– Только больше никому об этом не говорите. Конечно, наш Господь милостив, и у вас появится куча последователей, которые начнут злоупотреблять милостью Божьей и не будут считать прелюбодеяние за грех. Ну а других грехов за собой не знаете? – Как-то не припомню. – Но вот от вашей руки пали четыре человека. – О чем это вы? – не сразу сообразил солдат. – Как же, о дезертирах. – Ах, вот о чем. Отец мой, я солдат. Убивать – моя профессия. Двадцать лет мне за это деньги платили. И все попы меня каждый раз на это благословляли. Это мое доброе дело. Так мне говорили мои капелланы, или они были не правы? – Даже не знаю, что ответить, – сказал поп. – Все-таки думаю, что не правы. Любое убийство для души тяжкое бремя, даже если оно оправданно. – Это только первое убийство – бремя, а потом душа привыкает. – В этом-то и весь ужас, я думаю, а вы так не считаете? – Простите меня, святой отец, но я пришел говорить не о моей душе. – А о чем же вы хотите поговорить? – О других душах. О сгинувших. – О чем? – не понял отец Виталий. – Барон назначил меня коннетаблем. Я теперь ваш человек. – Да что вы! Господи, ты меня услышал! Вы даже не представляете, как я рад. Я молил об этом Господа каждый день. У нас, конечно, был коннетабль. Вы же его знали? – Очень недолго. – Это был чистый юноша, пламенная душа, а нам нужен хладный муж с железной рукой. Наш барон – добрый воин и справедливый человек. Он очень снисходителен к своим людям, но как хозяин он плох. Чересчур доверчив и не хочет вникать в мелочи, а подлые люди пользуются этим. – Вот как. Подлые? И кто это, можете сказать? – Да все, кто его окружает. – Его обворовывают? – Его грабят, и грабят его холопов, моих бедных прихожан, а им и так нелегко, чума их скосила на треть, а до этого прореживали голод и неурожай. Вы знаете, что у нас третий год неурожай? – Не знаю, – сухо ответил солдат, его это особо не интересовало. – Если его грабят, значит, надо проводить аудит. – Мудро, очень мудро. Могу ли я вам помочь? – Можете, мне нужно будет письмо от вас к аббату, в котором вы поддерживаете мое решение. – Credo in Deum. – Поп сложил молитвенно руки. – И он услышал меня. Сейчас же напишу письмо. Наш аббат светлый человек. Он нас услышит, он нам поможет. – Вот это мне от вас и нужно. Но это не все. – А еще чем могу помочь? – Мне нужно знать, сколько людей пропало с зимы. Вам же приносят заупокойные записки? – Да, сын мой, к сожалению, приносят. Только это не заупокойные записки. Сгинувших людей нельзя отпевать как покойных. Хотя и за здравие за них не молятся. За сгинувших есть отдельная молитва. Но, конечно, все они у меня учтены, я записываю их в книгу поминовений. – Может, взглянем? – спросил солдат. – Конечно, пойдемте. Ave Maria gratia plena, как я рад, что Господь послал нам вас, сын мой. В книгах отцах Виталия был такой же порядок, как и в церкви. Они быстро нашли имена всех пропавших людей. Оказалось, что из девяти пропавших четверо были детьми, трое женщины, остальные были мужчины. – Я знал этих мужей, – говорил поп. – Они были крепкие люди. Большое горе, большое горе. – А исчезновение детей меньшее горе? – спросил солдат. – Не меньшее, но исчезновение ребенка – это горе для семьи, а исчезновение мужа – это смерть для семьи. Солдат молча согласился, кивнул. – А откуда все они? – спросил он, разглядывая список. – Из каких мест? – А со всех мест, – отвечал священник. – Вот эта девочка из деревни, что у водной мельницы. А вот эти из Малой Рютте, все трое. А вот этот крестьянин, так он вообще жил рядом с церковью. А вот эта девица, она сестра коннетабля, который погиб. Она жила… – У монастыря, – произнес солдат. – Да, да, у монастыря. – Что ж, спасибо за помощь. – Спасибо вам, что взялись за это. – Еще один вопрос. – Конечно. – Кто, по-вашему, обворовывает барона? – Да все. И управляющий Соллон, и старосты, даже подлецы купчишки – те обворовывают его мужиков. – Соллон? Редкое имя для здешних мест. – Зовут его Эммануэль. Но, сын мой, это мои догадки. – Ну, посмотрю на него, как одевается, на каком коне ездит. Думаю, что будет ясно. – Обязательно станет ясно, как только увидите. – А барон этого ничего не видит? – Абсолютно слеп, и это только полбеды. Он еще и абсолютно глух и слушать ничего не хочет. Ему многие говорили, пустое. – Ясно, Соллон, старосты, купцы, а сержант? – Ничего о нем не могу сказать. Груб, спесив, мужики его боятся. Но, наверное, так и должно быть. Обворовывает ли он барона – не знаю. Дом у него небогатый, но у жены его есть золотое кольцо. И дети его не чета крестьянским. – Ясно. Значит, Соллон, старосты и купцы. – Чуть не забыл. Есть еще один подозрительный человек. Зовут его Авенир. – Что за имя такое? Кто? Чем занимается? – Наш трактирщик. Авенир бен Азар. Его трактир прямо напротив церкви. – А, ясно. Винокур? – Конечно. И винокур, и девок держит. – Ну, как обычно. – В трактире у него всякий сброд ошивается. Менестрели сладкоголосые, певцы баллад. – И много у него народу собирается? – Всегда битком. – И местные мужики ходят? – Да откуда у них деньги? Приезжие, купчишки, подрядчики, менялы. Монастырь перестраивается, много люда тут ходит теперь. – Ясно. – Но самое страшное в другом. – В чем? – Он дает деньги в рост, – почти шепотом произнес священник. – И, думаю, барон об этом не знает.