— Красная, ну, конечно. Этот цвет ей подходит. Подождите, что только что произошло? Он мне улыбался. Миллер. Мой бывший лучший друг, который меня ненавидел. Который вчера вечером насильно кормил меня едой из «Макдональдса», высадил у дома и сбежал, словно у меня была чума. — Я такая же красная, как и она, — ответила я с улыбкой. В течение нескольких секунд Миллер удерживал мой взгляд, видимо, осматривая, затем облизал свои полные губы, и протянул руку Санчесу. Они стукнулись кулаками. — Санчес! — раздался еще один голос. Я обернулась. К нам приближались Джекс и Томас. Санчес в последний раз мне улыбнулся и пошел им навстречу. Оставив меня наедине с Миллером. — Итак… — Миллер кивнул в сторону машины. — Как ты себя чувствуешь по этому поводу? Я фыркнула. — А ты как думаешь? — Думаю, что прежняя Эмерсон почувствовала бы себя проституткой, но в хорошем смысле, как в «Красотке», — усмехнулся он. — А теперешняя Эм? — Миллер осмотрел меня с головы до ног, сморщил нос. — Полагаю, ты просто достаточно отчаялась для того, чтобы принять его предложение, и вероятно, не сможешь уснуть, пока решаешь эту проблему. — Проклятье. — Я отвернулась. — И ты еще говоришь, что больше меня не знаешь. Миллер рассмеялся. Я держалась за этот смех. Вдыхала его. Запоминала то, как дрожало мое тело в ответ. Я так сильно по нему скучала, что слезы быстро сменили волнение из-за того, что я его слышала. Миллер взглянул на меня, а потом я оказалась в его объятиях. В. Его. Объятиях. — Я все еще сержусь, — хрипло прошептал он. — На самом деле, злюсь. Я напряглась. Миллер обнял меня крепче. — Но… — Он прочистил горло. — Прошлым вечером Санчес помог мне кое-что вспомнить. — Правда? — Джерси на его груди заглушила мой голос. Мне стало трудно дышать. Неужели он понятия не имел, насколько силен? Его бицепсы пытались прорваться сквозь ткань! — Ага. — Миллер вздохнул, его сердце учащенно забилось, а мое сердце совершенно естественно решило подстроиться под этот ритм. Глупое сердце. — Помнишь, когда я в шестом классе прилепил жвачку к твоим волосам, а ты рассказала всем моим друзьям, что я писаюсь в постель? Я расхохоталась. — Как я могла забыть? А еще я им рассказала, что на твоих простынях нарисован Дональд Дак, потому что ты боишься Бэтмена. Его смех присоединился к моему смеху. — У нас было много битв, Эм. Думаю, я пытаюсь сказать… Если я смог их пережить, а ведь это средняя школа, практически самые травмирующие годы нашей жизни, то смогу пережить и это. Мне просто нужно время. — Вот в чем проблема, — прошептала я, внезапно весь юмор исчез. — В последний раз, после того, как я дала тебе то, чего ты хотел, я больше ничего от тебя не слышала. Миллер отстранился и нахмурился. — О чем ты говоришь? Я покачала головой. — Ты прав. Это уже не имеет значения. Давай просто… попытаемся начать все с чистого листа. — Зароем топор войны, — согласился он. — Помиримся, — кивнула я. Миллер нахмурился. — Начнем все заново. Мы направились к стадиону, идя бок о бок. — Договорились! — Наладили отношения! — завопил он победно. Я открыла рот, но мне ничего не пришло на ум. — Что тут скажешь? — Я выиграл. — Он поднял руку, чтобы я дала пять. Я закатила глаза. — Такое чувство, что твое восемнадцатилетнее «я» застряло в твоем двадцати четырехлетнем теле! И вот так… Ко мне вернулась часть его. Так почему же я все еще чувствовала себя виноватой? Почему смутилась, когда Санчес встретил меня у входа на стадион с удовлетворенной улыбкой? И почему я почувствовала пустоту, когда Миллер проявил себя с лучшей стороны и, быстро помахав, отступил, чтобы присоединиться к другим парням? — Повеселись на тренировке, Соблазнительные Изгибы! — Санчес усмехнулся. Миллер обернулся и добавил: — Два, четыре, шесть, восемь, за кого болеть мы просим?! — За Джекса! — крикнул Томас, а квотербек закатил глаза и прошел мимо всех. Я рассмеялась. Возможно, я слишком много думала. Я прошмыгнула мимо парней, пытаясь добраться до раздевалки девушек, и почувствовала, что кто-то смотрит на меня. Быстро взглянула через плечо. В то время как остальные ребята боролись, смеялись и вели себя как незрелые тупицы, Миллер молча стоял, а его горячий взгляд был направлен лишь на меня. Я вздрогнула. Его губы изогнулись в знающей усмешке. Вот дерьмо. Я почувствовала эту усмешку до самых кончиков пальцев ног и обругала себя за то, что позволила одной простой усмешке повлиять на меня больше, чем горячий поцелуй Санчеса.