Часть 7 из 127 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Щербатый не успел вытащить копье из оседающего стражника барона, когда Волков без замаха быстрым секущим ударом разрубил ему левую руку. Он бы ее отрубил, не будь у щербатого под рубахой красивых наручей из кожи, украшенных бронзовыми накладками.
– А-а! – заорал щербатый, оставив копье в трупе стражника. Он отпрыгнул, схватил правой рукой почти отрубленную левую и повалился на пол, заливая его кровью. Теперь предводитель ламбрийцев, тот, что был в дорогой кожаной рубахе, стоял перед Волковым. Это был сильный опытный мужчина, проживший большую часть своей жизни на войне. Он умело сжимал копье и готов был нанести удар.
У того, кто вышел со щитом и мечом против копья, всегда будет возникать вопрос: куда копейщик нанесет удар, в пах или в лицо? Холодный и спокойный взгляд ламбрийца не выражал ничего. Он не спешил. Не наносил удары. А куда ему было спешить? Секунды идут, тетива арбалета натягивается, нужно просто подождать, пока щелкнет фиксатор, пока на ложе ляжет болт. Он это понимал, и Волков это понимал. Поэтому Волков сделал шаг и выпад. Ламбриец легко парировал и тут же нанес удар. Волков просто кишками почувствовал, что удар придется в пах. Так и вышло. Волков щитом отвел удар, и наконечник копья звякнул о поножи. А меч солдата рассек воздух очень близко от лица и плеча копейщика. Снова пауза. Снова напряженное внимание обоих. Секунда. Две. Три. И вдруг отчетливо слышимый щелчок. Тетива натянута. Болт уложен на ложе. Арбалетчик снова свистнул.
«Значит, свистом он сообщает о своей готовности, а кожаный сейчас даст добро на выстрел».
И тут же ламбриец в кожаной рубахе ударил копьем в пол. Волков сразу отпрянул назад. Он слышал, как тенькнула тетива, отправляя снаряд в его сторону. Он ждал, что снаряд мелькнет мимо него… и тут же получил сильный удар копья в лицо. Этот удар должен был убить его наповал, разломить челюсть, пройти через горло и рассечь позвоночник сразу под черепом, если бы не горжет, прикрывающий горло и нижнюю часть лица. Горжет выдержал удар, и наконечник копья звякнул, скользнув в сторону.
Рефлекторно, не целясь, Волков по-дурацки отмахнулся мечом в ответ. Это был не удар и не выпад. Он не рубил и не колол. Просто махнул и слегка, самым кончиком достал лицо ламбрийца. Но меч у Волкова всегда был заточен до состояния бритвы. Большинство солдат считало это излишним, но он всегда точил и точил свое оружие. Чистил и точил. И теперь этот слабый, неточный взмах рассек лицо ламбрийца от скулы до нижней челюсти так, что через щеку можно было вставить в рот палец, а кровь из раны потекла ручейком, заливая дорогую, двойной кожи, красивую подкольчужную рубаху. «Какие бы вы ни были опытные и сильные, а доспехи-то надо было надеть», – думал Волков. И тут он снова услыхал щелчок, снова тетива была натянута. Солдат буквально чувствовал, как лохматый арбалетчик кладет болт на ложе. Он инстинктивно поднял щит повыше, чтобы прикрыть голову, а глава ламбрийцев выплюнул добрую порцию крови и заорал на ламбрийском:
– Да попади ты уже в него, дьявол тебя задери!
Волков снова сделал шаг назад и чуть подприсел, чтобы щит прикрывал как можно большую площадь тела, но арбалетчик попал в него, а не в щит. Болт звякнул о понож и пробил его. И хоть и потерял силу, но вошел в бедро на палец. Волков практически не почувствовал боли, он сделал еще шаг назад, и вовремя. Потому что ламбриец в коже нанес ему сильный удар копьем в грудь. Закрыться щитом он не успел, и не сделай он этот шаг, удар пробил бы кирасу. А так наконечник просто толкнул его в грудь. Волков устоял, а лабриец ударил его еще раз в пах. Этот удар Волков отбил щитом в сторону и сам сделал выпад. Ламбриец с трудом, но увернулся.
А в это время последний живой из людей барона был уже безоружен: здоровенный ламбриец в тулупе сломал ему копье, как будто это была хворостина, сбил с головы шлем, и теперь стражник в подшлемнике просто висел на руке здоровяка, не давая тому сделать замах топором.
– Рыца-а-арь, подсобите! – орал стражник. – А то сгину!
Здоровяк пытался высвободить оружие, мотал свою жертву, как тряпку, стуча ею о стены и опрокидывая лавки. Но стражник крепко вцепился в здоровяка, понимая, что тот сразу его убьет, как только высвободит руку.
– Рыцарь, подсобите!
– Держись! – только и мог крикнуть солдат. Волков ничем не мог ему помочь. Он следил за кожаным и ожидал нового выстрела из арбалета. А кожаный начинал выдыхаться. Из, казалось бы, пустячной раны кровь текла и текла, заливая левую руку, плечо, грудь. Но ждать, пока он выдохнется совсем, было нельзя. Арбалетчик натягивал тетиву.
Не чувствуя боли, Волков двинулся на кожаного. Он знал, просто знал, что тот встретит его ударом в лицо. Так и вышло. Щитом солдат отвел копье в сторону, а сам рубанул наотмашь, справа налево низким выпадом. И попал, рассек ногу ламбрийца чуть выше колена.
– Стреляй! – заорал тот, делая шаг назад. – Стреляй, разорви дьявол твою мамашу!
Волков не ждал, пока арбалетчик выстрелит, он сделал новый выпад, а ламбриейц снова встретил его ударом копья. И солдат его пропустил, но удар уже был вялым и неточным, не то что первые. Копье только звякнуло о кирасу. А вот Волков рубанул его от души. Снова просто секущий удар справа налево. К таким ударам опытные фехтовальщики относятся с презрением, называя их солдафонскими, но по раненому и незащищенному латами врагу это то что нужно. Меч рассек левую руку выше локтя.
– Стреляй! – заорал ламбриец, роняя копье.
Волков закрыл голову щитом и присел. И в ту же секунду болт пробил щит и вышел на полпальца с внутренней стороны.
«Чертовски хороший арбалет», – подумал солдат.
И тут же, сделав шаг к ламбрийцу, точным уколом в грудь убил его. Быстро, коротко, прямо в сердце. А в это время здоровяк все-таки освободил от стражника барона свою руку с топором и с оттягом рубанул им бедолагу. Кровь брызнула на стену фонтаном. Стражник захрипел, обмяк и повалился на пол, а дезертир рубанул еще раз, чтоб наверняка. И теперь здоровяк и Волков смотрели друг на друга. И оба все понимали.
У того, кто вооружен лишь топором, мало шансов победить противника с мечом и щитом и почти нет шанса победить человека в доспехах. Но у владельца топора есть дружок с арбалетом, а у облаченного в доспехи дыра в ноге и полный сапог крови, и когда он повернется лицом к топору, щит не сможет защитить его от арбалетчика.
Все оставшиеся в живых в харчевне были опытными людьми. Все всё понимали. Секунды шли. Здоровяк восстанавливал дыхание. Арбалетчик снова натягивал тетиву, а кровь из раны в ноге текла в сапог Волкова, и ему надо было что-то делать.
В шлеме и подшлемнике плохо слышно, и еще хуже, если под шлем надеть горжет. Но щелчок замка арбалета Волков уловил и сделал то единственное, что мог. Перекинув меч в левую руку, он выхватил из-за пояса топор. И, вложившись в бросок, швырнул его в арбалетчика. Тот не ожидал нападения и по инерции закрылся арбалетом, который выстрелил, и болт впился в потолочную стропилу.
И тут же солдат заметил краем глаза движение. Он машинально поднял щит и получил страшный удар в него. Дорогой рыцарский трехслойный, клееный, обитый толстенной кожей и окантованный медью щит треснул пополам. Такого в принципе не могло быть, но теперь это были два щита, связанных между собой кусками кожи и медного канта. Сразу пришла старая боль в левой ключице. Старинная, родная и привычная, с которой он не расставался долгие годы.
А здоровяк замахивался топором опять, держа его двумя руками. Вряд ли какой шлем выдержал бы такую атаку. И уж точно никакая голова.
Отклонившись в сторону, Волков поднял над собой обломки щита, поддерживая их мечом, – это все, что он успел сделать, прежде чем топор опустился на него. Часть силы удара щит и меч погасили, но даже после этого тяжелая железяка с таким треском опустилась на левое плечо кирасы, что Волков аж присел. Меч улетел за спину и звякнул о пол.
«Вот теперь точно мне конец», – подумал он, приходя в себя и глядя, как верзила снова поднимает свой топор. Машинально, плохо слушающейся левой рукой, на которой все еще болтались обломки щита, он вцепился в руку ламбрийца, в которой тот зажимал топор, а правой попытался схватить его за горло. С таким же успехом можно было пробовать сдержать быка-трехлетку. А ламбриец левой рукой взял солдата за горжет, чуть приподнял и впечатал в стену, но не мог рубить топором. Поэтому своими железными пальцами он полез Волкову под шлем и хотел не то выдавить глаза, не то просто раздавить череп или заткнуть нос и рот. Сила этого человека была огромна.
Волков буквально задыхался, его шлем слетел вместе с подшлемником, но ему не хватало воздуха. Перед глазами уже поплыли черные круги; из последних сил он держал правую руку здоровяка с топором своей левой, а в голове пульсировала только одна мысль: «Надо дотянуться до сапога. Надо дотянуться до сапога. Надо дотянуться до сапога. Это последний шанс».
Он согнул ногу в колене и нащупал стилет. Рукоять оружия привычно легла в руку. Солдат вытащил его из сапога и сразу же ударил здоровяка под левое ребро, снизу вверх, к сердцу. Каленая, заточенная четырехгранная сталь вошла в тело без сопротивления, но ничего не произошло. Ламбриец продолжал его душить. Волков ударил еще раз. И еще. И еще. Его рука была уже залита кровью по локоть, и только тут здоровяк отпустил его и, обмякнув, завалился на пол. Волков отлип от стены и повалился на него. И тут же в то место, где он стоял, впился арбалетный болт.
Ламбриец умер без стонов и криков. Раз – и все. А Волков пытался отдышаться, лежа в обнимку с трупом здоровяка. Пытался и не мог. Он знал, что надо вставать, что уже, возможно, сейчас к нему идет арбалетчик. Он подойдет и просто выстрелит в лицо. Либо возьмет копье, топор или даже его собственный меч и зарежет, как ребенка. Но сил подняться не было. Красное марево плыло перед глазами. Хотелось просто дышать, дышать, дышать… Но жить ему хотелось еще больше.
С трудом перевернувшись на живот, Волков осмотрелся. Его меч лежал между лавкой и столом, и он не видел арбалетчика. Скорее всего, тот тоже его не видел. До меча нужно было дотянуться, вытащить топор из-под мертвого ламбрийца сейчас он не смог бы, и все, что у него было, – это обломки щита и стилет. Стилет, конечно, вещь нужная, но от меча сейчас больше пользы. И тут он услышал женский крик.
– Он тикает! – кричала баба, та, что во время драки лежала около очага и подвывала от страха. – Вон он! – Она указывала пальцем.
Солдат поднял голову в направлении ее жеста и увидел зад и ноги человека, который вылезал в окно. Собрав последние силы, Волков встал, поднял меч, хромая и шатаясь, пошел к окну, но не успел. Арбалетчик вылез на улицу. Солдат огляделся. В харчевне были две одуревшие от страха бабы, хрипящий ламбриец с разрубленной рукой, валявшийся в луже крови, и он. Все остальные были мертвы. Волков скинул обломки щита, взял умирающего ламбрийца за ногу и потащил к выходу. Таким и увидели его крестьяне, стоявшие на улице. Шатающимся от усталости, залитым кровью с ног до головы и с болтом, торчащим из левой ноги. Он бросил умирающего ламбрийца около лужи и посмотрел на людей. Те с ужасом в глазах осеняли себя святыми знамениями.
Шел дождь.
И тут мальчишка, конопатый и грязный, стоявший у угла харчевни, звонко заорал:
– Рыцарь, господин рыцарь, вон дезертир, к пруду побежал!
Тут же загалдели другие мальчишки, и весь народ потянулся к углу харчевни.
– Бежит, собака, лови его!
Мужики кинулись за ним следом. Волков не побежал за ними – хромая, он пошел к своему коню. Мужик, которому он приказал сторожить вещи, произнес:
– Глаз не отводил, все в целостности.
Солдат молча снял с седла мокрый плащ, кинул его мужику через плечо, сбросил мешок с доспехами на траву, морщась от боли, и залез в седло.
– Следи за вещами, – сказал он мужику и дал коню шпоры.
Ламбриец бежал по размокшей дороге, он был бос, а за ним неслись мальчишки, словно гончие, поднявшие кабана. Приближаться к нему побаивались, но не отставали ни на шаг. Мужики и бабы держались чуть поодаль. Волков обогнал их всех, догнал дезертира у пруда. Тот запыхался, устал и остановился у воды, он улыбался.
– А ты лют, брат-солдат, – произнес дезертир, улыбаясь. – Ох и лют.
Это был настоящий арбалетчик. Невысокий, жилистый, лохматый.
Арбалетчиков ненавидели все, особенно рыцари, рейтары и жандармы, да и ландскнехты и пикинеры тоже. Уж больно смертоносны были их подлые болты, прилетающие неизвестно откуда и иногда пробивающие любую броню.
– Может, отпустишь меня? – спросил арбалетчик.
– Пошли со мной, – сухо ответил Волков.
– Ага, чтобы твои мужики меня кольями забили? – усмехнулся ламбриец.
– Тебя никто не тронет, я отведу тебя к барону, – сказал солдат.
– Ну да, хрен редьки-то послаще будет, – засмеялся арбалетчик. – Твой барон меня повесит, а то и колесует за коннетабля. Не хочу ни висеть, ни на колесе кататься.
– Так надо было погибнуть в бою, – ответил Волков.
– Надо было доспехи надеть, я этим дуракам говорил, а они смеялись. Досмеялись теперь, все мертвые лежат.
Начали подходить люди. Бабы стояли подальше, мужики ближе, а мальчишки так и вовсе лезли под коня.
– А ну-ка отошли все! – рявкнул Волков.
Мальчишки, как воробьи, разлетелись в стороны.
– Ну так что, сдаешься? – спросил солдат.
– Да нет, конечно, – улыбаясь, ответил арбалетчик. – А ты лют, брат-солдат, ну, прощай…
Он выхватил из рукава рубахи нож и кинулся на Волкова. Бабы завизжали. Солдат просто выставил вперед меч, который вошел в правую часть груди противника и вышел чуть ниже лопатки. Арбалетчик откинулся, выронил нож, попятился и плашмя упал рядом с водой на спину. Волков повернул коня и поехал к харчевне. Он не хотел видеть, как умирает ламбриец, не было у него к нему никакой злости. Меч он в ножны не прятал, держал в руке и смотрел, как капли дождя смывают кровь со стали.
А тем временем на площади возле харчевни уже стояла большая телега. Мужики складывали на нее стражников барона и коннетабля. Волков подъехал ближе, чтобы взглянуть на мальчишку, и, к своему удивлению, увидел в телеге синий тулуп ламбрийца, секиру и копье. Какой-то мужик тащил к телеге другое снаряжение дезертиров.
– А ну стой, – зарычал Волков.
Мужик испуганно остановился.
– Ты куда все это тащишь?
– Барону, – испуганно пробормотал мужик.
– Что?
– Барону отвезти приказано.
– Кем? – спросил Волков.
– Так старостой, – ответил мужик.
– Где этот староста? – заорал солдат, оглядываясь.
От телеги отошел седенький мужичок и произнес:
book-ads2