Никита посопел и согласился: – Ладно. Шепотом он начал петь песню, которую иногда играл на гитаре папа. Папа, конечно, играл много песен, но эта больше других нравилась Никите. Там были непонятные слова про какую-то дохлую собачку, но Никита заменял их своими собственными словами или просто пел «на-на-на». Бабушка с одобрением кивнула и жестом показала, что можно открывать кран – дракон, похоже, уснул. – Только не переставай петь! – громким шепотом подсказала она. Никита, не прекращая выводить «на-на-на», начал отмывать «жемчужины». Понемногу он увлекся и начал петь громко, в полный голос, с удовольствием выводя мелодию. Бабушка на табуретке качала в такт ногой. Когда последняя тарелка была вымыта, Никита закрутил кран, умолк и повернулся к бабушке. Та сорвала с головы полотенце, взмахнула им как флагом и воскликнула: – А теперь продадим жемчуг и купим себе все что захотим! – Ура! – подпрыгнул Никита. – Я покупаю телескоп! – И бабушка сложила ладони трубкой и приставила их к глазу. – А я – компьютер! – решил Никита. – Думаю, нам хватит еще и на машину! – А на скейтборд? – Спрашиваешь! – хлопнула в ладоши бабушка. – На скейтборд, на сноуборд, на байдарку – на что угодно! Но сначала… – Стоп-стоп! – перебил ее Никита. – Я передумал! Я не хочу компьютер и скейтборд, я хочу с мамой и папой на море! – Отлично! – подхватила бабушка, вставая с табуретки. – Но сначала… – Я хочу на море, – снова перебил ее Никита и тут же осекся. Из него словно выпустили воздух, и он, враз поникнув, прислонился к столу. Прямо как маленький – поверил, что они действительно богаты, что жемчуг, добытый у водяного дракона, был настоящим и мог помочь ему отправиться с мамой и папой на настоящее море. И вот теперь он осознал, что все это – игра, выдумка. – Сначала пойдем за мороженым, – завершила наконец бабушка свою мысль. Она подошла к висящему на гвозде фартуку, порылась в его карманах и достала потертую банкноту и несколько монет. – Не хочу мороженое, – глухо отозвался Никита. – Тогда за квасом. – Не хочу. Бабушка внимательно посмотрела на него и сунула деньги обратно в карман фартука. – Пойдем тогда ветки секатором обрезать, – предложила она. – Я тебя научу. – Не хочу. – Ну ладно, – помолчав, согласилась бабушка. – Если что, я в саду. Никита вышел за ворота. Оли на дороге не было. Зато там обнаружилась ярко-желтая табуретка. На табуретке была нарисована большая божья коровка. Табуретка стояла посреди дороги ровно напротив ворот, и вокруг не было ни души. Никита обошел вокруг табуретки сперва по часовой стрелке, затем – против часовой. Спохватился, что надо было сначала изучить следы в пыли, а не затаптывать их. Теперь-то уже поздно – кроме отпечатков Никитиных подошв, рядом с табуреткой никаких больше следов не осталось. Никита пошел в сад, отыскал там бабушку и сообщил ей про таинственную табуретку. Бабушка почему-то совсем не удивилась, а только вздохнула и велела нести табуретку в дом. Когда Никита явился с табуреткой на крыльцо, бабушка открыла в прихожей низенькую дверцу и щелкнула выключателем. За дверцей оказалась кладовка. Справа толпились трехлитровые банки с вареньем, над ними висели на гвоздях старые кофты и куртки, а слева, поставленные друг на дружку, стояли четыре табуретки. Все они были выкрашены в разные цвета и кое-где расписаны утятами и лягушатами. – Ставь, – устало сказала бабушка. Никита встал на цыпочки и попробовал водрузить желтую табуретку на самый верх башни. Бабушка помогла ему. – А откуда они взялись? – спросил Никита. Но бабушка только невнятно что-то пробормотала и выключила свет в кладовке. – Ни-ки-та! – донеслось с улицы. – Это не ты табуретку принесла? – спросил Никита, выходя на дорогу. Оля ждала его, сидя, как обычно, на своем трехколесном велосипеде. – Какую табуретку? – не поняла она. – Тащи сюда велик, учиться буду. Она поднялась со своего трехколесного и опрокинула его на обочину. На подбородке у нее красовался пластырь, а колени были обильно политы зеленкой. Никита, глядя с невольным уважением на эти колени, попятился и побежал за велосипедом. – Давай ты теперь сама будешь, без меня, – сказал он, вернувшись и передавая руль велосипеда Оле. – Чего, бегать надоело? – поинтересовалась Оля. – Не надоело, – огрызнулся Никита. – Просто ты никогда не научишься держать равновесие, если я все время буду тебе помогать. Точно так же ему говорил папа, когда учил Никиту кататься на двухколесном велосипеде. – О-окей, – протянула Оля, влезая на велосипед. Все повторилось: она падала, поднималась, ехала и снова падала. Когда Никита устал на это смотреть, он сел на дорогу и начал строить из камней крепость. Он решил, что посадит туда мышонка, когда крепость будет готова. – Эй, ты что меня не учишь? – встала над ним Оля. Вид у нее был возмущенный. – Как это… не учу? – поежился Никита. – Не смотришь на меня! Никита помолчал, поставленный в тупик этим восклицанием. – А зачем на тебя смотреть? – спросил он. – Но ты же меня учишь! – потрясла руками Оля. – Я не могу ехать, когда ты на меня не смотришь! Никита со вздохом поднялся. Он послушно смотрел, как Оля едет и падает, падает и едет. Может быть, Олю сейчас загонят ужинать? Но над деревней было тихо, никто Олю не звал. Никита томился. Наконец ему пришла в голову спасительная мысль. – Слушай, мне пора, наверное, – сказал он, подходя к Оле, которая в очередной раз барахталась на земле под велосипедом. – Чего это? – Ветки обрезать вместе с бабушкой, – отводя глаза, проговорил Никита. И, помолчав, добавил: – Могу велик тебе оставить, ты тут пока сама… Оля посмотрела на лежавший на ней велосипед и, побрыкавшись, скинула его. Разглядывая колени, на которых кровь из свежих ссадин смешалась с зеленкой, Оля пробормотала: – Ладно, я домой. Никита почувствовал облегчение. Нагнувшись, он поднял велосипед и провел ладонью по седлу. Оля молча встала, вернулась к своему трехколесному велосипеду и пошла прочь пешком, согнувшись и ведя свой велосипед за руль. – Завтра придешь? – крикнул ей вслед Никита. Оля, не оборачиваясь, пожала плечами. Никита хотел крикнуть ей «пока!», но Оля не останавливалась и не оборачивалась, и он так с ней и не попрощался. Она дошла до перекрестка и, свернув налево, скрылась из вида.