Часть 23 из 29 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ешь, — обращается к ней Петрек сдавленным шепотом. — Раз взяла, должна съесть.
— Не должна. Ты тоже не ешь.
— Я — это другое дело.
— А откуда ты знаешь, что я — не другое дело.
— А вот знаю.
— Лилюся, расскажи коллеге, что ты видела на экскурсии. — У матери Лилюси светлые волосы, почти белые, на запястьях рук позванивает множество серебряных колец, она ест с большим аппетитом, охотно смеется. — У Лилюси прекрасная память.
— И что ты видела?
— Много чего.
— А конкретно? — У Петрека большое желание разозлить эту Лилюсю, поэтому он спросил, что она видела, и поэтому спрашивает ее дальше, хотя он вовсе не интересуется ее впечатлениями от путешествия.
— Конкретно можешь посмотреть в учебнике географии.
— Представь себе, я уже смотрел.
— Вот и хорошо.
— Ты всегда такая остроумная?
— Такая же, как ты.
Взрослые горячо обсуждают ту самую пани Малиновскую, которая переодевалась трижды в день. Говорят, что это двоюродная сестра кого-то из отдела кадров, страшно нахальная, абсолютно не воспитанная. Просто скандал, что пришлось путешествовать в таком обществе! Как будто важнее этих ее тряпок в мире ничего нет! Вы представляете себе, она отказалась от коллективной экскурсии на виноградник, она боялась, что измажет свой брючный костюм. И два часа сидела в автобусе на жаре, так ей и надо!
— Мне хочется когда-нибудь поехать в деревню, — неожиданно тихим голосом произносит Лилюся.
— А ты ни разу не была?
— Я была в Криннице Морской, но давно, и это, в общем, не деревня.
— Ну и глупо, что не была. Поезжай когда-нибудь.
— Может быть, когда стану взрослой.
К торту она больше так и не притронулась.
— Ну что ж, дорогие хозяева. Мы тут заболтались, а завтра рано на работу. Теперь вы должны нас обязательно навестить когда-нибудь. С сыном, разумеется. Сердечно приглашаем.
— Благодарим за приглашение.
После ухода гостей отец сердито говорит:
— Какой тон! Кто бы подумал! И машиной не могли не похвастаться.
— А Петрек, конечно, извозился, как поросенок. О! О! — Действительно, на кремовых рукавах видны следы соуса и взбитых сливок. — И слова никому не сказал.
— Дочка Янковских тоже ничего не говорила.
— Извини, Генек, но она поздоровалась, как человек, локти на стол не ставила, соусом не облилась. В этой твоей деревне ребенок совсем одичал, страшно его людям показывать.
— Почему в моей? Ты сама предложила, чтобы его опять туда отвезти. Я был против, если ты соизволишь себе припомнить.
Когда отец говорит почти шепотом, это значит, что он задет за живое.
— Против! Против! Но я не помню, чтобы ты предложил что-нибудь другое. Ведь нельзя оставить ребенка одного на месяц в пустой квартире.
— Я у себя на работе достал путевку в лагерь, и ты могла бы постараться на первую смену.
Чем тише говорит отец, тем больше повышает голос мама.
— Сколько раз я могу повторять, что у нас ограниченное количество мест? Мне дважды отказали! Ты не помнишь?
Каким-то образом они все же приходят к согласию, что действительно и в этом году Петрек должен был поехать к дедушке, не о чем спорить. В их споре нет ничего необычного, это повторяется каждый год после их возвращения из поездки… Маме всегда надо сказать что-нибудь об этой твоей деревне и о том, что Петрек совсем одичал за три недели, а отец начинает отвечать шепотом и доказывать, что идея послать Петрека к дедушке принадлежит маме. Странно только то, что сегодня разговор проходит в присутствии Петрека, обычно родители разговаривают, отправив его спать. Это не значит, что он их не слышит, но, по крайней мере, они могут так считать. Сегодня так считать нельзя.
— Ну, ты сам видишь, как нам из-за тебя туго приходится! — Зевая, отец перекладывает на Петрека часть вины за свое препирательство с мамой. — Хлопот с тобой много, а что взамен?
Когда наконец все утихает, Петрек прокрадывается в кухню и забирает остаток торта к себе в комнату. При свете уличных фонарей и фар от проезжающих автомобилей он ест сливки и смородину, не ощущая никакого вкуса.
Ветеринар в деревне говорил о счастье, что-то очень важное было в его словах. Дедушка уверял, что для него сад — это не просто сад, а что-то совсем другое, правда, он не объяснил, что именно. Для родителей сад был местом, где растут сочные ягоды, фрукты и овощи, при случае их можно взять в Варшаву, угощать гостей, консервировать, они ничего не стоят и гораздо лучше, чем из магазина. Ну, а для него, Петрека? Что для него значат дедушкины сад и дом? Что?
…На вокзале толпа взволнованных родителей. Похоже было, что кругом одни только родители, отъезжающие в лагерь дети совсем потерялись в их толпе. Потом оказалось, что есть и они, навьюченные сумками и чемоданами. Суета в вагоне, и наконец все в порядке.
— Напиши!
— Смотри не простудись!
— Я положила тебе запасной свитер.
— У тебя в рюкзаке открытки с написанным адресом.
Ребята высовывались из окон, обещали, что напишут, что не простудятся и что будут носить сразу по два свитера.
— Слушайся воспитателя, не капризничай за едой и не делай глупостей. Держись!
— До свидания, Петрусь!
В лагере было все как обычно. Та же школа, огороженная проволочной сеткой на бетонных столбах, те же кровати, расставленные в классах, то же озеро, а точнее, тот же кусочек озера, также тщательно огороженный. В самом глубоком месте вода доходила Петреку чуть выше пояса, нечего было и думать о том, чтобы толком поплавать. Те же самые прогулки по лесу и игра в футбол на спортплощадке. Играли не все, некоторые торчали в клубной комнате у телевизора. Стол для настольного тенниса был только один, а разных игр несколько комплектов. И шахматы те же самые, что и в прошлом году, в одной коробке не хватало черной ладьи и двух пешек.
Но вместо знакомой по прежним годам воспитательницы появился новый воспитатель, с бородой, вооруженный фотоаппаратом с огромным полуметровым объективом, который он все время носил на шее. В воспитателе не было бы ничего необычного, если бы не один разговор, состоявшийся в конце смены.
— Ты не хочешь выступать на торжественном костре? — Задавая этот вопрос, воспитатель развинтил объектив и выложил на столе несколько колец с винтовой нарезкой и несколько матовых линз. — У меня такое впечатление, что ты спишь на ходу.
— Я не сплю.
— Я не имею в виду настоящий сон. Ты ешь, ходишь купаться, играешь в футбол. Вроде бы все в порядке, никаких педагогических проблем с тобой нет, но у меня все время такое впечатление, что ты витаешь где-то в облаках.
Да, это правда. Все время Петрек был как бы в другом месте, он написал даже несколько писем, одно из них Эле. В письмах не было ничего особенно важного, но в них повторялось слово «помню». В один и тот же день он послал письма Эле и дедушке. Дедушке он написал почти три страницы мелким почерком. Бесконечные вопросы: как Муцек, что с пани Михалиной, приезжал ли еще ветеринар, созрели ли уже сливы, что теперь цветет, не сердится ли дедушка за ту историю?..
Самый главный вопрос не был задан, потому что Петрек просто побоялся его задать. Впрочем, он не верил, чтобы то, о чем он хотел спросить, могло случиться. В июле никогда не идет снег, солнце не восходит посреди ночи, на ивах не растут груши, а рыбы не разгуливают по улицам. То, что невозможно, не должно случиться, разве что в кино или в книжках, но это совсем другое дело.
Но факт оставался фактом. Петрек витал мыслями далеко, а воспитатель это заметил, поэтому и состоялся разговор.
— У тебя какие-то неприятности?
— Нет.
— Исправлять двойки, насколько я знаю, тебе не надо. Что-нибудь неладно дома? — Он сложил вместе два кольца и свинтил их. — Если не хочешь, можешь не отвечать, я просто так спрашиваю, из любопытства.
— Я хочу ответить.
— Так что же это означает?
— Что?
— Твоя спячка. Только не говори, что тебе скучно. Всему старшему отряду скучно. Лагерь — это прекрасно для малышей, но вам здесь нечего делать. Я хотел достать для вас яхту, организовать марафонский заплыв, отправиться с вами в многодневный поход, и ничего из этого не вышло. Безопасность, простуды, нарушение системы трехразового калорийного питания… Одним словом, безнадежное дело. Так что скучно всем, а не тебе одному.
— Наверное.
Что-то не получилось с кольцами и линзами. Объектив был уже собран, а на столе одиноко лежала еще одна забытая линза.
— Смотри-ка, лишняя, неизвестно, что с ней делать! Какие неприятности могут быть в твоем возрасте, если учесть, что отметки у тебя приличные, дома все нормально и здоровье в порядке? А ты выглядишь так, словно у тебя все время болят зубы.
— Зубы у меня не болят.
— А выглядишь так, словно болят.
Может быть, сказать бородачу, о чем Петрек постоянно думает?
— Потому что я хочу, чтобы все осталось, как есть.
— Объяснил, называется. Теперь мне все стало ясно. — Улыбка исчезла в бороде. — Что должно остаться так, как есть?
book-ads2