— Уехал? Я кивнула: — Уехал… — Ну и славно, — будто бы не заметила моего настроения женщина. — Отдохнете друг от друга. — Да мы вроде как не устали, — не зная, чем занять руки, я присела на край скамьи. — Соскучитесь, значит. — Ловкие руки споро ощипывали жирную тушку. — Да не волнуйся ты за него, вернется! Куда он от жены-то денется? Да еще от такой. Боги-то вас крепко связали, на совесть! Я лишь грустно улыбнулась, вспоминая тот день. Колени тогда после возвращения обратно в свое тело у меня ныли еще неделю, — шутка ли, такую тушу на себе целый день таскать? — Откуда знаете, что связали? — спросила лишь для поддержания разговора. — А вижу, — хмыкнула Нейя. — Ты думаешь, скрыть получится? Ну, милая, не первое столетие на свете живу, всякого повидала. Тем более на роду мне написано — чужие судьбы видеть. И у тебя, и у него все по судьбе идет. — Все по судьбе… — эхом повторила я, отворачиваясь к окну. Словно отвечая на мои невеселые мысли, по стеклу, точно по заказу, забарабанил дождь. Я задумчиво изучила стекающие ручейки и приуныла окончательно. Дождь вон какой сильный… Куда же он в дождь-то уехал? Мог же и переждать… — Милая! — вернул меня из размышлений резкий оклик. — Ну чего ты? Удивленно взглянув на хозяйку, я пожала плечами. — Ты нос-то утри, — скомандовала она. — Гляди — расселась, глаза на мокром месте! — И вовсе не на мокром, — попыталась оправдаться я, понимая, что актриса из меня никудышная — действительно на мокром. И как это я не заметила? Отвернувшись, я украдкой вытерла щеки. Вот же… — Ступай-ка ты в душ, — велела женщина. — Я полотенца тебе уже положила. Глядишь, вода дурные мысли вымоет. Иди, милая, иди. И печалиться не думай, не для этого сюда приехала. Пожав плечами, я кое-как отодрала себя от скамьи и поплелась на второй этаж. Может, и права хозяйка, после такой дороги помыться уж точно не мешает. Полотенца действительно лежали на кровати — в тон всей обстановке, голубые. Рядом же обнаружился дополнительный сверток, заботливо перевязанный синей лентой. Конверт из дорогой бумаги сиротливо ютился рядом — видать, сдуло ветром. Закрыв окно, я оглядела залитый дождем подоконник и все-таки распечатала послание. «Взял на себя смелость совершить опрометчивый поступок. Надеюсь по возвращении не получить ногой в глаз. М.». Я усмехнулась, вспомнив нашу первую встречу в храме. Да, знатно я тогда его припечатала! Несмотря на герцогские ухищрения, следы синяка угадывались еще несколько дней — правда, только моим, наметанным глазом. Грубая бумага расползлась в стороны, стоило мне только развязать стягивающую ее ленту. Под ней обнаружился второй слой, на этот раз шелковый. Белая полупрозрачная материя сползла набок, а я наконец разглядела содержимое свертка и замерла. Да уж, к такому меня жизнь не готовила. Глава 21 ПЕРВЫЕ ПРИЗНАНИЯ Я опустилась на кровать рядом с сюрпризом и осторожно провела пальцем по дорогой материи. Подарок, вынутый из объятий бумаги, лежал на кровати, пригласительно раскинув рукава. Нет, ничего особенного — узкие манжеты, скромный вырез, украшенный узорчатой кромкой явно ручной работы, струящаяся тонкая ткань. Но дело было не в этом. Он подарил мне платье. Небесно-синее, до одури красивое платье. Не в силах оторвать взгляд от изящной вышивки, я прикусила губу. Поступок мужчины действительно обезоружил меня — кто же знал, что он на такое способен? И кто знает, чем это мне аукнется в дальнейшем. Платье — это серьезно. Скрип двери прервал мои сумбурные мысли. Бабушка Нейя, возникшая на пороге, не спеша оглядела открывшуюся ей картину и только затем сделала беззвучный шаг в комнату. — А я тебе — вот, — она встряхнула другим свертком, поменьше, — платье принесла. Думала, надеть нечего. Меня с кровати словно ветром сдуло. — Надеть нечего, — подтвердила я, забирая у нее легкую ношу, — спасибо большое. Женщина с сомнением оглядела подарок Майлса и покачала головой. Комментировать ничего она, к счастью, не стала, за что заслужила мою горячую мысленную благодарность. Как только дверь за хозяйкой закрылась, я распотрошила принесенный ею сверток. В нем действительно оказалось платье. Простое, домашнее, сшитое из грубой, но теплой ткани. Светло-голубая материя не струилась, предпочитая немного топорщиться, но мне и этого было достаточно. Прихватив полотенца, я посетила небольшую душевую, а затем, вернувшись назад, первым делом запаковала подарок архимага обратно в бумагу, таким образом убрав его с глаз долой. Затем, не желая долго сидеть на месте, облачилась в другое платье, подпоясавшись найденным там же, в свертке, поясом, и по скрипучей лестнице спустилась вниз. Бабушка Нейя все еще хлопотала на кухне. К ощипанной и опаленной тушке, лежащей на столе, прибавились клубни картофеля и зеленые перья молодого лука. — Быстро ты, — оглянулась она на меня, прежде чем наклониться к печи. — Отдохнула хоть? — Да, — улыбнулась я, скромно присаживаясь на край лавки. Правила приличия прямо-таки вопили о том, что я должна предложить свою помощь, но здравый смысл резонно возражал, что без работы я в любом случае не останусь. Так и получилось. — На столе картошка, почисти, — кивнула на клубни Нейя. Я мысленно застонала, но спорить не стала, вооружившись лежащим здесь же ножом. На этот раз процесс пошел лучше — сказалась практика в походных условиях. Сосредоточившись на том, чтобы шкурки были потоньше, я почти пропустила вопрос хозяйки этого уютного дома. — А что слыхать, Локкурс женится? Пристроившись на другом конце стола, бабушка Нейя шустро шинковала морковь. Кончики седых кос согласно подпрыгивали в такт движению ножа. — Женится, — кивнула я, — только там заминка возникла. — Вот как, — словно не удивилась она, — небось опять шарады выдумывают? То чудище страшное принеси, то цветок папоротника из лап василиска вырви… Что на этот раз? — Почти цветок папоротника, — усмехнулась я, проницательность женщины мне нравилась. — Цветочек аленький просит. — Ах, э-это, — протянула моя собеседница, стряхивая нарубленную морковь в неизвестно откуда взявшийся казанок. — А крайний, как всегда, Майлиус. Локкурс сам небось в жизни бы не доехал, все норовит гонца послать. — Майлс не гонец, — невесть с чего обиделась я, — он просто добрый. — Добрый, добрый, — кивнула женщина, — даже спорить не буду. Но балует он их. Им бы своим умом жить — так нет, все норовят архимагов подключить. Что Майлиуса, что друга его, как там его… — Элькара, — подсказала я, беря последний клубень. — Элькара, да. Вот и бегают оба, проблемы решают. Вот и сейчас поехал муженек твой, проблемы там… Нейя не договорила, прервавшись на полуслове. — Какие проблемы? — тихо спросила я. Тревога маленьким червячком закопошилась где-то в районе солнечного сплетения. — Да не бери в голову, — женщина смело махнула рукой с зажатым в ней ножом, — лес не поделили, теперь ругаются. Парламентера требуют. Вот Майлиус и поехал — поговорит, решит… Не волнуйся, не стоит это того. — А чего вы его Майлиусом называете? — спросила я. — Так не любит он сокращений. Его Майлсом только Лоен называет и еще человека три. Да еще вот ты… Ох, — внезапно переключилась она на плоды моей работы, — ну ты и начистила! Глазки-то выковыривай! Миску вон на подоконнике возьми. Я поджала губы, внезапно осознав, что картофельные критерии Майлса были на порядок проще. Упомянутая посудина действительно нашлась там, где было указано. Набрав в нее воды, я без особого энтузиазма занялась поистине медитативным занятием — выколупыванием глазков у очищенных клубней. Спустя час все было закончено. На печи исходил паром припорошенный зеленью суп, в углу, накрытая подушками и для верности еще и одеялом, доходила каша с овощами. Вкусно пахло чесноком. Желудок сам по себе выдал кульбит и протяжно заворчал. — Все! — Нейя быстро развязала передник и по-девичьи беспечно отбросила его в сторону, где он и завис на спинке стула. — Садимся! — А Лоен? — спросила я, вспоминая, что вроде бы лесничий куда-то собирался. Женщина тут же подтвердила мою догадку.