– А ты, часом, не из этих ли? – Из каких «из этих»? – испуганно спросил мальчик. – Из дезертиров. Задаток за контракт возьмут и тут же исчезают. Ты дезертир? – сурово спросил одноглазый. – Нет, я только хотел отнести деньги маме и вернуться. – Черта с два! – рявкнул сержант. – Кто-нибудь знает его мамашу? Кто отнесет ей деньги? – Я! – сказал кто-то из-за спины парня. Чьи-то ловкие пальцы вытащили талер из мальчишеской ладони. А мальчик был так растерян, что даже не взглянул на того, кто это сделал. – Я отнесу, не беспокойтесь, друзья! – Ну вот и славно, – сухо сказал сержант, единственным глазом рассматривая парня. – А то знаешь, что ждет тех, кто решит передумать и дать стрекача? – Нет, – сказал мальчик, – не знаю. – Их ждет длинная грубая веревка с петлей на конце, – снова заговорил Ральфи. – Тебе еще предстоит сделать выбор, сынок: грубая веревка с петлей на конце, но один раз, или солдатская лямка на всю жизнь. Даже не знаю, что лучше. – Он невесело засмеялся. – Брось, Ральфи, – сказал сержант. – У такого храбреца, как этот малый, дорогая будет усыпана серебром. Нужно только выбрать, куда пойти. – И куда же мне пойти? – спросил Волков. – Куда-куда… – задумчиво произнес сержант. – К примеру, в пикинеры тебя не возьмут. Потому что пика у них в десять локтей, ты ее просто не удержишь. Да и доспех у них дорогой. У тебя есть деньги на доспех? Парень отрицательно помотал головой. – Вот и я про то же. В рейтары и жандармы тоже не примут. Так как ты безлошадный. А если и дадут тебе какого-то конька от казны, то это будет такая сволочь, злобная и упрямая бестия, что не ты на нем, а он на тебе будет ездить. Все засмеялись. – В арбалетчики без толку идти. Потому что эти мерзавцы о себе слишком большого мнения. Абы кого со стороны не принимают. Да и арбалет простой ты натянуть не сможешь, а на арбалет с ключом нужно столько же денег, сколько и на коня. И что же тебе остается, парень? – Не знаю. Может, меченосец? – робко проговорил мальчик. – Мечи носят те, у кого на них есть деньги. Но не робей. Есть у меня для тебя хорошее местечко. – Какое? – Теплое. – Ну, что за место? – волновался мальчик. – Место при кухарке капитана Блоха. Все окружающие опять засмеялись. – Понимаешь, кухарка хорошая, но малость староватая и больно толстая, пудов восемь чистого веса, и поэтому из-за своей полноты немного воняет, честно говоря, даже сильно. Люди покатывались со смеху. – Так вот, нужно помогать ей мыться хотя бы раз в месяц. Зеваки, собравшиеся вокруг их стола, смеялись и даже улюлюкали, а сержант не унимался: – Обмывать ее телеса, скажу тебе, дело для храбрецов типа тебя. Смеялся даже краснощекий и пьяный Ральфи. Все хохотали, кроме мальчика. Он сидел и внимательно смотрел на сержанта. – Потому что, – продолжал сержант, – не все, кто видел ее промежности, остались в своем рассудке. Вот погляди на Ральфи, он видел и с тех пор пьет не просыхая. – Ну хватит уже, – вдруг произнес мальчик. Громко, сухо и даже резко. Никто из собравшихся не ожидал, что он так может. Все перестали смеяться. – Говорите, господин военный, в какой цех вы меня запишете? – Хватит так хватит, – произнес одноглазый, отхлебнув из кружки. – Пойдешь к корпоралу Ральфи, в лучники. Он, конечно, пьяница, но стрелок добрый. Думаю, и тебя стрелять научит. Я пишу в твой контракт, что ты теперь лучник. Он макнул перо в чернильницу и что-то написал в контракте, затем свернул его в трубку и отдал бумагу краснощекому. – Все, парень, теперь ты контрактованный лучник капитана Блоха. Задаток ты получил, а увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются. – Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, – повторил солдат поговорку старого сержанта. Волков так и не узнал, дошел ли его первый талер до матери – он часто думал об этом. А сейчас солдат сидел в унылой харчевне, разглядывая коновала. Коновал был высокий, грузный лысеющий мужчина с плохо выбритым лицом. Он первым делом надел грязный кожаный фартук и осмотрел стрелу. – Надо просто вытащить эту стрелу? – предположил он. – Надо, – согласился солдат. – Но она крепко засела в железе, и выдергивать нельзя, потому что наконечник останется в ноге. Нужно будет сделать надрез. – Ох, – тяжело вздохнул коновал. – А вы, господин, и вправду хотите, чтобы эту стрелу вытаскивал я? – А ты видишь здесь других коновалов, идиот? Ты ж вскрываешь свищи коням, нарывы коровам? – Да, господин, но то коровы и лошади или даже мужичье, а то вы… – А потом рану нужно будет зашить. У тебя есть кривая иголка? Ты зашивал кожу лошадям? – Да, господин, но то были лошади… Солдат только сплюнул с досады; дал бы ему в морду, да встать не мог. А вот кузнец солдату понравился. У того была пегая борода, крепкие руки и черные заскорузлые пальцы. – Я обрежу деревяшку заподлицо, – сказал кузнец. – А потом приподниму, – сказал кузнец, разглядывая болт. – Потом мы снимем доспех и попробуем вытянуть ее. – Ты щипцы принес? – спросил солдат. – Наконечник так не выйдет, его придется щипцами тянуть. – Щипцы принес. – Хорошо, как вытянем наконечник, нужно будет зашить, пару стежков сделать. – Шить я не мастак, господин, – сказал кузнец. – Ну, хоть обрежь деревяшки и сними понож, – согласился Волков. – Сделаю, – произнес кузнец, доставая из большого ящика инструменты и раскладывая их перед собой. – Садитесь на стол, господин. А ты, деваха, давай сюда лампу и встань слева, чтоб свет не застить. Ближе подноси. Ну, держитесь, господин. Солдат вцепился в край стола и вздохнул. «Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются», – вспомнил он слова сержанта. Каждое движение кузнеца отдавалось болью, а тот, как назло, не мог сделать что-то с одного раза. Ни обрезать стрелу, ни поддеть сталь. Почти все движения повторял дважды. Солдат понимал, что такую работу он делал впервые, поэтому молча терпел. Пальцы, вцепившиеся в стол, побелели, со лба на нос скатилась капля пота, но он молчал. Наконец кузнец обрезал стрелу и снял доспех с ноги. Встал, вздохнул. – Вроде я свою работу сделал. – Он поглядел на коновала, а на том лица не было. – Ну, что встал? Давай, – пригласил коновала Ёган, – вытягивай палку из ноги. – Я не могу, – вдруг сказал коновал, – не невольте меня. Вдруг этот крупный мужчина всхлипнул и кинулся из харчевни прочь. – Вот дурак, а, – удивленно произнес Ёган. – Боится, – сказал кузнец. – Он молодому барону коня лечил, тот распорол кожу на груди во время охоты. Он ее вроде зашил, а конь все равно сдох. Молодой барон его на конюшне два дня держал. Его и сына. Бил обоих. Вот он и боится. – Даже инструмент забыл, – произнес Ёган. – Вытаскивай ты, – сказал солдат кузнецу. – Вытащить попробую, а вот шить я точно не возьмусь, не с моими пальцами. Мне ими и иголку не удержать. Он снова сел на корточки перед столом, взял щипцы.