– Хм, – подал голос папа. – Мы тоже просим прощения, Маргарина… Маргарита Васильевна. Мы просто немного испугались. Мама с улыбкой встряхнула Никиту и подмигнула ему: мол, все наладилось, видишь. Но Никита был уверен, что ничего не наладилось. Он был обижен и на папу с мамой – они не поверили в то, что он достаточно взрослый, чтобы иметь дело с плитой, – и на бабушку, которая так легко сдалась и согласилась не подпускать Никиту к огню. – Ну-ка, держи! Перед носом Никиты очутилась огромная миска с тестом. Из теста торчала ложка. – Тесто перемешай, я сырники сделаю, – сказала бабушка. Никита помотал головой. – У тебя отлично получается тесто замешивать, – сказала бабушка. – А вы, – обратилась она к маме, – сходите в погреб за новой банкой варенья. А вы, – указала она на папу, – спилите ту сухую яблоню, которая растет между сливой и крыжовником. Пилу найдете под крыльцом. Мама послушно встала и вышла из кухни. Папа, пробормотав «угу», вышел следом. Никита сел на пол. Бабушка села напротив по-турецки и сказала: – Ну и сердит же ты. Никита молчал. Бабушка пододвинула к нему миску. – Это тесто надо перемешивать изо всех сил, иначе оно тебе не поддастся. Никита бросил на бабушку хмурый взгляд. Бабушка взялась за ложку и принялась быстро-быстро перемешивать тесто. Она все увеличивала скорость, ее рука с зажатой в ней ложкой работала как мотор. – Уф! – воскликнула она, останавливаясь и бросая ложку. – Пальцы свело. Никита протянул руку и взял ложку. Левой рукой ухватил миску. Провел ложкой по кругу сквозь плотное тесто. Сделал еще пару кругов. – Со всей силы, – напомнила бабушка, вставая на ноги. Крепко держа миску, Никита принялся перемешивать тесто. – Быстрее! Сильнее! Р-р-р! – раскатисто зарычала бабушка. Никита прыснул со смеху – уж очень смешно это у нее получилось. – Налегай! Не жалей! Бей! – бабушкины возгласы становились все громче. Никита тоже зарычал – р-р-р! – и принялся работать ложкой с такой силой и скоростью, что в миске образовался тестяной смерч. – Не сбавляй оборотов! О-го-го, что за сила! – крикнула бабушка. Брызги теста полетели в стороны и – шмяк, шмяк, шмяк – приземлились на пол вокруг Никиты. Бросив ложку и откинувшись назад, Никита рассмеялся. Правая рука горела. Бабушка схватила тряпку и, присев, начала вытирать пол. – Лучшее тесто в моей жизни, – сказала она. – В моей тоже! – подхватил Никита, тряся уставшими руками. Спустя несколько минут бабушка уже пекла сырники, Никита накрывал на стол. – Бабушка, ты пойдешь с нами на море? – На море? – переспросила бабушка, не оборачиваясь. – Нет, у меня дел много. – Я думал, ты нам дорогу покажешь, – разочарованно проговорил Никита. – Я плохо помню туда дорогу, – помолчав, ответила бабушка. С улицы донесся вопль – «эй!» – и знакомый голос позвал: – Ни-ки-та! – Вот кто вам дорогу покажет, – сказала бабушка. * * * После завтрака они отправились на поиски моря – мама, папа, Никита и Оля. Мама несла в своем рюкзаке дюжину сырников, два яблока и бутылку воды. Папа нес термос с горячим чаем и фотоаппарат. Узнав про фотоаппарат, Оля тут же начала просить, чтобы папа ее снял. Она забегала вперед и становилась посреди дороги в какой-нибудь странной позе. Вид у нее при этом был донельзя дурацкий, как казалось Никите. Папа отмахивался от Оли и обещал сфотографировать ее потом, при случае, но он не знал Олиного характера. Снова и снова она становилась ему поперек дороги и застывала каракатицей, и папе пришлось сдаться. Он достал фотоаппарат и щелкнул Олю, после чего она ненадолго успокоилась и пошла рядом с Никитой как приличный человек. – Как там Лиз… то есть мышонок? – спросил Никита. – Лиза? Отлично! – отозвалась Оля. – Я над ней опыты ставлю: разумная она или нет. – Какие опыты! – воскликнул Никита. – Я тебе не разрешал никакие опыты проводить! – А запрещал разве? – хмыкнула Оля. Действительно, не запрещал. Ему вообще не пришло в голову, что Оля задумает ставить над мышонком опыты. – Не бойся, – Оля похлопала Никиту по плечу. – Ничего с Лизой не будет. Я просто даю ей несъедобные вещи – бумагу, камешки, пенопласт – и смотрю, съест она их или нет. Если съест – неразумная, если отвернется – разумная. – Пенопласт? – вскричал Никита. – Она его выплюнула, – успокаивающе махнула рукой Оля. – Пока что ни одной несъедобной вещи не проглотила. Надо усложнить опыт: натереть пенопласт сыром, чтобы запах сбивал ее с толку. – Слушай… – начал Никита, но тут их окликнули мама и папа, которые ушли далеко вперед и теперь стояли у перекрестка и не знали, куда сворачивать. – Направо! – крикнула Оля и побежала их догонять. Никита хотел побежать следом, но ему вдруг послышался лай. Он обернулся, окинул взглядом пустую дорогу, поля, далекие деревенские дома, что походили теперь на спичечные коробки, расставленные в кудрявой зелени холмов. Может быть, показалось ему далеко на дороге темное пятнышко – там, у крайнего дома. А может быть, и в самом деле стоял там пес. – Никита! – позвал папа. Никита обернулся – родители махали ему. Никита последний раз взглянул на темное пятнышко у деревни и побежал к ним. «Если это ты, Спутник, то дождись меня, я вернусь вечером», – мысленно попросил он. * * * – Слушай, Оля, а ты уверена, что мы не заблудились? – спросил папа. – Помягче, – прошептала мама, дергая папу за рукав. – Я абсолютно мягок, – ответил ей папа. – Так что ты мне скажешь, Оля? Оля поводила ногой туда-сюда по траве. Папа ждал, скрестив руки на груди. Никита, который переминался в отдалении, вздохнул и пнул попавшуюся под ногу шишку. Лучше бы он уговорил бабушку проводить их до моря. Они уже полдня прошатались по дорогам и перелескам, съели сырники и яблоки, выпили термос чая, а моря все не было. Дважды папа тормозил проезжавшие по дороге грузовики и спрашивал, где тут хоть какой водоем – озеро, водохранилище, пруд. Первый шофер сказал, что ничего такого тут сроду не бывало. Второй сказал, что знает водохранилище в пятидесяти километрах отсюда. Но пятьдесят километров – это слишком далеко. «Они не наши! – возмущалась Оля. – Не здешние! Откуда им знать?» И снова вела их куда-то – налево, направо, через лес, вдоль поля, мимо оврага. Мама и папа обменивались усталыми взглядами и шли следом. Никита брел за ними, сунув руки в карманы. Настроение у него было хуже некуда. Они достигли дороги и двинулись по обочине, засыпанной сухими иголками. – Эй! – послышался папин голос. Никита поднял глаза и увидел, что папа указывает вперед – туда, где на перекрестке стоял щит, а на щите было написано «Мосино» и нарисована стрелка направо. – Это же наша деревня – Мосино! – воскликнула мама. – Идем туда! – скомандовал папа, переходя на трусцу и обгоняя Олю. – Подождите! – запротестовала Оля. – Мы же море ищем! – Уже нет, – отозвался папа, не поворачивая головы. – Мы идем домой. Оля растерянно оглянулась, ища взглядом Никиту. Никита, покраснев, опустил глаза и прошел мимо нее, нагоняя родителей.