— Давайте. Вперед вырывается Славек, Мариан, отставая, отчаянно баламутит воду. Девчонки прекращают возню и смотрят на плывущих. Петрек нажимает, надо отличиться, раз уж они состязаются. Неизвестно, почему финиш оказался на мелководье, где купались девчонки. Славек — первый, Петрек — второй, Мариан — третий. — Слабак, — замечает кто-то из подруг Эли. Мариан бледнеет. — Сама плавает как бревно, животом по песку, а с замечаниями лезет. Сперва научись, а потом болтай. — Спортсмен! Смотри, как бы тебя не взяли на Олимпийские игры. Мариан вроде бы препирается с девчонками, но Петрек чувствует, что это вовсе не перебранка и что Мариан ждет случая, чтобы сказать нечто важное. И он оказался прав. — Ну как? Будешь сегодня учиться плавать или нет? Вопрос повис в воздухе, но немного погодя ответила Эля: — Буду, но не с тобой. Славек меня научит. Или Петрусь. На что Мариан ответил каким-то не своим, утробным голосом: — Хорошо. Но смотри, чтобы не пожалела. Потом они сидели втроем на берегу. К котлованам стекались целые орды купальщиков, мамаши с детьми, парни, съезжавшиеся со всех сторон света на рокочущих мотоциклах, девицы в убийственно ярких купальниках, наконец, почтенные отцы семейств, вооруженные на всякий случай удочками и ведерками (здешняя легенда гласила, что кто-то когда-то поймал в котлованах такую громадную рыбину, что удочку тащили шестеро мужчин и едва вытащили). Время было послеобеденное, когда обитатели поселка позволяли себе короткую передышку перед вечерними хлопотами со скотиной. — Были бы карты, сыграли бы в шестьдесят шесть. — Лучше в тысячу. — Можно в тысячу. Но я бы сыграл в подкидного. — Во что? — В подкидного. — Детская забава, — зевнул Мариан. — Еще окунемся? Почти вся поверхность котлована кишит купающимися, не найдешь свободного места. — Надо подождать. Возле них остановился железнодорожник и, поразмыслив, размотал леску с удилища. — Чур, не буянить, молодые люди, — предупредил он. — Рыба любит тишину. Ребята засмотрелись на поплавки. Когда кто-нибудь подплывал слишком близко, железнодорожник вскрикивал: — Не пугайте рыбу! Поплавок неподвижно маячил на воде, наконец, мелко задрожал, подпрыгнул. — Подсекайте, — зашептал Славек. Не горит, — тоже шепотом ответил рыболов, но подсек, на крючке затрепетала рыбешка, уклейка, с палец. Железнодорожник отцепил ее, бросил в сетку и снова поплавок заколыхался на воде. — На пшеницу ловите? — Да, а что? — А мой дядя только на тесто. — Надо знать, когда на тесто, когда на пшеницу, — назидательно проговорил железнодорожник. — Рыбу надо удить умеючи, сама не поймается. Сноровка нужна. Поскольку рыбы почему-то обходили крючок, терпеливо мокнущий в воде, мальчишки начали подталкивать друг друга, понарошку, шутя, потом все больше, уже всерьез. — Тихо, ребята, иначе удилищем попотчую! Наконец Мариан отошел и словно невзначай остановился возле девчонок. Они подбрасывали пригоршни гальки так ловко, что камешки почти нельзя было разглядеть. Мариан, видимо, что-то сказал, так как девчонки завизжали от возмущения, но вскоре утихомирились, и он присел рядом с ними на корточки, то ли как зритель, то ли как участник игры. — Пойдем к нему? — Ты что? Стал бы я играть с девчонками! — вполне искренне возмутился Петрек. Теперь, после купания, золотоволосая (какая там золотоволосая — рыжая!) была ему совершенно безразлична и ее пискливые подружки также. Просто удивительно, что Мариан любой ценой хочет втереться в эту визгливую компанию, охота ему тратить время впустую. — Мне пора домой. Когда Петрек взялся за велосипед, Эля, не глядя, бросила через плечо: — Мог бы и оставить. Мне неохота топать пешком. Она сказала это так, словно ничуть не сомневалась, что Петрек оставит ей велосипед, и даже не взглянула, подчинился ли он ее требованию или нет. Крутя руль, он долго петлял среди отдыхающих на траве вокруг котлована, объезжал аккуратно сложенную одежду и сумки, невесть чем набитые, пока наконец не выбрался из хаоса и ощутил под колесами гладко вытоптанную дорожку. — Где ты был? Какую-то секунду Петрека подмывало малодушно солгать, поведать дедушке удивительную историю о встрече с новым таинственным другом, круглым отличником, самой подходящей для него компанией на время каникул, но вопреки себе чистосердечно признался: — Был у Лесневских, потом на котлованах. Брови дедушки вытянулись в одну линию, необыкновенные брови, клочковатые, совсем белые, похожие на птичьи перья. — Забыл о разговоре с отцом? Он запретил тебе ходить на котлованы и к Лесневским. — А ты, дедушка? — Я это я. — Запрещаешь? — Не то чтобы запрещаю, а не одобряю, вот что. Отца надо слушаться. Отец знает, что запрещать. — А чтобы я делал, если нельзя ни к Лесневским, ни на котлованы? — Всегда бы что-нибудь нашлось. — Мелкие морщинки лучисто и весело сбежались у глаз. — Скучает только глупец или плохой человек. — Тут дедушка вздохнул и добавил: — Ведь я тебя ни привязывать, ни запирать в чулане не стану. Дедушка явно одобрял в душе дружбу Петрека с семейством Лесневских и, кроме того, считал, что купание в котлованах не угрожает никакими страшными последствиями. Но это вовсе не означало, что кто-либо мог высказать вслух мнение, противоречащее мнению отца. — Когда Муцек вернулся, я сразу понял, что ты засиделся у Лесневских. Впрочем, он сказал мне это. Неизвестно — в шутку или всерьез рассказывает дедушка о разговорах с Муцеком, лучики морщинок дрожат от сдерживаемого смеха. — Он сердится. Ведь ты обещал ему купание. Наверняка вовсе к тебе не подойдет. Упрямый пес, разве что извинишься перед ним. И действительно, Муцек залез под дедову кровать, виднелся только кончик рыжего хвоста. — Ну, проси прощения, коли сумеешь. Тщетно гладил Петрек пушистую шерстку и обещал Муцеку поход с утра на котлованы, пес каменел от гнева и возмущенно отворачивался. — Оставь его, внучек, уж если заупрямился, то — напрочь. Мой руки и садись к столу. Как-нибудь поладите. Крупными каплями сочится мед на пальцы, благоухает солнцем, светлый, почти прозрачный. — С черешневого цвета собран, с яблонь, вишен и груш. Садовый мед у нас самый первый, но бывает и более ранний, лесной, с елового цвета, с весенних лесных цветов собранный. Только для такого меда лес нужен, а тут леса днем с огнем не найдешь. Несколько елок на пустоши — это не лес, а недоразумение. А знаешь, внучек, когда я в твоих годах был, то и здесь еще лес шумел. Во время дедушкиного рассказа Муцек высунул из-под кровати лисью мордочку, внимательно прислушался к словам хозяина.