— Не возражаешь? — Борис отодвинул стул. Тобиас Клейтон пожал плечами, а Гловер безразлично кивнул. После публикации в «Индепендент» и на сайте «Макдермид Дейли» серии статей, посвященных ходу выборной кампании, выяснение отношений стало неизбежным, а в своем нынешнем настроении Гловер даже желал, чтобы оно произошло наиболее болезненным образом. Его сын, Тим, носивший фамилию другого мужчины, разговаривал с ним всего один раз и только для того, чтобы попросить себе время осмыслить новость. Со времени их единственной встречи прошло уже три недели. — Ходят слухи, что это ты пригрел под своим крылом писаку Макдермида. Голос Мелвилла звучал подчеркнуто небрежно, но Александр заметил, как хищно прищурились его глаза и вздрогнули ноздри. Итак, Борис прочитал последнюю статью Кэти и ему хватило соображения связать воедино цепочку Хью-Кэти-Гловер. Или Лидия подсказала. — Послушай, Александр, — Мелвилл наклонился вперед и понизил голос, — у меня складывается впечатление, что ты лично заинтересован в моем провале. Это так, да? Вместо ответа Гловер улыбнулся своей фирменной «индейской» улыбкой. Да, говорил его взгляд, это очень личное. За вами, Мелвиллами, ого-го какой должок. Лидия забрала у меня сына, за это я сокрушу ее амбиции. Ей никогда не стать женой мэра, и ее муж, которого она столько лет терпела в надежде компенсировать неудачный брак социальным успехом, скатится вниз по той самой лестнице, по которой столько лет карабкался вверх. Не равноценный обмен, признаю, но это только начало. — Что именно тебе не понравилось, Борис? Давай обсудим. Надеюсь, ты получил письмо Макдермида. Отправка писем с предложением опротестовать статью была обычной практикой Хьюго, однако адресаты почти всегда воспринимали ее как утонченное издевательство. В результате, взамен доказательств своей неправоты Макдермид получал ответные письма адвокатов с обещанием засудить журналиста. Между строк же явно читалось желание кастрировать и распять ретивого писаку. Да, попытки были, но, как ни странно, они приводили только к раздуванию скандала и появлению новых нелицеприятных подробностей карьеры тех самых политиков. Некоторым из них это обошлось слишком дорого. Впрочем, кто сегодня о них помнит? Стараясь не обращать внимание на ухмыляющегося Тобиаса, Гловер внимательно смотрел в лицо медленно краснеющего Мелвилла: — Можешь опровергнуть хоть один факт? Или считаешь, что автор статьи каким-либо образом выражает свою неприязнь к тебе лично? Судя по цвету лица Бориса, уже приближающегося к королевскому пурпурному, возразить ему было нечего. И это в очередной раз заставило Александра испытать тайную гордость за Кэти. Действительно, ничего личного, просто перечень законопроектов, которые поддерживал Мелвилл на протяжении всей своей карьеры, начиная с участии в иракской войне до предложения о повышении пенсионного возраста до 67-ми лет и поддержки сланцевиков, собирающихся добывать газ в Северном Йоркшире методом фрекинга. Гловер первым прочитал эту статью с экрана ноутбука Кэти, и должен был признать, что ничем не прикрытые голые факты выглядят не просто зловеще — шокирующе. — Ты его размазала по стене. Просто и красиво. — Ничего себе «просто»! — Возмутилась Кэти в ответ. — Две недели работы в архивах. Надышалась пылью по самые ноздри. Думаешь, все это можно было раскопать в интернете? Нельзя, он знал. Вернее, догадывался, что девушка часто пользуется материалами, собранными еще ее отцом — пухлыми бумажными папками, набитыми газетными вырезками, фотографиями и даже кассетами для магнитофона. Кто-то завещает своим детям в наследство недвижимость и банковские счета. Кэти от Люка Харди достался настоящий пороховой погреб и неуемное стремление докопаться до истины. И заботой Александра стало не допустить, чтобы из-за случайной искры ей оторвало руки-ноги. Пары минут молчания хватило Мелвиллу, чтобы отдышаться: — Чего ты добиваешься, Гловер? Ты же всегда соблюдал правила игры, помнишь? Ты подаешь шарик мне, я тебе. Ты-мне, я-тебе. Что изменилось? — По-носорожьи толстая шкура не мешала Борису иметь на удивление тонкий нюх. — Решил изменить правила? — Наоборот, решил в кои-то веки сыграть честно. Пинг-понг на сковородках мне поднадоел, знаешь ли. — Так как брови вверх поползли не только у Бориса, но и у Тобиаса, пришлось пояснить: — Слышали о парне по прозвищу Амарилло Слим? — Не встретив в глазах собеседников понимания, глотнул из стакана воды и продолжил: — Живя в Вегасе, этот человек прославился заключением разного рода пари. Например, однажды он вызвал на поединок чемпиона мира по настольному теннису. Но по своей привычке оставил за собой право выбора, чем играть. И выбрал сковородки. Месяц потренировался и обставил мирового чемпиона. А потом сказал журналистам: «Мне нравится брать чемпиона и делать из него лоха». Вот этим мы с тобой, Борис, занимались много лет. Только с целым народом. — И у нас это отлично получалось, приятель. — Огромные кулаки Мелвилла лежали по обе стороны тарелки с остывающей говядиной по-веллингтонски. — И тебя все устраивало. — Я был глуп. Слишком увлекся этими играми и, проснувшись однажды утром, понял, что сам не заметил, как меня же и обокрали. Обокрали, вот именно. Кто бы знал, каково это, жить и не догадываться, что много лет назад у тебя украли твое главное сокровище — сына. Гловер чувствовал, как непроизвольно твердеют мышцы лица, сводит от бессильной злобы челюсти, а рот наполняется горькой слюной. Жаль, что Борис этого не заметил, иначе не сказал бы: — Разве я не честно расплачивался с тобой? — И подмигнул, на мгновение став похож на осеннюю вялую жабу, — и не только деньгами. Уже не в первый раз Гловер давил в себе нестерпимое желание засветить Борису в глаз. Пришлось даже опустить руки под столешницу и крепко ухватить левой рукой запястье правой. — Я же говорил, что был глуп. — И, не сдержавшись, брезгливо скривился. — Оно того не стоило. Мелвилл резко выпрямился, словно получив порцию виски в лицо. Клейтон, напротив, наклонился вперед, в изумлении изучая неведомый доселе феномен: Бориса Мелвилла оскорбленного. Следующий жест поразил Тобиаса еще сильнее: схватив со стола вилку, Мелвилл на секунду завис, пристально глядя в лицо Гловера, затем со всего маху воткнул ее в говядину и, с грохотом оттолкнув стул, быстро прошел к выходу. Тобиас Клейтон проводил его задумчивым взглядом: — Не знаю, как насчет сковородок, — спокойно произнес он, — но, судя по приемам, которыми пользуется наш Бориска в своей предвыборной компании, он давно уже перешел к фехтованию на швабрах. Гловер не ответил. Улыбаясь одними уголками рта, он пристально смотрел в широкую удаляющуюся спину, обтянутую серой тканью пиджака. Уже выйдя на улицу, Борис Мелвилл наконец позволил себе оттянуть узел душившего его галстука. Легче не стало. Сняв галстук совсем, он медленно шел к припаркованной за углом машине и сам не замечал, как наматывает шелковую бордовую ленту на кулак. «Оно того не стоило». Женщина, которую он когда-то так сильно хотел и так мучительно добивался, которую научился ненавидеть, когда узнал, что она давно уже спит с другим и не собирается разрывать эти отношения ради сохранения их брака… Эта женщина, даже не оценившая, чего ему стоило принять нынешний порядок вещей… так и не узнавшая, что он пережил, пока не получил на руки результаты теста на отцовства Питера… его Питера. Зато для Гловера она не значила ничего, была всего лишь дешевой подстилкой, и теперь этот наглый говнюк сказал это ему, Борису, прямо в лицо. Он сдохнет, если прямо сейчас не выпустит свой гнев, не утопит его в податливой женской плоти, не выплюнет в молодое беззащитное лицо. Руки уже не тряслись, когда он выбирал в телефоне знакомый контакт: — Алло, Лидия… Мне нужна Марина… да, сейчас. Плевать, что не мой день. Плевать, я сказал! Пришли ее ко мне… и не задавай лишний вопросов. Буду через сорок минут. * * * Под восторженные «охи» и «ахи» кольцо шло по кругу уже в третий раз. Оправа из белого золота и небольшой, но очень чистый бриллиант — при электрическом свете он должен сверкать, как маленькая искра. — Поздравляю, — Кэти улыбнулась и, минуя загребущие руки Нэнси из рекламного и Клер из бухгалтерии, вернула колечко на безымянный палец Эбби Куинлан. — Теперь ты невеста. Густаву хватило ума не упустить свой шанс. — Ну да, — хихикнула в ответ Эбби, — теперь он гундит, что у него ноги мерзнут от страха. — Зато все остальное, надеюсь, горячее, — вставила Нэнси. — Эххх, — она завистливо уставилась на чужое колечко, — если в ближайшее время не встречу хорошего парня, сама себе такое куплю. — Не смеши, — поддела ее Клер, — после выплат по всем кредитам у тебя в кошельке останется разве что на пирожок с повидлом. Нэнси приуныла еще больше. Зато Эбби в своем нынешнем блаженном состоянии готова была посочувствовать даже Серому Волку, не сумевшему переварить Красную Шапочку. Она вытащила из-за воротника джемпера цепочку, демонстрируя странную подвеску — облезлая и слегка тронутая ржавчиной железка с красным стеклышком: — Смотри, это мое первое колечко. В пять лет мама купила мне набор «Принцесса». Диадема и колье приказали долго жить, а колечко я носила даже в школе, пока оно налезало хоть на мизинец. — Красиво живешь, подруга, — засмеялась Кэти, — я свои первые кольца делала сама. Из одуванчиков. И кольца, и диадемы, и ожерелья, больше похожие на каторжные цепи. Делалось это просто: нужно было большим пальцем отстрелить со стебля золотую головку цветка, а сам стебель свернуть колечком и заправить его узкий конец в широкое, истекающее горьким млечным соком, отверстие. Цепями можно было многократно опутать руки и плечи, обхватить место, предназначенное для будущей талии, свесить концы до колен и гордо дышать горечью умирающих цветов, чувствуя себя самой красивой из заколдованных принцесс. Бабушка не ругала за пятна на одежде и руках, но вносить сокровища в дом не позволяла. А после обеда волшебство рассеивалось, и оставленные на пороге драгоценности превращались в кучку бурой травы. Кэти так ни разу и не удалось застать момент, когда ее карета превращается в тыкву. — Это были самые красивые в мире кольца. Эбби, единственная посвященная в историю с предложением Гловера, скептически поджала губы. Она до сих пор отказывалась верить в психическое здоровье подруги, отвергшей брильянт в пять каратов. Даже, не сдержавшись, покричала на эту рыжую бестолочь: — Дурочка, твой парень собирался припарковать на твой пальчик целый феррари! Ты понимаешь, от чего отказалась? Привыкшая к бурному темпераменту подруги, Кэти дала той выпустить пар, а затем плеснула в чашку с кофе щедрую порцию сливок: — Не в кольцах счастье, Эбби. Похоже, в тот день Эбби было не суждено выпить свой кофе спокойно и с удовольствием. Она закашлялась и вытаращила глаза: — А в чем? — Понятия не имею, — честно призналась Кэти. — Но когда я счастлива, я это сразу понимаю. Разве не так? Поэтому сейчас Кэти с чистой совестью спросила подругу: — Эбби, ты счастлива? — Да, — призналась та, слегка порозовев и блестя глазами. — А отчего? Практичная Эбби всегда точно знала, чего хочет и что ей нравится: — Сейчас оттого, что днем на работе я сильная женщина, решающая кучу проблем, а вечером дома — маленькая девочка, чьи проблемы решает любимый мужчина. Вот! А месяцев через семь ее счастье можно будет взять на руки и прижать к груди, подумала Кэти и подмигнула подруге с самым что ни на есть заговорщическим видом. Всем остальным об этом пока знать не полагалось, да Нэнси с Клер тем и были хороши, что умели удержаться от излишних вопросов. Вместо этого они дружно подняли свои кружки с чаем и чокнулись со стаканом апельсинового сока: — Ну, Эбби, за то, чтобы тебе все завидовали, а нагадить не могли. — Отличный тост! — Спасибо, девчонки!