– А может, и золота, – согласился сержант. – Все у тебя будет: схватки, пиры, победы, молодые девки. – И опытные бабы, – снова вставил краснощекий. – Вот ты каких любишь баб? Молодых или опытных? – Э… – только и смог протянуть мальчик. – Видно, парень не определился с этим вопросом, – сказал сержант. – У него еще есть время. – Да, пока ему еще не намотали кишки на пику, – вставил третий. Люди, сидевшие за соседними столами, дружно засмеялись. – Не слушай его, – сказал одноглазый сержант. – Мне почти шестьдесят, а мои кишки при мне. – Кишки-то твои при тебе, а вот где твой глаз? – снова вставил сидевший по левую руку военный. Вокруг все снова рассмеялись. – Хлебни-ка, парень, – предложил сержант, – и запомни: только с мечом в руке ты можешь стать по-настоящему богатым. – А если тебе повезет, – продолжил за товарища краснощекий, – то ты можешь стать и благородным. – Точно, – сказал сержант. – Я своим единственным глазом видел, как посвятили в рыцари одного человека. Так что не упусти свой шанс, парень. Ну что, ты готов записаться в отряд славного капитана Блоха? Только сразу не отвечай, сделай хороший глоток пива. В таверне все притихли, наблюдая за парнем. Тот послушно сделал большой глоток и вместо согласия задал вопрос: – А какова плата будет? Посетители довольно загудели, а сержант произнес: – Молодец, сразу видно – человек дела. – Он одну за другой выложил на стол перед парнем четыре новенькие серебряные монеты. – Гляди, какие красивые талеры. Отчеканены на монетном дворе курфюрста Пеннеланда. Эти прекрасные монетки ты получишь за год верной службы, а одну из них – сразу, как только поставишь палец под контрактом. Ну что? Как они тебе? Мальчик, не отрываясь, смотрел на монеты. Это были огромные, баснословные деньги, которые бы решили все проблемы мамы и сестер. – Глядите, как ему нравятся эти монеты, оторваться не может! – заржал краснощекий. – Да, парень, чтобы заработать такие деньжищи, хорошему мастеру-булочнику нужно не разгибаться полгода. Да при этом платить городской налог в магистрат, цеховой сбор, плату за улицы, за сажу, десятину попам и черт его знает еще что. А мы, вольные люди, никому ничего не платим. – И даже наоборот, кое с кого мы сами можем собрать, – вставил краснощекий и, довольный собой, отхлебнул пива. – А бабы, – добавил он, – тот же булочник должен еще и кормить свою бабу. А ты никому ничего не должен, а баба у тебя будет не одна, а десять. Маркитантки, крестьянки, горожанки. – И даже монахини, – вставил третий военный, который, как показалось парню, был уже изрядно навеселе. – Случается и такое, – согласился краснощекий. – В общем, все хотят подружиться с молодым и красивым солдатом. – Ну так что? Готов вступить в отряд храбрецов, которым будет командовать славный капитан Блох? – спросил одноглазый сержант, улыбаясь. – Готов, – сразу согласился парень. Зеваки за соседними столами, наблюдавшие за этим представлением, радостно заголосили и даже застучали кружками о столы. – Вот и молодец, – сказал одноглазый, доставая из сумки бумагу. – Вот твой контракт. Как тебя звать, парень? Нужно внести сюда свое имя. – Ярослав Волков. – Что? – поморщился сержант. – Что это за имя такое? А ты, парень, какую веру исповедуешь? – Нашу. – Молодой человек испугался, что сделка может сорваться, а ему так были нужны деньги, и он судорожно из-под ветхой рубахи достал крест. – А не еретик ли ты? – не унимался сержант одноглазый. – Да не еретик он! – крикнул кто-то из посетителей. – Я с ним в один костел хожу, на одной улице живу. – Тебя-то самого еще проверять нужно, – буркнул пьяный военный кричавшему, и народ в трактире засмеялся. – Ладно, вот только имя у тебя восточное какое-то. Нормальному человеку такое не выговорить. Как, еще раз скажи, тебя зовут? – Ярослав Волков. Солдат поморщился: – Будешь теперь Яро Фолькоф, вот. – Он, видимо, остался доволен своей придумкой. – Звучит, а? – Звучит, – согласился Волков. Он согласился бы на любое имя, лишь бы получить деньги. – Хлебни-ка пива, – сказал краснощекий, а сам достал чернильницу и перо и стал вписывать новое имя на бумагу. Парень выпил пива и поставил кружку, а рядом уже лежал контракт. – Давай-ка, парень, макни палец в чернила и ставь внизу листа. Но мальчишка взял лист и начал читать. – Эй-эй, что ты делаешь? – Как что? Прочитать хотел. Мне отец говорил, что всегда нужно читать, прежде чем подписывать. – Читать? – фыркнул краснощекий. – Читать – глаза ломать. Откуда вы беретесь, такие грамотные? – Меня отец учил грамоте, – робко ответил «грамотный». – Тут тебе читать ничего не нужно. Макай палец и припечатывай. – Может, расписаться? – Макай! – настоял одноглазый. – Макай, макай! – загалдели люди в трактире. Парень макнул палец в чернила и поставил отпечаток на лист бумаги. – Ну вот и славно, – сказал одноглазый. – Трактирщик, еще одну кружку храбрецу! – Он протянул парню новый блестящий талер. – Держи, это твой первый, а у тебя их будет еще сотни. – Да тысячи! – вставил пьяный военный. – Если только ты не станешь одним из костлявых трупов в канаве у какой-нибудь крепости. Парень прислушался к нему. – Сдохнуть быстро, свалившись с осадной лестницы, – это, можно считать, легко отделался. Намного хуже – это когда тебе что-нибудь воткнут в брюхо, а помереть сразу не удастся. Будешь лежать и выть. А от тебя будет вонять дерьмом и гнилью. А брюхо будет расти каждый день, пока не станет величиной с бочонок – тогда оно лопнет, и вся твоя требуха вывалится наружу. Все присутствующие внимательно слушали пьяного солдата, и самым внимательным слушателем был мальчик. – Но это еще не самое страшное, – зловеще улыбаясь, продолжал солдат. – Заткнись уже, Ральфи, – попытался прервать его краснощекий. – Пусть говорит! – загалдели посетители, которые стали собираться вокруг их стола. – Самое неприятное, – продолжал пьяный Ральфи, – это понос. Многие слушатели засмеялись, подумав, что это шутка, но новобранец слушал внимательно и был серьезен. – Сначала ты будешь просто бегать в кусты три-четыре раза в день, проклиная судьбу и ротного повара. А со второй недели из тебя начнет литься не только еда и питье, но и кровь. И ты заметишь, что ноги твои худеют прямо на глазах и ходить на них все труднее и труднее. А с третьей недели ты просто не встанешь и гадить будешь под себя. А к концу четвертой недели тебя вывалят с такими же, как ты, в поле, накроют рогожей и будут ждать, пока помрете, а затем закопают тихонько. И все. Рядом с каждым большим лагерем целые кладбища таких храбрецов, как ты. – Да заткнись ты уже, Ральфи, а то получишь пару оплеух, – прервал его краснощекий. – Такое, конечно, бывает, парень. Но не так часто, как врет тебе этот дурак. – А как же этого избежать? – спросил мальчик. – Поноса? – Да, поноса. – Был у нас при лазарете один монах припадочный. Бубнил нам все время, что если мыть руки перед едой и кипятить воду, а не лакать, как собака, из лужи, то никакого поноса не будет, – заметил одноглазый. – А я так думаю, что он врал все. Хотя скажу одно наверняка: благородные и офицеры поносом никогда не страдают. – Господин солдат, мне нужно сходить домой, – произнес мальчик и встал. – А ну стой! – Краснощекий перегнулся через стол и схватил его за одежду. Мальчишка испугался.