– Сол? – Да. Иду. Алмазную кассету извлекли из резервуара через двадцать пять минут. Хорхе помог Солу приладить ее к заднему колесу велосипеда стоимостью две штуки норте-долларов. Сол покатался вокруг мастерской и дома Хорхе, где немигающие подобия умерших медленно покрывались пылью. Он попробовал переключать скорости туда-сюда. Первая, вторая, третья, четвертая, пятая, шестая. Шестая, пятая, четвертая, третья, вторая, первая. Затем заплатил Хорхе пятьдесят норте-баксов – вот и все, что хозяин мастерской попросил за свои алмазные шестерни. Элена помахала Хорхе на прощание, когда они выезжали из Реденсьона по шоссе. Элена и Сол занялись любовью при свете костра на вершине горы Пресвятой Девы, на ковре из сосновых иголок, под крышей из звезд. Такова была стадия их отношений: ненасытное и раскованное стремление к открытиям. Старые мертвецы в долине пробудили в них нетерпение. Потом Сол притих и задумался, а когда Элена спросила, о чем, ответил: – О воскрешении из мертвых. – Но они же не воскресли, – возразила она, сразу сообразив, что к чему, потому что на этой звездной вершине увиденное в Реденсьоне тоже не давало ей покоя. – Они были просто… образами. Как картина или фотография. Скульптура. Симуляция. – Хорхе считает их реальными. – Сол перевернулся на спину и уставился на теплые звезды приграничья. – Он сказал, что разговаривает с ними. Если бы наномастерская смогла сделать так, чтобы они двигались, дышали и отвечали, он бы и на это пошел – и кто бы тогда смог заявить, что они нереальны? Элена прижалась к нему, дрожа. – Что такое? – Просто вспомнила их лица и представила себе, как в реакторной камере, такой холодной и пустой, по ним ползают текторы. – Да уж… Оба достаточно долго молчали, чтобы узреть движение звезд. Затем Соломон Гурски почувствовал, как в нем опять пробудился жар. Он повернулся к Элене и ощутил тепло ее тела, стремясь к своей второй маленькой смерти. Вторник Иисус раскапризничался в пластиковой переноске для кошек: стал качаться из стороны в сторону, трясти решетку. Сол Гурски опустил переноску на сетчатое покрытие посадочной площадки и поискал взглядом конвертоплан в охристом мареве смога. Фотохромные молекулы в его радужках переключились в режим поляризации: еще один жаркий, ослепительный, ядовитый день в городской агломерации Трес-Вальес. Иисус теперь вопил. – Да заткнись ты, черт возьми, – прошипел Сол Гурски и пнул переноску. Иисус что-то пробормотал и сунул лапы сквозь решетку, пытаясь вырваться на свободу. – Эй, это всего лишь обезьяна, – сказала Элена. Но в том-то и проблема. Обезьяны, будучи обезьянами, его раздражали. Частенько приводили в ярость. Маленькие гомункулы, маскирующиеся под людей. Ловкие пальчики, мудрые глазки, выразительные личики. Но содержимое черепной коробки, управляющее пальчиками, так похожими на человеческие, принадлежало тупому зверю – и только. Сол Гурски знал, что гнев на обезьян был иррациональным. Но все равно наслаждался, когда убивал Иисуса, привязанного к белоснежному лабораторному столу. Выбрил шерсть, мазнул тампоном, ткнул иглой. Конечно, тогда обезьяна еще не была Иисусом. Просто макака-резус; безымянный, инструмент из плоти и крови. Подопытный образец 625G. Вероятно, обезьяна вопила из-за смога. Надо было купить ей маску для выгула пуделей. Но она бы просто сорвала ее ловкими человечьими пальчиками. Ума ей хватало ровно на то, чтобы оставаться тупой макакой. Элена присела рядом с переноской и стала играть со стиснутыми кулачками, просунутыми через прутья решетки. – Она кусается. Рука до сих пор ныла. Иисусу сразу же после вытаскивания из резервуара – мокрому, дрожащему, сотрясаемому спазмами – хватило моторных функций, чтобы повернуть башку и прокусить Солу большой палец до кости. Обезьяна-вампир: только нежить так жаждет крови. Ублюдочная тварь. Он бы с удовольствием убил ее снова, если бы смог. Все трое на посадочной площадке подняли головы, когда звук двигателей конвертоплана проступил на фоне шума двух миллионов автомобилей. Летательный аппарат приближался с юга, пересекая долину, а взлетел он с огромной строительной площадки на бульваре Гувера, где из каменных недр росла новая штаб-квартира корпорады. Он продвигался низко и быстро, носом вниз, кормой вверх – как здоровенный жук, который с восторгом вбирает углеводороды дыхальцами. Пальмы заколыхались, когда он переключил двигатели в вертикальный режим и опустился на площадку исследовательского центра. Сол Гурски и Элена Асадо прикрыли защищенные от солнца глаза от летящей грязи и лиственного мусора. Перепуганный Иисус заметался в переноске. – Доктор Гурски. – Кажется, этого корпорадисто Сол раньше не встречал, но трудно было сказать наверняка; Адаму Теслеру нравилось, чтобы личные помощники выглядели так, будто их создали нанотехнологическим методом. – У меня не хватит слов, чтобы передать вам, как взволнован мистер Теслер. – Летим со мной, – сказал Сол Элене. – Это была твоя идея. – Затем он продолжил, обращаясь к человеку в костюме: – Доктор Асадо должна меня сопровождать. Элена провела рукой по волосам, развевающимся от ветра, поднятого конвертопланом. – Вовсе нет, Сол. Это твое дитя. Ты его выносил и родил. И к тому же ты знаешь, я не люблю иметь дело с чинушами. Последнее было адресовано улыбающемуся личному ассистенту Адама Теслера, но гость уже вел Сола к люку. Сол пристегнулся, и конвертоплан накренился с воем двигателей, набирая высоту. Элена помахала напоследок и скрылась в здании. Он крепко вцепился в переноску и почувствовал, как все внутри сжалось, когда конвертоплан перешел в горизонтальный полет. Мертвая обезьяна в пластиковом ящике что-то бормотала себе под нос, доведенная до крайнего ужаса. – Что случилось с вашим большим пальцем? – спросил корпорадисто. Когда Сол открыл резервуар и вытащил Иисуса-резуса из вод возрождения, обезьяна как будто сильнее разозлилась из-за того, что промокла насквозь, чем из-за того, что была мертва. За идеальной паузой последовали одновременно ругательство и кровь, а потом «команда Лазаря» восторженно завопила. Встревоженная улюлюканьем и радостными криками обезьяна заметалась по полу в поисках укрытия. Элена поймала ее, когда животное судорожно – и безуспешно – пыталось запрыгнуть на стол. Она завернула Иисуса в термическое покрывало и сунула беспокойную тварь в бокс для наблюдения. Через час Иисус полностью восстановил контроль моторики: грыз пластиковую тюрьму, искал у себя воображаемых блох и яростно мастурбировал. Пока курьер сгружал стопки коробок с пиццей и ящики с дешевым мексиканским шампанским, кто-то спохватился и позвонил Адаму Теслеру. Мертвая обезьяна боялась летать. Она так завывала, что даже пилот пожаловался. – А ну прекрати! – рявкнул Сол Гурски. Но тварь не желала подчиняться, она раскачивалась на своей голой заднице и знай себе выла. – Как вы разговариваете с существом, которое изменило ход истории? – сказал ассистент Теслера. Он с ухмылкой заглянул через прутья решетки, пошевелил пальцами, прищелкнул языком. – Привет, малыш. Как его зовут? – Вообще это маленькая сучка. Зовем ее Иисусом, а еще Невестой Франкенштейна. «Вот его могла бы цапнуть», – подумал Соломон Гурски, пока под брюхом конвертоплана корпорады «Теслер» проплывали десять тысяч бассейнов, блестящих, словно осколки зеркала. Творения Франкенштейна были мертвы. Вот в чем суть. А заодно и откровение. Наступила Эпоха Всемогущества, но оказалось, что недостаточно возможности превратить одно в другое, ведь была одна вещь, которую текторы «Нанозиса», «Аристид-Тласкальпо» и других флагманов нанотехнологической революции не могли превратить ни во что, и этой вещью оказалась смерть. Слова пионера нанотехнологий отразили надежду и разочарование Эпохи Всемогущества. Постулат Уотсона: «Забудьте о превращении мусора в нефть или астероидов – в груды „фольксвагенов“, а также о том, чтобы повесить в гостиной точную копию Ван Гога. Первое, что мы получим от нанотехнологий – бессмертие». Пять миллиардов тихоокеанских долларов, потраченных на исследования, опровергли мнение Уотсона. То, к чему прикасались текторы, они преобразовывали; то, что текторы преобразовывали, они убивали. Команда Гурски-Асадо опередила своих соперников в создании вирусных репликаторов, которые проникали в живую клетку и превращали ее в другую матрицу на основе текторов, а потом создавали из ДНК миллионы копий. Алгоритм опирался на смертоносную точность карцином. Гурски-Асадо провели испытания под микроскопом и в пробирках. Далее они назвали другую макаку-резуса Франкенштейном и ввели ей текторы. А потом Сол и Элена вынуждены были наблюдать, как микроскопические машины медленно преобразуют тело макаки в нечто чудовищное даже по сравнению с гангреной. Элена хотела избавить животное от мук, но они не могли открыть резервуар, опасаясь заражения. Все закончилось через неделю. Монстр развалился на части. Вот в чем секрет. Асадо и Гурски вспомнили тот жаркий день, когда в местечке под названием Реденсьон Солу собрали алмазную велосипедную кассету. Если смерть была сложной конструкцией, состоящей из множества уровней – микросмерть, минисмерть, малая смерть, средняя смерть, – жизнь могла подчиняться той же иерархии. Нарастание антиэнтропии. Пирамида как прообраз жизненного развития. Следствие Гурски из постулата Уотсона: «Первое, что мы получим от нанотехнологий – воскрешение мертвых». Из янтарной дымки выросла Темная Башня. Тайная шутка Сола и Элены вышла из-под контроля и размножилась; теперь все в отделе исследований и разработок называли стройку Адама Теслера «Барад-Дуром в Мордоре», под покровом смога. Сам Адам Теслер был Всевидящим Оком, не знающим отдыха. Количество уровней перемахнуло за пятьдесят, но строительство даже не думало замедляться. По мере того, как каждая новая секция затвердевала и впадала в спячку, в корпоративную штаб-квартиру Адама Теслера въезжало очередное подразделение. Текторы не могли сказать, когда все остановится. Может, через километр-полтора конструкция стабилизируется, и они умрут. Сол ненавидел эти лоснящиеся черные наросты и зубцы, гибрид геологического образования и раковой опухоли. Или, может, творение в стиле Гауди, но из дерьма. Конвертоплан поднялся высоко над стройкой, зафиксировал координаты в навигационной сетке и заложил вираж. Сол заглянул в разинутую черную пасть. Атомы могут собраться во что угодно, сказал парень, которому принадлежала наномастерская. Сол забыл его имя. Атомы живых и мертвых одинаковы. Они начали с малого: инфузории туфельки, амебы. Не совсем живые твари. Беспозвоночные. Ожившие тараканы носились на тонких лапках внутри прозрачного бокса. Биологическая машина, нанотехнологическая машина – все равно машина. Машина выживания. Одна проблема с этими гаденышами: теперь их нельзя было растоптать. Они возвращались. Казалось бы, зачем воскресать, если тебя опять настигнет смерть? Но тараканы возвращались, снова и снова. На этот раз Сол осторожничал, хотел медленно проработать всю эволюционную цепочку. А вот Элена жаждала лобовой атаки. Обезьяна! Разберись с обезьяной, и с человеком тоже получится. Сол наблюдал, как текторы роились над трупом, сдирая кожу, объедая плоть, растворяя кости. Потом наномашины воссоздали обезьяну. Зверек лежал в жидкости целый и невредимый, однако, судя по приборам, мертвый. Но вот на прямой линии возник изгиб, за ним другой, и еще одна линия стала дергаться, вторя первой, за нею третья; в конце концов они вместе заплясали на мониторе контроля жизненных функций: мертвое воскресло. Конвертоплан начал снижаться к помеченному белым крестом центру посадочной площадки на стене растущей башни. Готово. Транспорт покачнулся на посадочных опорах, похожих на лапки жука. Знак «Пристегнуть ремни» погас, трап опустился. – Веди себя прилично, – сказал Соломон Гурски Иисусу. Всевидящее Око ждало у входа в башню. Темного властелина сопровождали приспешники. – Сол. Рукопожатие было теплым и крепким, но Сол Гурски никогда не доверял Адаму Теслеру за все годы, что знал его: ни как студенту-наноинженеру, ни как главе самой быстро развивающейся нанотехнологической корпорады в Сфере совместного процветания Тихоокеанского региона. – Значит, вот и оно? – Адам Теслер присел на корточки и подозвал обезьянку, цыкая языком. – Оно кусается. – Понимаю. – Иисус схватил Теслера за большой палец своей крошечной розовой рукой гомункула. – Итак, ты победил главного врага человечества. – Не победил. Придумал, как его обмануть. Это воскрешение, а не бессмертие. Адам Теслер открыл клетку. Иисус по руке вскарабкался на плечо его костюма от Скарпаччи. Теслер пощекотал обезьяне мохнатый животик. – А люди? – Разница между ее ДНК и нашей – десятая доля процента. – А-а. – Адам Теслер закрыл глаза. – Задача усложняется. Соломон Гурски ощутил страх, похожий на приступ тошноты. – Оставьте нас, пожалуйста, – сказал Адам Теслер своим помощникам. – Я присоединюсь через минуту. Не говоря ни слова, они направились к конвертоплану. – Адам? – Сол. Почему ты это сделал? – О чем ты говоришь, Адам? – Ты знаешь, Сол. На мгновение Сол Гурски умер на посадочной площадке пятьдесят третьего уровня башни корпорады «Теслер». Затем вернулся к жизни и с холодной, прекрасной ясностью осознал, что может говорить, что должен говорить, поскольку он мертв и ничто не в силах причинить ему вред.