Он потряс передо мной банкой пива, я взяла ее, потом его рука на моей талии ослабла, и я соскользнула с его колен. — Боже, это смешно, — пробормотала я, открывая банку пива. — В прошлый субботний вечер ты не казалась мне такой напряженной, — пробормотал Тэк, потянувшись за пиццей. — Я пила текилу в прошлый субботний вечер. Он повернул голову ко мне, встретившись с моими глазами, голос стал мягким и низким, когда он сказал: — Детка, не обманывай меня. Прошлый субботний вечер совсем был не связан с текилой. И тут он был прав и это было полный отстой. Он говорил немного странно, будто для него это имело важное значение, и это меня пугало. Поэтому я уставилась в его глаза, молча сделав глоток пива. На вкус пиво было классным. Я поставила банку на стол, взяла тарелку и положила кусочек пиццы. Затем я стряхнула с куска пиццы почти все сосиски и поднесла его ко рту. И подняла глаза на Тэка, который внимательно наблюдал за мной. — Ты не большая любительница сосисок? — заметил он. — Сардельки, копченые колбаски, да. Колбаса в виде пирожка с блинами на завтрак, можно даже повторить. Сосиски на итальянской пицце? Ну, немного можно. — И я засунула пиццу в рот и откусила большой кусок. Пицца «Феймос». Самая... чертовая... лучшая пицца. Я откинулась на подушки с тарелкой и принялась жевать. Тэк тоже откинулся на спинку, спросив: — Пепперони? Я молча кивнула. — И оливки, — добавила я, закончив, — и грибы. — Справедливое замечание, — пробормотал он, поднял ноги и положил их рядом с коробкой пиццы на мой кофейный столик. Я готова была уже удариться в тираду, когда он положил свои ботинки на мой столик, но откусила еще один кусок пиццы, держа его над тарелкой у груди. Затем отметила про себя, что пицца «Феймос» творит чудеса, полностью подавив мою готовую сорваться с языка тираду. Затем, поскольку я была идиоткой, вдруг спросила: — Наоми рыдает из-за меня? — Ага, — ответил Тэк с набитым ртом. — Но почему? — Ей не нужна причина, Рыжая. Она может начать рыдать, потому что взошло солнце, а потом, когда оно садится. Она просто стерва. — Почему ты женился тогда на ней? — Спросила я, прежде чем откусить еще кусочек, он повернул голову и посмотрел мне в глаза. — Ты была замужем? Я отрицательно покачала головой, и его брови поползли вверх. — Без шуток? Я прожевала, проглотила и подтвердила: — Без шуток. — Почему? Я пожала плечами и откусила еще кусочек. — Детка, серьезно, почему ты не была замужем? Мои глаза встретились с его, и голос изменился, он стал мягким, когда я сказала: — Это тебя не касается. Он не сводил с меня глаз, причем очень долго. Затем спокойно ответил: — Логично. Я была удивлена, что он согласился. И была так удивлена, что даже растерялась. И в то же время была тронута. Было очень мило с его стороны не выпытывать, оставить все как есть, потому что я так этого хотела, для меня было открытием, что Тэк способен отступить в нужный момент. — Так почему же ты женился на ней? Мне кажется, она не совсем в твоем вкусе, — решила я вернуться к интересующей меня теме. — А какой у меня вкус? — спросил он. — Не та, которая кричит на тебя и преследует, — ответила я. Он откинул голову на спинку моего дивана и расхохотался. И у него был отличный смех. Он был таким же глубоким и хриплым, как и его голос. А еще он здорово смеялся. И то, и другое я заметила еще в прошлый субботний вечер. Мне еще тогда понравился его смех, но сейчас в моей гостиной мне его смех понравился еще больше. О боже. — И что? — Подсказала я, пока он смеялся. Смех Тэка перешел в хихиканье, он откусил большой кусок пиццы, прожевал, проглотил и снова посмотрел на меня. — Она вышла замуж за солдата, а потом оказалась женой генерала, — наконец ответил он. — Что? — Есть солдатские жены и есть генеральские. Наоми не была генеральской женой. Ей нравилось плыть по течению, она не любит головную боль. Генералу нужна жена, которая справится с головной болью, сделает все, чтобы ему стало лучше, а не хуже. Я была не уверена, что понимала то, что он говорил, но мне показалось, что суть понимала, наклонившись вперед, чтобы взять банку пива, склонив голову, чтобы он не мог видеть, скрыв выражение лица спадающими волосами, спросила: — Поэтому ты ей изменял? — Так говорит она. Я посмотрела на него через плечо. Он увидел, что я на него смотрю, снял ноги со стола и тоже наклонился вперед. Положив локти на колени, повернул голову, как ни странно, поделился своими мыслями. — Я подал на развод, Рыжая. Она сопротивлялась, не хотела разводиться со мной. Не знаю почему. Она была несчастна, делала несчастным меня и несчастными моих детей. Жизнь слишком коротка для такого дерьма. После того как она поняла, что ей меня не победить, она начала причитать, что я ее бросил, распространяя это дерьмо повсюду и так усердно его распространяя, что убедила саму себя. Честно? Он замолчал, и я поняла, что он хочет, чтобы я ответила на его невысказанный вопрос, хочу ли узнать правду. Я выдержала его взгляд, задержала дыхание и кивнула. Он слегка наклонился ко мне, его нога переместилась, колено коснулось моего, и Тэк продолжил: — Она превратилась в суку, и я разозлился. То, что у нас было вначале, было хорошим. Так хорошо, что я подумал, что так хорошо будет всю жизнь. Вскоре после того, как только мы поженились, она начала меняться, и все стало плохо, и это все благодаря ей. Она знала, кто я такой, и знала, чего я хочу от жизни, не я изменился. И меня бесило, что она все только портила. И злило меня еще больше, потому что все обернулось так плохо, как и получилось, а все, дорогая, было чертовски плохо. То, что ты видела, было верхушкой айсберга с Наоми. Она срывается на слезы, она — просто ад на колесах. Так что, должен тебе сказать, я продумал. И понял, что не хочу возвращаться домой к ней и хочу иметь кого-то в своей постели, кто не выворачивал бы мне яйца. Так что не могу сказать, что не искал другую женщину, но прежде чем искать, я отпустил ее. Когда-то она была хорошей женщиной, но неважно хорошей она была или плохой, ни одна женщина не заслуживает такого дерьма. О, черт, это был действительно хороший ответ. Я выдохнула, кивнула, схватил свою банку пива, сделала глоток, затем схватила еще один кусок и откинулась на спинку дивана, положив ногу на ногу. Я почувствовала, как он откинулся назад, когда я стряхивала еще одну сосиску с пиццы, мои глаза скользнули к нему, и я почувствовала, что должна что-то сказать. Он был устрашающим чуваком байкером, но он выложил мне все честно и открыто. Поэтому я тихо сказала: — Это отстой, Тэк. Мне жаль, что так получилось, и жаль, что она все еще вмешивается в твою жизнь. — Лучше пусть вмешивается в мою, чем в твою, — пробормотал он, и это тоже был хороший ответ. — Это все равно отстой, — заявила я, и его глаза встретились с моими. — Да, — тихо согласился он. — Хуже всего то, что в своей миссии сделать меня несчастным она втягивает моих детей. Без задней мысли. Вот это настоящий отстой. Я склонила голову набок, чтобы выразить свое согласие, затем посмотрела на свою тарелку и откусила кусочек пиццы. Затем я услышала, как он приказал: — Включи телевизор, Рыжая, — отчего я тут же перевела на него взгляд. — Что?