— Надень костюм. Только, ради бога, не испачкайся! Пиджак от костюма кремового цвета, с блестящими пуговицами, к нему положена белая рубашка, белые гольфы и галстук-бабочка, короткие брюки с остро заглаженными складками. Костюм пачкается очень легко, нужно постоянно следить, чтобы им о что-нибудь не обтереться, чего-нибудь не зацепить, куда-нибудь не сесть. Собственно говоря, в этом костюме можно только стоять, словно аршин проглотив, и сдувать невидимые пылинки с кремовых рукавов. Петрек терпеть его не может, а мама его очень любит. — Наконец-то ты выглядишь как человек. Отец приносит с собой бутылку вина, коньяк уже есть, привезен из Румынии, целая, непочатая бутылка. — Мне кажется, не совсем удобно подавать этот коньяк, из экскурсии. — Я не подумал об этом, — огорченно говорит отец. — В самом деле, это не очень красиво. Однако вид уже накрытого стола возвращает ему хорошее настроение. — Ничего, все в порядке. Это ведь не Михальский или, скажем, Пшибала, главный инженер. Те другое дело. А для Янковских сойдет то, что есть. Когда слышишь такой разговор, что-то подступает к горлу, хочется крикнуть, разбить компотницу с компотом, нарочно испачкать кремовый пиджак с блестящими пуговицами. Во всяком случае, у Петрека появляется такое желание, хотя он уже не раз слышал подобные разговоры. На столе красуются разноцветные, украшенные ломкими зелеными листиками и дольками яйца салаты, розовые ломтики ветчины, тонко нарезанный батон, коробки рыбных консервов. На подоконнике дожидается своей очереди огромный торт, увенчанный короной из взбитых сливок. Легко подрагивает смородинное желе, через которое просвечивает послеобеденное солнце. Это смородина из дедушкиного сада, та самая, которую собирала мама под моросящим дождичком. Она себе росла, созревала, а здесь вдруг превратилась в торт, который стоит на девятом этаже, над шумной улицей, далеко от сада, от кустов, от тамошнего солнца. — Я прошу тебя, Петр, не гримасничать. Веди себя прилично, для меня это важно. Если бы Петрек попробовал объяснить, о чем он думает, родители очень удивились бы. Отец, скорее всего, сказал бы, что нормальным людям такие вещи в голову не приходят, что с кем поведешься, от того и наберешься, имея в виду Лесневских. Разве не все равно, откуда взялась смородина для смородинного торта? — Здравствуйте, здравствуйте! О, новое платье! Лилианка, это Петрусь. Проходите, пожалуйста, в комнату. Ах, я прошу извинить, наш сын ужасный дикарь, мальчик в этом возрасте, вы понимаете… У Петрека нет причин не любить семейство Янковских с их хорошо воспитанной дочкой Лилианой, которые пришли в гости к родителям, но он не любил их заранее — и смотрит волком. — У вас уже такой взрослый сын? Никогда бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами. Как удались каникулы, молодой человек? Противно все, но «молодой человек» просто непереносимо. — Петрусь был в деревне. — А Лилюся всегда ездит с нами. Я не смогла бы оставить ее одну. — За Петром в деревне прекрасный уход. У свекра собственный дом в дачной местности. — О, тогда я вам завидую. Мы с женой мечтаем иметь домик где-нибудь недалеко от Варшавы и садовый участок. — А вы уже слышали, что Михальский купил участок на Заливе? — Не может быть! — Мне сказали об этом, как о деле решенном. — Вот так. Сначала машина, потом дача, все, как положено. Честно говоря, я завидую. Иметь участок — это прекрасный отдых. Участок с лесом? — Признаться, я не спросил. Эта Лилюся темноволосая, высокая, выше Петрека, худая, как щепка. Не похоже, чтобы она чувствовала себя уверенно, скорее, она испугана и, наверное, охотно сбежала бы отсюда, если б могла. — Угощайтесь, пожалуйста. Коньяку? Марка нам всем хорошо известна. — Отец смеется над собственной шуткой, гости присоединяются к нему. — Что такое, у Лилюси нет аппетита? Петрусь, угощай Лилюсю. Под тяжелым взглядом отца Петрек пододвигает худой девочке салатницу, та покорно накладывает на тарелку. Уф, слава богу, дело сделано. — Необыкновенно вкусно. — Все очень свежее. — Кушайте, дети. Витамины очень полезны. Я Лилюсе покупаю поливитамины. Она такая анемичная. — Наш сын здоров, но недавно сильно простудился. Свекор, вы понимаете, старый человек, не проследил за тем, чтобы Петрусь сменил намокшую обувь. — Сколько хлопот с этими детьми! Я уже теперь волнуюсь по поводу перехода в старшие классы школы. Я уговариваю Лилюсю, чтобы она приняла участие в олимпиаде по языку и литературе, это дает дополнительное преимущество. Петрек почти уверен в том, что Лилиана посылает своей матери гневный взгляд. Наверное, она не любит таких разговоров о себе, а может быть, ей стыдно, что их слушает Петрек? Совсем по-другому было за столом у Лесневских, у Славека, у Мариана, у Кароля. Съедали все быстро, долгие разговоры не велись, не нужно было без конца сидеть над тарелкой, измазанной салатом и майонезом, галстук не давил шею, дурацкие кремовые рукава не пачкались от соприкосновения со скатертью. А напротив сидела не какая-то Лилюся, а Эля. — Кофе или чай? Сейчас отец предложит смотреть слайды, сделанные во время прежних экскурсий. — Жаль, что у меня еще не проявлены пленки нашей поездки. Приятно было бы вспомнить общие переживания. — В Румынии очень много сделано в области туризма. Можно позавидовать. — Но обслуживание неважное. Вы помните тот случай с официантом? — Это было возмутительно. — Наш гид хорошо поставил его на место. Щелкают сменяемые в проекторе слайды. Вартбург, Дрезденская галерея, Бранденбургские ворота в Берлине. Унтер-ден-Линден, ежегодная выставка цветов в Эрфурте — все это Петрек видел сто раз. Почему отец никогда не привез показать эти свои слайды дедушке, дедушке понравился бы Эрфурт, клумбы с живыми цветами, картины и коврики из стелющихся по земле растений, бассейны с чашечками розовых, желтых и ярко-красных водяных лилий. А может быть, эти слайды напомнили бы ему еще кое-что? Если бы он увидел на слайдах море, то самое, серое с белыми барашками море, которое когда-то выбрасывало на берег разбитые лодки, развороченные ящики и утонувших людей, что бы он тогда сказал? — А теперь, обратите внимание, Венгрия, — объявляет отец. Проекционный аппарат щелкает все быстрее. — Долина Дуная, на холме руины замка. Это под Балатоном, очень мелкое озеро. А это остров Маргрит, здесь известные бассейны с подогревом воды и искусственной волной. Парламент. Собор святого Стефана. А это ресторан в народном стиле, с цыганским оркестром. Стадо свиней в пуште. Мотель недалеко от Сегеда, где мы жили два дня. Очень современный, не правда ли? Потом идет Болгария. Мавзолей короля Владислава Варненчика, общий вид комплекса гостиниц на Золотом берегу, порт в Бургасе, собор Александра Невского в Софии, вид на огромный массив Витоша из окна автобуса, толстяк, под тяжестью которого сгибается маленький ослик, дегустация местных вин в тырновских подвалах. Тырново тоже есть: покатые шиферные крыши, узкие улочки. Главная фигура на всех слайдах — мама. Она стоит под липами на Унтер-ден Линден, она нюхает цветы в Эрфурте, осматривает галерею, купается в Балатоне, пьет вино из раскрашенного кувшинчика, позирует на фоне золотых куполов церкви, на фоне пальм и осликов. Отец появляется изредка, слайды с отцом неотчетливые и темные — мама никак не может овладеть фотоаппаратом. — Очень мило, хорошо иметь такое на память. Мы просто снимали, но это не то же самое. — Золотко мое, я давно уговариваю тебя делать слайды. Наконец-то, пан Генрик, вам удалось убедить мою жену, что слайды лучше, чем альбом. Зажгли свет, и на столе появляется торт. Он в самом деле выглядит великолепно: белое и красное, взбитые сливки и смородина, пунцовые блики играют на гранях хрустальной вазы. — Свекор страстный садовод, — принимается за свое мама. — Его плоды вне конкуренции. Покупная смородина никогда не бывает такой спелой и ароматной. Сейчас вы сами в этом убедитесь. Когда очередь доходит до Петрека, он отодвигает тарелку. Он не хочет торта. — Ты отказываешься от торта? Что с тобой происходит, Петрусь? Может, рассказать маме, что с ним происходит? Петрек помнит, что говорила пани Михалина, он хорошо помнит, он ничего не забыл. Этот торт не должен быть из дедушкиных ягод. И не должны его есть эти загорелые чужие люди, эта тощая Лилюся с мрачным взглядом. Дедушкин сад — это дедушкин сад, он не имеет ничего общего с этими гостями, с этой хрустальной вазой, с отцовскими слайдами, с этими разговорами. Это… это хуже поломанных цветов, ведь цветы были для Эли, а у Эли есть что-то общее с дедушкиным садом, во всяком случае, для Петрека. — Вина я не пью, спасибо. Я за рулем, вы понимаете. — Одну рюмочку всегда можно. — Исключено. Мало ли что случится. Вы пока не на колесах, поэтому не представляете себе, к чему может привести алкоголь. Губы отца неприязненно сжимаются, он не любит, когда ему напоминают о том, что у него еще нет машины. Сам он может говорить на эту тему, но другие не смеют. — Чудесный торт. Можно попросить еще кусочек? — Я возьму рецепт у пани Ванды. — С величайшим удовольствием. Лилиана несколько раз ковыряет ложечкой свой кусок торта и отставляет тарелку.