На что эраро эль-Ран, не моргнув глазом ответила: — А не дать тебе сбежать — это долг службы Теней. Мой долг — обеспечивать твой комфорт в Алиэто-оф-Ксадель и порядок в твоих покоях. И с невинным видом добавила: — Согласись, обеспечивать порядок в твоих покоях будет легче, если ты сбежишь! Я шла одна. Когда, после обеда в своих покоях, я вежливо, но твердо попросила Фаэн не сопровождать меня, она легко подчинилась — предупредила только, что, если я заблужусь, мне следует обратиться к любому встреченному темному эльфу, и мне немедленно помогут, и тем ограничилась. И ушла. А я, немного поколебавшись, переоделась в свои старые вещи и отправилась гулять. Ну, как — гулять... Если меня опять застукают возле темноэльфийской сокровищницы, скажу, что это просто единственный маршрут, который мне хорошо известен! В прошлый раз я передвигалась, прячась в тенях, прислушиваясь к чужим шагам в пространстве, укутавшись в пологи и защиты, чтобы никто меня не увидел. В этот раз я шла, не скрываясь, желая, помимо изменений вокруг сокровищницы, разведать границы дозволенного. Границы не прорисовывались: редким встречным эльфам не было до меня дела. Но чем ближе я подходила к нужному коридору, тем ярче становилось понимание, что это не просто так — и тем тщательнее я сканировала магическое пространство вокруг себя, и тем пристальнее внутренним зрением вглядывалась в сплетение силовых линий. На душе было беспокойно. Вдруг темные выставили возле сокровищницы охрану? А вдруг, просто взяли и заложили нужный коридор стеной? Не выставили и не заложили: сокровищницы просто не было. Причем, судя по моим ощущениям, ее не было всегда. Но, поскольку мои полугодовые изыскания, почти удавшаяся попытка взлома и браслет-блокиратор на руке однозначно свидетельствовали, что когда-то сокровищница всё же здесь была, я приняла в качестве вольного допущения, что она здесь по-прежнему, и неспешно пошла по коридору с самым что ни на есть прогулочным видом. И с самым внимательным магическим взглядом. Памятуя о прошлом провале, лезть со сканирующими чарами не рискнула: я ведь до сих пор не имею понятия, как меня обнаружили. Поэтому сейчас мы аккуратненько, одним глазком посмо-о-отрим, что у нас здесь, старательно запо-о-омним, а уже у себя в покоях попробуем разобраться… Дойдя до угла коридора, я развернулась, и также неспешно, заложив руки за спину, пошла в обратную сторону, полуприкрыв глаза и погрузившись в созерцание переплетений магических потоков и чар внутренним зрением. Снова поворот — на этот раз тот, из-за которого я сюда пришла. Разворачиваемся, и гуляем обратно. Променад. Моцион. Невиннейшее мероприятие, да-да. Оракул, очень хотелось бы знать, не пришибут ли меня за него?.. С каждым разворотом ноги у меня подрагивали всё сильнее. Всё, стоп, пора остановиться и разобраться хотя бы в том, что уже удалось увидеть! ...а то до своих покоев не дойду! С этой мыслью (и всё с тем же прогулочным видом) я последний раз прошлась мимо фрески на стене (водопады, виверны и радуги, кто бы сомневался, любимый мотив в Алиэто-оф-Ксадель), и направилась к выходу. Но не успела я свернуть за угол, как в спину мне прилетело: — Как, лирелей? Ты уже уходишь? Я медленно обернулась. Чтобы увидеть, как появился из пустого места и теней один остроухий мерзавец. Темный, с прозеленью. Возможности ответить, как должно у меня не было (а лучшим ответом на этот вопрос было бы — запустить в темного боевым заклинанием), поэтому я промолчала, и только любезно склонила голову, изображая разом приветствие и согласие. — В таком случае, лирелей, позволь мне пригласить тебя на прогулку. Лучшим ответом на это галантное предложение тоже стало бы боевое заклинание — но блокировка, но договоренности… И я приняла протянутую мне ладонь. Теперь прогулочным шагом мы шли вдвоем: моцион, променад и легкая безуминка в послевкусии всего происходящего. И — вид, умопомрачительный вид, открывающийся со смотровой площадки Радужной башни. Алиэто-оф-Ксадель оседлал доминирующую горную вершину, вырастая из нее естественным продолжением — и ниже, под замком, тело скалы было изрезано водопадами, вырвавшимися на поверхность по желанию древних темных, воздвигших замок. Там, под нами, вода обрушивалась вниз множеством шумных потоков, между которыми, сквозь грохот и брызги, носились играющие виверны. И над всем этим вставали радуги. Я первая решилась прервать повисшее на смотровой площадке восхищенное молчание: — Мэлрис… по поводу сотрудничества. Я хотела бы начать выполнять свою часть обязательств. — Тогда расскажи о себе, Даркнайт Ирондель. — Зачем? — внутри взметнулось что-то горячее, похожее на обиду, пусть мне самой было не ясно, на что она. — Зачем, Мэлрис? Какое отношение это имеет к безопасности Цитадели-над-Радугой? Мэл наклонился вперед, опершись локтями на перила смотровой площадки, и вглядываясь во что-то внизу. И повторил, не глядя на меня: — Зачем? Затем, что мне интересно. Ты давно рассказывала кому-нибудь о себе? — Вербовка? — кротко вздохнув, догадалась я. Мэл оглянулся, приподняв брови — а потом улыбнулся и кивнул: — Она. — Что тебе интересно обо мне знать? — я тоже оперлась локтями на перила, вглядываясь в мельтешение крылатых ящериц внизу. Наверняка сейчас начнет выяснять, что я люблю — чтобы потом с этими знаниями очаровывать меня же… — Что случилось с тобой и с сестрой после того, как отца казнили? Это… это было так, будто меня ударила когтистой лапой одна из резвящихся внизу виверн: дыхание вышибло, глаза защипало, а за грудиной стало больно. Слова подбирались медленно, неохотно — точно так же, как неохотно я сама возвращалась в то время. Пусть даже только воспоминаниями. Слишком болезненным чувством утраты они во мне отзывались. — Когда родителей обвинили в измене, нас обеих не было в Янтарном. Таура в этот момент заканчивала военный императорский университет имени Эзры Великого, по специальности “боевой маг”, а я с упоением ковырялась в любимой теории в академии Неце. Это два разных мира в сердце метрополии, далекие от нашей провинции. Я не знаю, как родителям это удалось, но они сумели предупредить наших наставников. Маги — это очень специфическое сообщество. Наставники встали за нас насмерть. Тауру засунули на боевую практику к оркам, связав магическим контрактом — и после этого до окончания практики покинуть мир Ор-Шао она не могла физически. Дознаватели вынуждены были сами к ней ходить… А орки — это орки. Они терпеть не могут людей, презирают империю и с пренебрежением смотрят на человеческую магию — но очень трепетно относятся к детям. Обвинять в чем-то Тауру, которая по их меркам еще не вышла из сопливого возраста, в мире Ор-Шау было бы чистым самоубийством. Ну а со мной на Янтарный попросту отправилась ректор, когда меня вызвали домой на… на следственные мероприятия. И не отходила от меня во время дознания ни на шаг. Держала при себе, как приклеенную. Ректор академии Неце — достаточно влиятельная персона для того, чтобы… избежать... перегибов. Я помолчала, перебирая тяжелые, но всё равно драгоценные воспоминания. — Отца очень быстро признали виновным и казнили. Нас с сестрой также быстро оправдали, лишили родства и имени и запретили возвращаться домой — Тауре и вовсе заочно. Мне, по крайней мере, разрешили забрать личные вещи. А вот мама… Дознаватели дольше года не могли определиться, имеет ли она отношение к преступлениям отца, и всё это время ее содержали в тюрьме, под стражей. Я надеялась, да что там — была уверена, что её оправдают… Но нет. Это был страшный год. Меня бросало из надежды к отчаянию, и от отчаяния — снова к вере в то, что справедливость обязательно восторжествует. Я бы врагу не пожелала испытать то, что пережила тогда. Помолчав — а на самом деле, прикусив щеку изнутри, чтобы болью физической отогнать призрак боли душевной — я продолжила: — Наставники Тауры опасались, что она сорвется, наделает глупостей и пойдет под топор. Поэтому весь тот год Тауру продержали у орков — просто заставили проходить боевую практику два года вместо одного. Потом княгиню Янтарную признали виновной, спасать стало некого, и Тауре позволили-таки окончить университет. Мы не виделись с ней после этого. Во рту было солоно, в душе — горько, за грудиной — больно. И чего этому гадкому эльфу было и впрямь не спросить, что именно я люблю? В конце концов, ему ведь нужно меня очаровывать. Говорить не хотелось, но и отмолчаться не было сил: закончить уже и закрыть эту тему. Спасибо Великому Ничто, что Мэлрис хотя бы не смотрел на меня: стоял рядом, но взглядом вперился вдаль, переплетение воды, радуг и виверн. Смотрел сосредоточенно и неотрывно...