Царапало. Саднило. Пекло. Внутри перекатывалось острыми стеклянными звездочками раздражение: вроде бы, легко-легко, но колет. Внутри меня заполняли страхи. Страх не справиться, подвести сестру, пропасть самой, страх одиночества, страх… много страхов. Слишком много разных страхов. Внутри меня жило непонимание, что происходит и что с этим делать. Усталость. Тоска. Обида на жизнь. Желание плакать. Внутри меня было серо. Внутри меня мне было плохо. Не удивительно, что мне не хотелось сюда заглядывать.