– У тебя красивый почерк, – произнес он. У меня потеплело лицо, но я должна была держать фокус. Я рисовала маршрут, и мы разрабатывали план. В нем участвовали дипломат Хокон Хёйер, Конрад с яблочным напитком, беженка Мелика и еще Крис. Крис. Он на восемьдесят процентов состоял из воды и кидал вещи в людей. Я знала его всю жизнь. Я стояла перед дверью директора и стучала. – Заходи, – произнес директор. У него был очень низкий голос. Я открыла дверь, вошла и остановилась посреди комнаты. – Это была я. – Что-что? – ответил он. Его усы с обеих сторон завивались вверх. – Это я разбила окно, а не Крис. Он уставился на меня. – Но Крис признался, что он… – Да, – произнесла я. – Он хотел меня защитить. Я сглотнула. Директор смотрел на меня серьезно, но мне он верил больше, чем Крису. Крис стоял снаружи у моей двери. Я видела его в окно сбоку, его ступни шевелились. Он всегда был таким беспокойным. – Привет, – сказала я, открыв дверь. – Привет, – ответил он. Я отступила чуть назад, чтобы он мог пройти в коридор. – П-п-п-прости, – проговорил он. – Это я должна просить прощения, Крис. Я смотрела ему в глаза. Вспомнила его руку, которая метнулась вниз за мной, когда я с головой ушла под воду в реке. Крис вытащил меня наверх. Крис прыгнул на лед так, что он разлетелся на куски, но вытащил меня наверх. Теперь Крис и Мелика сидели в пиццерии у кругового перекрестка и с нетерпением ждали, что же я расскажу. – Значит так, – начала я. – Брат Мелики в больнице на севере Франции. На карте это примерно вот тут. Я показала ручкой в атласе. – Он сильно нахлебался воды в Ла-Манше. Мелика закусила губу. – Норвегия не может его забрать, потому что он не норвежец. Кроме того, он довольно много переезжал. Кто-то должен за ним съездить. Я разделила на части листок. Там были написаны кодовые имена для всех: Петра = Петра Пи Крис = Кумбел Кумбелл Мелика = Месси Мелика улыбнулась. Крис прочел свое кодовое имя про себя. Я видела, как его губы шевелятся. – Я беседовала с одним дипломатом, – произнесла я. – С Хоконом Хёйером. Он сказал, что Явид, скорее всего, получит разрешение остаться, если приедет в Норвегию. Крис наклонился к атласу, чтобы поближе увидеть Ла-Манш. – С-с-с-сколько времени это з-з-з-займет? – спросил он и провел указательным пальцем через все границы. – Двадцать два часа в одну сторону, – ответила я. – Конрад и Мелика отправляются завтра рано утром. Тут мы услышали урчание трейлера снаружи. Мелика взглянула в окно. Казалось, она хочет захлопать в ладоши. – Ух, – сказал Конрад, подходя к нашему столу. – Тут что-то происходит! Теперь вы готовы? Мелика все-таки захлопала. – Завтра – тот самый день, – произнес Конрад. – Точно, – кивнула я. Внутри все бурлило. Принесли пиццу. Мы заказали половину с сыром, а половину – с сыром и ветчиной. Крис проглотил свой кусок в одно мгновение. Он взял у меня ручку и написал на салфетке: П И Ц Ц А Крис сошел с ума? – Это что такое? – Эт-т-т-то ф-ф-формула. Ес-с-сли толщина пиццы – А, а радиус – Ц, то будет ф-ф-формула ПИ Ц Ц А. Я смотрела на Криса. Это было гениально. Мелика хлопала, и я дала ей книгу Пита Хейна, чтобы было что почитать в дороге. Конрад посмотрел на книгу. – Стиши? – сказал он. – Великолепно! Мы должны были встретиться завтра у торгового центра до восхода солнца. Я и Крис собирались помахать остальным вслед и посмотреть, как трейлер поедет сначала внутри по круговому перекрестку, а потом наружу – в Европу. Чтобы забрать гражданина мира. День тянулся медленно. Была суббота, я сидела в «Быстропиве» и читала в журнале колонку «Истории из жизни». Я сидела одна за центральным столом, положив на него ноги, и ела яблоко. Я видела, как Малин держит телефон обеими руками. Она казалась взволнованной. – Нет, – услышала я ее голос. – Я не видела ее. Подожди немного, я спрошу у Петры! Она подошла ко мне. – Петра, – спросила она. – Ты видела Мелику? Внутри у меня ухнуло. – Не-а, – сказала я, листая журнал. Я помнила, что надо притворяться, словно ничего не происходит. А стиш недели был таким: О пустяках ты забывай, о главном чаще вспоминай! Я видела родителей Мелики, они стояли у нижнего дома на Мёллевейен. И мать кричала на отца, а отец жестами пытался ее утихомирить. Потом он притянул жену к себе и крепко обнял, и ее плач был слышен даже из дома номер четыре. Я развернулась и побежала по освещенной дорожке, мимо павильона и основного здания, мимо «Треугольника», – прямо до главной двери в ратушу. Она была заперта. Я зашла с обратной стороны через служебный вход. Он был открыт, я взлетела по лестнице и рванула по коридору, в конце которого был большой белый кабинет.