Волкову захотелось двинуть парню кулаком в физиономию, еле сдержался. Только рыкнул: – Снимай дальше! И сапоги снимай, и поаккуратней. Он чувствовал себя все хуже. Видимо, действительно потерял много крови. Ёган взялся за левый сапог. Волков уперся в лавку руками и сквозь зубы произнес: – Тяни. Парень с трудом стянул сапог с ноги и сказал: – Бог ты мой, да он весь в кровище. Волков тяжело дышал и молчал. – Кровь обмыть нужно, – сказал Ёган, – сейчас сестру позову. А харчевня тем временем наполнялась людьми. Пара теток смывала кровь с пола, еще одна шевелилась у очага. Ёган большой раздевал трупы, собирал вещи, складывал их на стол рядом с Волковым. Вскоре большой стол был завален, а сам Ёган уже ходил в красивых сапогах. – Господин, – произнес он вкрадчиво, – я у них деньги нашел. Два талера. И медь. – Что, все, что ли? – Все, что нашел. И вот еще что в сапоге было, – ответил Ёган, протягивая солдату бумажку. – Что там? – Не знаю, я неграмотный. Буквы какие-то. – Кинь на стол, – сказал солдат. Ему было сейчас не до бумажек. – Ты в конюшне был? – Был, господин. Кони кормлены, и ваш, и ихние. Все седла и уздечки я сюда принес. – Хорошо. Теперь мне надо болт из ноги вытащить. Глаза мужика округлились: – Ох, господин, не знаю, смогу ли. Руки у меня грубые. – Ты и не должен. Коновал мне нужен и кузнец, видишь? – Солдат указал на черную от крови палку. – Кузнец нужен, обрезать ее. А потом щипцы нужны, наконечник достать. – В Большой Рютте есть и кузнец, и коновал. – Бери коня и скачи. Скажи, чтобы инструменты брали. – Коня? Мне? – Верхом ездить умеешь? – Умею. – Ну так давай. – Я бегом, господин. – Он кинулся из харчевни. «Старается, надеется заработать какую-нибудь деньгу помимо сапог», – подумал Волков. Пришел молодой Ёган, принес чистые тряпки, присел рядом и стал рассматривать торчащий из ноги болт. Сказал: – Сейчас сестра воду принесет. – Помолчал и спросил: – А не страшно вам было одному с дезертирами биться? – Мне сейчас не до рассказов. Мне монах врачующий нужен. И лекарства. – Лекарств у монахов много. Тюки, травы, мази, банки разные. – Бери коня одного из конюшни. Скачи, попроси лекарств, если сам приехать не сможет. – Лекарств? А каких? – Чистотел в порошке, сарацинской воды, маковых капель, сухой ромашки. Запомнил? – Нет. Какой воды? – Сарацинской, болван. Он должен знать, они ее делают. Если спросят денег – скажи, что заплачу, сколько скажут. – А коня с седлом брать? – Бери с седлом. Парень обрадовался и убежал. Волков увидал молодую женщину, которая несла большую глиняную чашку горячей воды, обжигавшую ей руки. Солдат узнал ее. Это она лежала между столом и лавкой, а ламбриец ставил на нее ноги. Она была высокой, не худой, Волков не назвал бы ее красавицей, но другие его сослуживцы девиц таких обожали. Грудастая, с крепким задом и сильными бедрами. Волосы светлые, с заметной рыжинкой, а под глазом у нее был синяк, и ухо левое сине-фиолетового цвета. Одежда замызгана и заношена – если у нее был муж, то он ее явно не баловал. Женщина поставила чашку воды на стол рядом с солдатом. – Вот, вы просили, – чуть пришепетывая, произнесла она. – Я просил ведро. – Ведро? – удивилась молодуха. – Куда ж вам ведро, вы ж не барыня. – Волков заметил, что у нее нет зуба. – Это тебя дезертиры били? – спросил солдат, рассматривая ее лицо. – Ага, по глазу и по уху, – кивнула девица. – А зуб? – Нет, зуб – это меня теленок в детстве боднул. – А ты замужем? – Нет, сваты сто раз приходили, да папка не благословляет. Она чуть повернулась, чтобы уйти, а Волков машинально всей пятерней схватил ее за зад. Зад у нее был молодой, крепкий, словно каменный. – Эй, чего это вы лапаетесь? – Девушка оттолкнула его рукой, возмутилась и пристыдила его: – Из них кровь хлыщет, палка из ноги торчит, а они все туда же, лапаться. Она гордо вскинула голову и пошла прочь. Отступившая на пару секунд боль вернулась снова, и солдат вспомнил первого в своей жизни вербовщика – одноглазого сержанта и его фразу: «Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются». Раньше паренек в таких заведениях не был. Впрочем, он и в других не был, а уж в столь чистых и светлых тем более, но он знал, что именно здесь, в таверне «Дверь настежь», сидит настоящий вербовщик, поэтому он и пришел сюда. Вербовщиков было несколько, он узнал их сразу: в ярких одеждах и начищенных латах они втроем сидели за чистым столом. Перед ними горели свечи и стояли тяжелые глиняные кружки. – Эй! – окрикнул парня крупный мужик в замызганном камзоле. – Ты чего тут? – Я к вербовщикам, – ответил тот. Мужик молча указал направление пальцем, но парень и без него уже знал, куда идти. Обходя столы с шумными и не очень посетителями, он подошел к столу, где сидели военные. – Так-так, – сказал одноглазый седой мужчина, – никак еще одна птаха летит в наши силки. Так ты к нам, солдат? Одним глазом он уставился на парня, двое других тоже разглядывали его, и все улыбались. – Ну да, я завербоваться хотел, – произнес мальчик. – Что ж, мы можем записать тебя в отряд капитана Блоха. Мы вербуем добрых парней для капитана Блоха. – Ну, давайте к Блоху, – согласился парень. Он чувствовал себя неловко – почти все посетители таверны с интересом наблюдали за ним. – Трактирщик, эй, ты, чертов трактирщик, а ну пива новому бойцу славного капитана Блоха! – заорал на всю таверну краснощекий военный, сидевший по правую руку от одноглазого сержанта. – Садись, – почти приказал мальчишке сержант и указал на лавку напротив себя. – И давай-ка поговорим, как старые друзья. Тут же перед парнем появилась большая кружка с пивом. – Хлебни-ка, – приказал сержант, – и хлебни побольше, и запомни этот вечер, потому что сегодня начнется твоя новая жизнь, в которой у тебя будет куча серебра… – А может, и золота, – вставил краснощекий.