— Что? — Дорогая! — рассмеялся папа. — Разве так надлежит вести себя черлидеру? — Нет. — Санчес неодобрительно покачал головой. — И уверен, что она будет наказана, сэр. Я нахмурилась. Санчес же подмигнул. — Хорошо, — согласился папа. — А теперь, твой ход, Грант. Я ждала, пока они закончат игру. Они говорили о футболе, говорили о своей любви к стейкам, и когда папа, наконец-то, сказал, что пора заканчивать, потому что тот устал, он встал и пожал руку Санчеса. — Я рад, что у нее есть такой хороший друг, как ты. — Он нахмурился. — Ее последний друг, который играл в футбол… — Папа покачал головой. — Это было ужасно. Она так много плакала. — Папа, — предупреждающе сказала я. — Что? — Он выпустил руку Санчеса. — Ты плакала после той потери и, ну, после того, что за ней последовало. Напряжение в комнате можно было резать ножом. — В любом случае, ты заслуживаешь того, чтобы хорошо провести последний год в колледже. Я замерла. Санчес и глазом не моргнул. — Не могу дождаться, когда отвезу ее на выпускной бал. — Выпускной бал! — вскричал папа. — Конечно же! Как глупо с моей стороны. У тебя только что была большая игра, дорогая. У нас нет для него бутоньерки! — Папа… — начала я, — в этом нет… необходимости. У него аллергия. — Это была ужасная ложь. Санчес произнес одними губами «Все в порядке». Слезы текли по моим щекам. Пап нахмурился. — Детка, почему ты плачешь? — Э-э, извини, я… — Я не знала, что сказать, как все исправить, как заставить папу понять и при этом не слишком его расстраивать. Или как заставить Санчеса на самом деле понять, что мы стояли на зыбкой почве, когда дело касалось отца. Всякий раз, когда у папы были приступы, он становился эмоциональным, и, когда видел мои слезы, это почти всегда служило спусковым крючком. — Я просто скучаю по тебе, вот и все, — решилась я на правду. Я действительно скучала по нему. По всему ему. По папе, который перед каждой игрой готовил мне блинчики — его вариант углеводной загрузки. По совместным просмотрам на выходных футбола. По выдающемуся профессору, который никогда не давал мне спуску. По мужчине, который обещал остаться рядом со мной, когда единственный парень, которого я любила, разбил мне сердце. Этот человек исчез. Я столько лет сожалела о его потере, и меня только сейчас, как громом, поразило… Этот мужчина уже никогда не вернется. Я задушила еще один всхлип и быстро притянула в объятия папу. — Я люблю тебя, ты ведь это знаешь, правда? — Дорогая, — улыбнулся папа и обнял меня в ответ. — Это всего лишь танцы, и я всегда буду здесь тебя ждать. Да. Физически. Будет. А вот умственно… В комнату вошла Конни, умеющая всегда удачно выбирать время, готовая отвести папу обратно на кресло, где ему, как правило, было удобнее всего, и там он мог вздремнуть. — Подожди. — Папа щелкнул пальцами и вытащил из заднего кармана десятидолларовую банкноту. — Это все наличные, что у меня есть. Повеселитесь, детишки. Относись к ней должным образом. Она — все, что у меня есть. — Глаза папы наполнились слезами. — Я… иногда бываю рассеянным. — Разве не все мужчины такие? — Санчес пожал плечами. — Особенно перед красивой девушкой? Взгляд папы смягчился. — Она такая же красивая, как и ее мама. — Не сомневаюсь. — Санчес не сводил с меня глаз. Он протянул руку, схватил мою ладонь и так сильно ее сжал, что я почувствовала, как снова начали накатывать слезы. — Итак, сегодня вечером. — Папа посмотрел на меня, затем на Санчеса. — Что там у нас… сегодня вечером? Мое сердце сжалось, и я снова почувствовала «руку» удушья, сжимавшую шею. Периоды его умственной ясности больше не длились долго. Пожалуйста, Боже, не забирай его. Ты и так уже забрал все остальное. Я бессознательно коснулась своего живота и увидела, как Санчес задумчиво опустил взгляд на мою руку. Я быстро отдернула ее. — Выпускной, — ровно сказал Санчес. — Я привезу ее домой вовремя. Не беспокойтесь. — Отлично! — Папа хлопнул в ладоши. — А как насчет ее платья? — Оно у меня дома. — Санчес пожал плечами, ложь слишком легко срывалась с его губ. — Он ближе к ресторану. — Точно. — Папа несколько раз кивнул. — Ну, люблю тебя, дорогая. — Он поцеловал меня в лоб и зевнул, затем вернулся в гостиную и сел, а Конни принесла ему воду и таблетки. Санчес наклонился, чтобы прошептать мне на ухо: — Захвати какие-нибудь вещи, останься со мной сегодня ночью, хорошо? И никаких пререканий. — Дай мне несколько минут, — ответила я, быстро отправилась в свою комнату и упаковала сумку. Конни вошла ко мне и закрыла за собой дверь, оставив Санчеса в гостиной наедине с папой. — У него был хороший день, но все это… — Она сглотнула. — Болезнь прогрессирует довольно быстро, я подумала, ты должна знать. — Как прошла встреча с врачом? — спросила я. Я не могла его туда отвезти из-за тренировки. — Как все прошло? Она молчала, а затем: — Думаю, нам нужно обсудить возможность перевезти его в учреждение для пожилых людей. — Дом престарелых, — прошептала я. — Мы не можем себе этого позволить. — Есть программы с государственной поддержкой. — Она потянулась к моей руке. — Я буду тебе помогать столько, сколько смогу, но болезнь быстро прогрессирует, и я не могу сделать так уж много. — Я понимаю. — Я изо всех сил старалась сдержать слезы. — Спасибо за все. — Он очаровательный. — Папа? — в замешательстве спросила я. — Нет. Высокий и красивый футболист, в настоящее время заполняющий гостиную своими мускулами. — Ее голубые глаза сверкали. — Вперед, повеселись, — ее улыбка стала еще шире, когда она сделала кавычки в воздухе: — на выпускном. Я подавила смешок. — Спасибо. — Серьезно, — легонько обняла меня Конни. — Ты заслуживаешь только хорошего в этом мире. И именно этого хочет для тебя твой отец. Я буду сообщать тебе новости и позвоню, если ты мне понадобишься, хорошо? Танцуй всю ночь напролет. — Хорошо. — Я бросила в свою сумку еще несколько вещей. — Возможно, когда я вернусь, мы сможем поговорить о… доме престарелых. — Поживи немного своей жизнью до того, как это произойдет, хорошо? Пожить. Так вот значит, что происходит с Санчесом? Вот почему он разрушил всю мою защиту? Потому что он заставлял меня забыть о прошлом? Чтобы жить? Через несколько минут мы сидели в его машине. Я была слишком смущенной, слишком опустошенной и слишком грустной, чтобы что-то говорить. Санчес выехал со стоянки и въехал на автостраду. Я беспокоилась из-за будущего, из-за болезни отца, и внезапно осознала, что часть этой тошноты в желудке появилась из-за того, что я боялась, что каким-то образом, это изменит то, как Санчес на меня смотрит, и я ненавидела это. Что означало лишь одно. Он начал мне по-настоящему нравиться. Да так, что у меня сердце сжималось в груди.