– Лизу! – ответил тот, чувствуя, как горят его щеки и кулаки. Протоня обернулся к Оле. Та застыла, обвела взглядом всю компанию, набрала воздуха и, громко выдохнув, сказала: – Окей. – Так это его Лиза?! – тонким голосом завопил Протоня, указывая на Никиту. – Ты говорила, что сама ее поймала! Вруниха! – Я не… – заговорила Оля, но он ее перебил. – Ты говорила, что она моя будет! – продолжал кричать он. – А выходит, что он… Протоня повернул к Никите искаженное обидой лицо и окинул его таким брезгливым взглядом, что Никита почувствовал себя маленьким и противным. Но это ведь они – Оля и Протоня – должны были быть сейчас маленькими и противными! Это они его обманули. Это они забрали его мышонка, как раньше хотели забрать его велосипед. Никита уже плохо соображал, в голове все смешалось. Оля со всхлипом втянула в себя воздух. – Да отдам я тебе твою Лизу! – прокричала она Никите сквозь слезы и бросилась по дороге прочь. Протоня, дернув плечом, побежал вслед за ней. Онемевший Никита стоял на дороге. Оля плакала? Она никогда раньше не плакала. Даже когда тридцать раз упала с велосипеда. – Никита. Мама взяла его за плечи и мягко повернула к себе. Никита поднял голову, встретил сочувственный мамин взгляд. – Ну дела, – проговорил папа. Они постояли некоторое время, не двигаясь с места и приходя в себя. Потом Никита прошептал: «Пойдем», – и они пошли к бабушкиному дому. «Что за день такой неправильный, – с горечью думал Никита, шагая между мамой и папой и держа их за руки. – Скорее бы он кончился». Но неправильный день и не думал кончаться. Навстречу им от бабушкиного дома быстро шел Степан Король, и лицо Короля было мокро от слез. В одной руке он нес какой-то предмет, походивший на огромного паука с растопыренными ножками, а другой рукой вытирал слезы. Когда Король приблизился, Никита понял, что паук этот вовсе не паук, а тот самый охотник Орион, выточенный из корня дерева и предназначавшийся в подарок бабушке. Но что произошло? Неужели бабушка отвергла подарок? Никита поймал взгляд Короля – и тот в ответ на его немой вопрос грустно покачал головой. – Не надо напрасной жалости, друг, – сказал Степан Король, подойдя. – Я был готов к этому. Твоя бабушка – благородная женщина, и я больше никогда не… Его голос сорвался. Справившись с волнением, он оглядел маму и папу Никиты и отвесил им поклон. – Прошу извинить, – сказал Король. – Ничего, ничего, – смущенно заговорили мама и папа. Король коротко кивнул и, вытянув руку, сунул Ориона Никите. – Возьми себе. Я не могу… не знаю, что с ним делать. Никита выпустил ладони мамы и папы и обеими руками взял Ориона. Степан Король еще раз поклонился и быстро пошел прочь. – Кто это? – шепотом спросила мама, когда плотник повернул на развилке и скрылся из вида. – Король, – ответил Никита, разглядывая Ориона. Выставив левое колено вперед, охотник целился из лука в невидимую дичь. Крепкий, тонкий, смуглый, бесстрашный – вот каким сделал его плотник. Когда мама, папа и Никита наконец дошли до бабушкиного дома и поднялись на крыльцо, бабушка крикнула им из кухни, чтобы они проходили и садились за стол. Никита шепнул маме, что сейчас вернется, побежал к лестнице, протопал по ступенькам в свою комнату и спрятал Ориона под подушку. Он не хотел, чтобы бабушка увидела охотника и узнала, что теперь он принадлежит Никите. * * * После ужина пришел Протоня. Он посвистел, и Никита с мамой вышли к нему на дорогу. Протоня протянул Никите банку с мышонком. В банке лежали носки – такие же грязные, как в тот день, когда Оля забрала мышонка. Но Никите это было все равно – главное, что мышонок вернулся. Он только сейчас понял, как сильно соскучился по зверьку. – Олька сама бы принесла, но мать ее наказала, – проговорил Протоня. – Наказала? – ахнула мама. – За то, что она так долго с вами болталась, – пояснил Протоня. – Давай я пойду к вашей маме, – заволновалась мама Никиты, – объясню ей…. Но Протоня помотал головой. – Все в норме, они пироги пекут, – сказал он. – Они всегда их пекут, когда Ольку дома оставляют. Он помолчал и сказал Никите: – Я бы клетку принес, которую мы Лизе сколотили. Но она к стене прибита. И Протоня, сунув руки в карманы, пошел в темноту. – Пока! – попрощался Никита. – До свидания! – попрощалась мама. Протоня обернулся на ходу и что-то пробурчал в ответ. * * * Спала мама. Спал папа. Спала бабушка – а может, не спала, а сидела на крыше сарая и глядела на звезды. Никита лежал в своей кровати, обнимая банку, и слушал, как шуршит в банке мышонок. Где-то в деревне залаяла собака, за ней другая и третья. Многоголосый лай прокатился над домами и замер. Никита вспомнил о Спутнике, вспомнил его вопросительный хвост, внимательный доверчивый взгляд. Что не спишь? О чем думаешь? – Прости меня, Спутник, – шепотом попросил Никита. – Приходи ко мне иногда. Когда захочешь. Пожалуйста. Воскресенье. Никита уходит из дома, и бабушка тоже Никита проснулся рано утром. В глаза ему смотрел мышонок – сидел в банке за стеклом и не мигая глядел на Никиту. – Ты вырос, – прошептал Никита. – Я тебя два дня не видел, а ты вырос. Мышонок потер лапками нос, почесал за ушами. Обнюхал лежащие на дне банки крошки. Выпрямился, сверкнул глазами-бусинками и снова принялся умываться. – Я знаю, – сказал Никита и тихо, чтобы не разбудить маму и папу, встал и взял банку в руки. На цыпочках он подошел к двери и легонько толкнул ее. Дверь скрипнула и отворилась. Никита ступил на лестницу и начал на цыпочках спускаться. – Ау! – окликнули его шепотом. Никита замер, прижимая к себе банку, и обернулся. Из комнаты выглядывал взъерошенный папа. Он, как воробей, поджимал под себя босую ногу и ежился от холода. – С тобой можно? Они с папой забрались в кусты смородины. Никита осторожно перевернул банку, чтобы мышонок мог выйти. Мышонок не выходил. Никита стал уговаривать и убеждать, что ничего страшного снаружи нет. Мышонок нюхал воздух и не двигался. Тогда Никита сунул руку в банку, бережно взял мышонка и вынул. Посадил в траву. – Прости, надо было раньше тебя отпустить, – сказал Никита. – Найди себе подружку и роди побольше детей. – И не попадайся коту, – добавил папа.