— Не удивила. — Голос Майлса раздался за спиной. Я осторожно покосилась на архимага, но тот разглядывал улицу настолько заинтересованно, что настороженность извинилась и быстро испарилась в неизвестном направлении. — Майлс, — я прикусила губу, прежде чем задать вопрос, — а как получилось, что твои родители — обычные люди, а ты… Насмешливый взгляд послужил мне ответом. — Ты слишком любопытна, если речь идет об интересующих тебя вещах. — Рейгран снова смотрел на улицу. — Это ты к чему? — К своему предыдущему вопросу. — Он отпустил штору и отошел к столу. Смерил меня взглядом. — Ты же знаешь про конфликт на перевале? Я прищурилась. Тема была скользкой. — Что-то слышала, — постаралась придать голосу незаинтересованность. — Что-то связанное с древними богами, что ли? — Что ли. — Он опустился на стул. — Что ли… — повторил, заглядывая в кружку. Перевел взгляд на меня. — Наши маги вошли в союз с Марилоном и после двух лет подготовки решили сдать им Соранский перевал. Как следствие, был полностью скомпрометирован Совет Валигура, что ознаменовалось массовыми казнями. К тому же слишком большое количество валигурских магов загорелось идеями марилоицев, что привело к возрождению некоторых… суеверий. — И поэтому вы все сейчас получаете звания архимагов? Потому что термин «маг» теперь под запретом? Вместо ответа Майлс кивнул — еще ни у одного человека не получалось пить пиво и говорить одновременно, знаете ли. — Если бы перевал был преодолен… Я кивнула. Географию, к сожалению, я знала достаточно хорошо, чтобы понимать, что в случае прорыва обороны на Соранском перевале войска противника хлынули бы в Валигур лавиной, затапливая и погребая все, что встретилось на пути. Тем более как я могла этого не знать?.. — Рена, к тебе пришли! — Махр что есть духу бежал ко мне, прихрамывая на левую ногу. У мальчишки с детства одна конечность короче другой — за что, собственно, он и оказался в пансионе три года назад. — Кто там? — Я бросила недочищенный лук обратно в корзину и покосилась на большую грязную печь. Угли в ней едва тлели, однако тепла здесь было больше, чем во всех помещениях, вместе взятых. — Какой-то господин Ремит. Я молча кивнула. Пожаловал-таки. Не зря писала ему которую неделю. Отчим ожидал меня в холле. Привалившись к стене, он читал потрепанную листовку с очередным бездумным призывом. Он совсем не изменился, разве что морщин в углах глаз прибавилось. Хотя что мне до них… — Чего тебе? — Вежливости мне было не занимать. Но не для него. Ремит отклеился от стены и улыбнулся, обнажив гнилые темные корешки зубов. — Как тебе здесь живется, дочка? Это обращение вызвало у меня рвотный рефлекс. «Дочка» — это значит, все плохо. «Дочка» — это значит, что-то случилось. Так было, когда он продал материнский дом. Так было, когда отвел на скотобойню моего белоснежного Гори. — Лучше, чем дома. — Я плотнее запахнулась в рваное одеяло и с вызовом посмотрела на него. Хотя он и не страдал от моего взгляда. — Мы уезжаем. — Тон из заискивающего разом стал твердым. — Скатертью дорожка, — не стала лишний раз демонстрировать фальшивую любовь. Все равно сволочь есть сволочь, как ее ни называй и кем она тебе ни приходится. — Ты не поняла, — покачал он головой. Давно не мытые лохмы склеились и теперь висели ветхой паклей. — Ты едешь с нами. Мир вокруг пошатнулся, но устоял. — Я не поеду, — твердо сообщила я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. — Поедешь. — Отчим даже не пытался спорить. — Помни, что ты несовершеннолетняя, а значит, под моей опекой. Я разговаривал с госпожой Миррой, она дала добро. Собирайся, я жду полчаса. Мир пошатнулся повторно, но я не стала его удерживать. — Если бы перевал был преодолен, то половина Валигура была бы стерта с лица земли, — бездумно оттарабанила загодя заученную фразу. И сколько раз она спасала меня от дальнейших разговоров, вызывая совершенно разную реакцию у собеседников, — от громового хохота до зубовного скрежета. Впрочем, после этого меня неизменно оставляли в покое, считая неудавшейся идиоткой. Что мне и требовалось. — После разрешения конфликта нам всем были пожалованы титулы. Мне досталось гордое звание герцога. Впрочем, как и Элу, — проигнорировал мою цыганочку с выходом Майлс. В комнате резко похолодало. Во рту пересохло, а руки, кажется, затряслись. — Ты… ты входил во фронт подавления? — Голос резко заявил о своей несостоятельности. Новость была шокирующей. Безумной, сумасшедшей. Смалывающей в пыль остатки надежды на то, что, возможно, мне удастся выскользнуть из цепких лап этого брака без последствий. — Так уж вышло. Нас никто не спрашивал. Были скомпрометированы почти все маги — Совет, герцогства, даже до мелких городов добрались. А до академии их упаднические теории еще не докатились — мы ведь на отшибе. Поэтому у власти не было выбора. Он замолчал, а я застыла, пытаясь осознать только что прозвучавшие слова. Если конфликт был десять лет назад, то… — Сколько тебе было? — Мой голос звучал хрипло. — Когда все закончилось, мне как раз исполнился двадцать один год. — Рейгран криво усмехнулся. — Значит, когда все началось, тебе было, — я помедлила, обдумывая ужасающую цифру, — двадцать? — Верно. — Майлс кивнул. — Элу тоже. Я выдохнула. В груди заскребло все, что может заскрестись. Кружка со стуком опустилась на подоконник. Мысль о том, что в чудовищной бойне, произошедшей по банальной жажде… всего, в качестве решающей силы принимали участие вчерашние дети, выбила меня из колеи. Словно пытаясь согреться, я обняла себя руками. — Не бери в голову. — Майлс подошел незаметно. — Без того, что было, вряд ли бы мы стали теми, кем являемся сейчас, — тихо сказал он. Я замотала головой: — Нет, но как же… Я знала про конфликт. Про кровопролитный бой, после которого наступил долгожданный мир. Про подлость захватчиков и мужество обороняющихся. Но в самом страшном сне я не могла представить, кто защищал наше королевство. Я не помню, сколько я простояла, бездумно глядя на улицу, на холодную мокрую брусчатку. На улице совсем стемнело, но свет мы так и не зажгли. Комната постепенно погружалась в темноту. — Майлс? Архимаг обнаружился за столом, рядом с бочонком. Услышав меня, он оглянулся. — Что? — А что было… потом? — Мне было сложно задавать этот вопрос. — Ничего, — пожал плечами мужчина. — Отстраивали перевал. Доучивались. Жили. Но ты слишком остро реагируешь на призраки прошлого. Я передернула плечами: — Знаю. Просто… сложно поверить. — Не надо верить. — Мужчина отодвинул стул, приглашая меня сесть, но я лишь покачала головой, падая в кресло — то, где не было видно моего лица. Посидела, собираясь с мыслями. После такого откровения я не могла просто уйти. Значит, придется… Черт, как же сложно… — Мои родители погибли, — прикрыв глаза, сообщила я непреложный факт, о котором старалась даже не вспоминать. — Отца с братом, когда мне было три, завалило в каменоломне, мать — через семь лет. Пневмония. Я осталась с отчимом. Ответом мне была тишина. Рейгран не издал ни звука, но я точно знала, что он слышит меня. — Меня отдали в пансион девиц в одиннадцать. — Я усмехнулась, словно мое лицо было видно кому-то. — И я провела там семь лет. Почти семь лет. — Но срок обучения же девять? Или я ошибаюсь? — Кому оно надо, это обучение? — хмыкнула я. — Драить пол я умею. Мыть окна — тоже. Картошку, правда, чистить не научилась — впрочем, ты это и так знаешь.