– Ну и ладно, – пробурчал Никита. * * * На ужин был недоеденный в обед суп. После ужина Никита решил сбежать домой. Только надо было дождаться, когда уснет бабушка. Никита сказал, что сегодня читать ему на ночь книжку не надо – он и так уснет. Пожелал бабушке спокойной ночи и поднялся по лестнице в свою комнату. Посадил мышонка в банку, потушил свет и, скинув сандалии, залез в одежде под одеяло. Чтобы нечаянно не уснуть, Никита не стал ложиться, а сел в кровати, прислонившись спиной к стене. Глядя в ночной сад за окном, Никита представлял себе путь до дома. Сперва надо, конечно, взять все необходимое: мышонка, фонарик и рюкзак с вещами. Рюкзак, до сих пор не разобранный, лежал на полу у окна. Значит, Никита наденет рюкзак, посадит мышонка в карман, возьмет фонарик и тихо спустится по лестнице. Выйдет из дома, выберется на дорогу и пойдет по ней до шоссе. А там – прямо, никуда не сворачивая, до самого города. К утру должен дойти. Может быть, он успеет добраться домой до того, как мама и папа уйдут на работу. Вот они удивятся! Ведь не будут же они его ругать? Никита поежился под одеялом. Ну, пусть даже поругают. Но не повезут же они его назад в деревню. Им на работу надо. Они оставят Никиту дома, он спокойно посидит в своей комнате, посмотрит мультфильм на компьютере. Никита вспомнил про книжку, с которой спал вчера ночью. Пошарил рукой по простыне, потом пошарил ногой – ага, вот она, книжка. Он подтянул ее к себе и прижал к животу. Стало спокойнее. Затаив дыхание, Никита прислушался. В доме было тихо. Наверное, бабушка уже уснула. Он медленно выбрался из-под одеяла, слез с кровати и положил книжку в рюкзак. Рюкзак надел на плечи. Потом подобрал с пола фонарик и посветил на банку. Мышонок грыз кусочек огурца. Никита опустил руку в банку, осторожно взял мышонка вместе с огурцом и сунул в карман своей кофты. – Начнем путешествие, – прошептал он мышонку. Надев сандалии, Никита двинулся к лестнице. Верхняя ступенька скрипнула под его ногой – Никита замер и прислушался. Тишина. Спит бабушка. На цыпочках Никита спустился вниз, вышел в прихожую, толкнул дверь и шагнул в ночной сад. * * * Кто-то промелькнул в луче фонарика – мотылек? В кустах смородины кто-то зашуршал и затих – мышь? Или уж? Бабушка говорила, что здесь водятся ужи. А на ужей охотятся ежи. Никита прислушался, но ни ежа, ни ужа не услышал – только дружный стрекот кузнечиков. Далеко в канаве за лугом раскатисто рокотали лягушки: это было не жалкое робкое «ква-ква», а победное «куа-кра-ра-ра!». Где-то в деревне истошно, с подвыванием, залаяла собака, ее лай подхватила другая, затем третья. С бьющимся сердцем Никита медленно пошел по дорожке к воротам. Собаки угомонились и затихли. Остались только кузнечики и лягушки. Никита поравнялся с сараем, и тут наверху кто-то громко кашлянул. Сердце Никиты оборвалось, он застыл как вкопанный, и под мышками сразу закололо от страха. – Это я, – сказали сверху. Никита, вытаращив глаза, поднял голову и посветил фонариком. На крыше сарая сидела, скрестив ноги, бабушка. – Гуляешь? – спросила бабушка. Никита не шевелился. Бабушка указала рукой на прислоненную к сараю лестницу: – Залезай, у меня чай есть. Никита молчал. Бабушка спокойно ждала. За воротами заскрипело, зашуршала щебенка и мужской голос что-то пропел негромко. Никита вздрогнул и посветил фонариком в сторону ворот. Скрип и пение удалялись. – Залезай-залезай, – повторила бабушка. Никита, споткнувшись, подошел к лестнице и начал медленно карабкаться вверх. Бабушка подала ему руку и помогла взобраться на покрытую рубероидом крышу. Там Никита опасливо огляделся, светя фонариком по сторонам, и присел рядом с бабушкой. С крыши была видна дорога – темный силуэт на скрипящем велосипеде был уже далеко, у перекрестка. – Кто-то возвращается домой, – сказала бабушка, кивнув в сторону велосипедиста. Она поглядела на Никиту, тот опустил голову и сгорбился. Ему только сейчас, когда он увидел ночную дорогу, такую страшную и долгую, стало ясно, что до города он не доберется. И глупо было устраивать побег. Никита сжался, из глаз закапали слезы. Бабушка взяла стоящий рядом с ней термос, открутила крышку и налила в нее горячий чай. Предложила Никите, но тот только помотал головой. – Пусть остынет, – и она поставила крышку с чаем на рубероид. Они сидели молча, Никита еле слышно всхлипывал, стрекотали кузнечики, перекликались за лугом лягушки. – А ты что… что здесь делаешь? – вытирая рукавом глаза, проговорил Никита. – На звезды смотрю, – ответила бабушка, указав вверх. Никита запрокинул голову и замер – он впервые в жизни видел столько звезд разом. Их было невообразимо много – как снежинок зимой, и они тихо падали в черной глубине неба, и падение их никогда не кончалось. Посередине протянулась туманная полоса – там звезд было столько, что они сбивались в белую пену. – Это Млечный Путь, – сказала бабушка. – Какой путь? – Млечный – это значит «молочный». Похоже на разлитое по небу молоко. Никита задумался. – Не, – сказал он, – похоже, будто белой краской из баллончика прыснули. Бабушка помолчала, разглядывая Млечный Путь. – Бывают сливки в баллончиках, – произнесла она. – Так что твое сравнение… – Мама такими сливками пирог иногда украшает, – перебил ее Никита. И добавил: – Я есть хочу. – Извини, у меня только чай… – начала бабушка, но Никита уже снял свой рюкзак и сунул туда руку. – Вот, – протянул он бабушке давно окаменевшую баранку. И себе одну взял. Бабушка, поблагодарив, взяла баранку, стряхнула с нее налипший песок и попробовала укусить. Раздался негромкий скрип. Бабушка застыла с баранкой в зубах, а потом очень осторожно ее из зубов вынула. – Мышонок с тобой? – спросила она. Никита кивнул и полез в карман. Достав мышонка, он на ладони показал его бабушке. – На вот, грызун, это тебе в самый раз, – бабушка предложила баранку мышонку. Мышонок обнюхал баранку и принялся грызть, быстро-быстро работая крошечными зубками. – Так вот, Млечный Путь, – поднимая голову вверх, продолжила бабушка. – Древние греки полагали, что это брызнувшее на небосвод молоко богини Геры. Обманом ей подложили младенца Геракла – знаешь такого? – чтобы она кормила его грудью и таким образом даровала ему бессмертие. – Я знаю Геракла, мне папа книжку читал, – вспомнил Никита. – Да, – кивнула бабушка. – Но Гера в гневе оттолкнула младенца, и молоко разлилось по небу. Кстати, Млечный Путь – это еще и название нашей галактики, в которой мы живем. – Нет, Солнечная система! – воскликнул Никита. – Мне папа книжку читал! – Ты и твой папа совершенно правы, – согласилась бабушка. – Но Солнечная система входит в галактику Млечный Путь и вращается вокруг ее центра вместе с тысячами других звездных систем. Примерно как эти мотыльки кружат над твоим фонариком. Никита посмотрел на лежавший на рубероиде фонарик и летающих вокруг него мотыльков: некоторые из них были совсем маленькие и хрупкие, а некоторые – круглые и толстые. – А что там, в центре галактики? – спросил Никита. – Никто не знает. Некоторые ученые предполагают, что там черная дыра. Никита помолчал, задрав голову к небу и пытаясь представить себе черную дыру, вокруг которой вращаются звезды. Наверное, это как игрушечные кораблики в ванне, когда вынешь затычку: они кружат вокруг дыры, в которую уходит вода, и, если вовремя их не вынуть, провалятся в нее и уплывут в канализацию. – А если космический корабль провалится в черную дыру, то куда он попадет? – Этого тоже никто не знает, – ответила бабушка. – Может быть, в другую Вселенную. А может быть, совершит скачок во времени и окажется в далеком прошлом или будущем. – Бабушка, ты ученый? – проговорил Никита. В голове у него уже все перепуталось. – Нет, – засмеялась бабушка. – Я когда-то хотела поступать на астрономический факультет университета, но так и не собралась. – Почему? – Работать надо было. – И кем ты работала? – Бухгалтером. – А это кто? – Ой, – махнула рукой бабушка. – Ну представь: у тебя завод, который выпускает… что ты хочешь выпускать? – Домики для мышат, – сказал Никита первое, что пришло на ум.