Мы обнимаемся напоследок – я не хочу отпускать его. И Чет говорит вдруг: – Актеришко едва с ума не сошел, пока искал тебя. Наверное, ты ему нравишься. Я только улыбаюсь. – Твои гитары у меня, – добавляет Чет. – Я забрал их себе. Забери их. – Заберу. Когда-нибудь. Спасибо, что догнал, – отвечаю я. Чет хочет сказать мне что-то еще, но я убегаю. Петляю между домами, пытаясь скрыться то ли от мнимых преследователей, то ли от собственной совести. Я выхожу на одну из главных улиц Нью-Корвена, сверкающую и глянцевую, и иду, даже не понимая, куда и зачем. В себя прихожу только около Грин-Лейт парка – того самого, где когда-то сдавала экзамены по гитаре. Недолго думая, я иду по тропам своих воспоминаний. Мне кажется, что Нью-Корвен – город контрастов: стальной блеск высоток и немноголюдные парки, запах бензина и горячего кофе и вечерний аромат зелени, бесконечный шум дорог и тишина, затаившаяся между деревьями. Мне кажется, что все люди – это тоже контрасты. И нет ничего однозначного и определенного. У каждого – своя правда. И у каждого – свой выбор. И небо – тоже у каждого свое. Я прихожу к озеру, которое в темноте кажется темно-синим, глубоким, и сажусь на пустую лавочку. Мое горящее лицо обдувает свежий ветерок. И я чуть-чуть успокаиваюсь. Все будет хорошо. Я верю в это. Я верю в свое небо. – Мисс Ховард? – вдруг слышу я знакомый мужской голос. И на лавочку рядом со мной опускается грузный мужчина в спортивном костюме. – Позволь-ка, я сяду к тебе. А если не позволишь – присяду все равно. Я изумленно приподнимаю брови – это профессор Бланшет. Тот самый, который не хотел отпускать меня из Хартли. Сегодня день встреч, не иначе. Хотя… совпадение? Вряд ли. Я сама решила сегодня прийти сюда. А профессор живет неподалеку. Почему-то я рада этой встрече. Он – часть моего прошлого. Мне никогда не забыть экзамены по гармонии. – Обманывать нехорошо, – гудит он. – Добрый вечер, – улыбаюсь ему я. – А разве я вас… – Обманывала? – перебивает он меня, но я ничуть не злюсь – он всегда был таким. И я рада, что не изменился. – Конечно, Ховард. Ты не вернулась в Хартли. – Пока еще не получилось, – сознаюсь я, хотя уверена, что школа искусств теперь навсегда закрыта для меня. – С ума сошла? – вдруг спрашивает профессор Бланшет. – Чем ты там занимаешься, Ховард, раз решила плюнуть на образование? Твое отношение к музыке меня раздражает. – Я не знаю, что вам сказать, профессор. – Ничего мне не надо говорить, Ховард. Просто вернись. У тебя будет еще год, – недовольно заявляет Бланшет. – И если ты спустишь возможность получить образование в унитаз, я буду разочарован в тебе так же, как и в твоей матери. И в твоем отце. Я сглатываю. Я уже и отвыкла от мысли, что у меня есть отец и мать. – Однажды я попытаюсь вернуться, профессор, – обещаю я. И он вдруг смягчается. – В этом году у меня были бездарные студенты, Ховард. Ты, конечно, тоже не гений, но лучше уж ты, чем эти идиоты, – ворчит он. – Мне кажется, что я обучаю разговаривающих хот-догов, а не людей. Слабо верится, что они вообще способны различать ноты. – Вы всегда так говорите про студентов, – улыбаюсь ему я. – Я всегда говорю правду. Кстати, – вдруг спрашивает профессор Бланшет. – Слышала Диану Мунлайт? Я вздрагиваю. – Кажется, да. Не помню, – делаю я вид, что мне все равно. – У вас голоса похожи, – заявляет профессор Бланшет, сверля меня пристальным взглядом. – Когда я впервые услышал эту девицу по радио, решил, что Ховард с ума сошла – побежала петь сопливые песенки, бросив Хартли. А потом увидел ту тощую девицу с белыми волосами. Дочь Мунлайтов. – На ваш взгляд, она плохо поет? – спрашиваю я. Теперь все внутри меня напряглось. – На мой взгляд, она фальшивит, – усмехается вдруг профессор Бланшет. – И дело не в голосе. Мы оба понимает, о чем он. Но молчим. – Я пришел к этой идиотке Элизабет – ты ведь у нее занималась вокалом, верно? А она заявила мне, что вокал Мунлайт совсем не похож на твой и что мне кажется. С тех пор она меня избегает. Я понимаю, почему мой бывший преподаватель по вокалу избегает профессора Бланшета. Скорее всего, люди Эммы Мунлайт заплатили ей за молчание. Он словно читает мои мысли. – А всех ведь не заткнешь, Санни, – неожиданно мягко говорит он. – Правда однажды всплывет. Твой голос слышали слишком многие. Я опускаю взгляд. – Знаю. Но вы не представляете, насколько они могущественны, – сквозь зубы говорю я, понимая, что профессор обо всем догадался. И мне нечего скрывать. Странно, но мне становится чуть легче. Я несу этот груз не одна. Я могу сказать об этом кому-то. Так легче. – Они? Мунлайты, – усмехается он. Его взгляд из-под узких очков колюч. – Даже им не под силу заткнуть всех, девочка моя. Деньги – это власть. Но купить целый мир не под силу никому. Этот обман – дело времени. И не бойся, – торопливо добавляет он. – Я никому не расскажу. Тяжело тебе? – Все в порядке, – отвечаю я. – Тяжело, – заключает профессор Бланшет. – Жалко мне вас – и тебя, и твою подружку. – Какую подружку? – удивляюсь я. – Которая постоянно была с тобой. Темноволосая, тоненькая. У нее все время было трагично-отрешенное лицо. Драматическая актриса из нее получилась бы неплохая, – вздыхает профессор Бланшет. – Вы говорите про Лилит Бейкер? Что с ней?! – холодеет у меня что-то внутри. – А ты не знаешь? – удивляется он. – Говорите! – прошу я. – Пожалуйста! – Как все запущено, – вздыхает профессор, достает телефон, набирает что-то в поисковике. А потом сует свой телефон мне. Широко раскрыв глаза от ужаса, я читаю старую статью на известном новостном портале: «Студент силой удерживал в подвале двух девушек. Пропавшая несколько дней назад девушка сумела выбраться из плена и обратиться за помощью. Об этом сообщает «Нью-Корвен таймс» со ссылкой на источник в полиции. Мисс X была похищена ночью, когда возвращалась домой. По словам девушки, ее ударили по голове, и она потеряла сознание. А в себя пришла в подвале незнакомого дома, прикованная цепью к кровати. Два дня мисс X провела в заточении, подвергаясь избиениям своего похитителя. Затем в камеру была доставлена еще одна девушка, которая также находилась без сознания. На третий день мисс X удалось выбраться из подвала и попросить помощи у соседской девочки, которая рассказала обо всем родителям, а те незамедлительно обратились в полицию. К дому похитителя немедленно были направлены несколько патрулей, и полицейские нашли в подвале двух девушек, которые сразу были доставлены в госпиталь. Сейчас состоянию мисс Y ничто не угрожает, и мисс X также находится в безопасности. Их похититель задержан. Проводится следствие». Я отрываю взгляд от текста и с ужасом смотрю на фотографию. На ней изображены две девушки – брюнетка с короткими волосами и блондинка. Их лица тщательно заретушированы, но я понимаю, что одна из них – это Лилит. Моя Лилит. Я продолжаю читать дальше. «Личность преступника не разглашается, на сегодняшний день известно лишь то, что он студент, а также имеет весьма влиятельных родителей. Личности потерпевших девушек также не раскрываются, однако нам известно, что одна из них была знакома с похитителем. По словам его друга, мистера V, также пожелавшего остаться неизвестным, преступник был влюблен в свою жертву, однако девушка не отвечала взаимностью. Нам удалось получить комментарий мистера V: «Он был от нее без ума и часто говорил, что сделает ее своей. Потом его стали посещать бредовые идеи. Он покупал резиновых кукол, похожих на нее, и давал им ее имя. Потом заявил, что похитит ее, но я не поверил его словам и решил, что он шутит». К счастью, история похищения мисс X и мисс Y не была долгой, и полиция сработала оперативно. Известно множество шокирующих случаев, когда жертвы проводили со своими похитителями месяцы, годы и даже десятилетия. Нам остается надеяться, что преступник будет наказан по всей строгости закона». Я резким движением отдаю телефон. – Это Лилит? Моя Лилит? – спрашиваю я. Мой голос тоже резок – я не узнаю его. И все во мне чернеет от жгучей ненависти. Ублюдок. Как он посмел? Это же Бен. Мразь. Где он? Я найду его и разорву на тысячи кусков. – Лилит, – отвечает осторожно профессор Бланшет. – Почему вы так решили? Имена не указаны, личности скрываются. – Потому что полиция переворошила Хартли! Одна из похищенных – наша студентка. Похититель – тоже студент. Естественно, весь преподавательский состав в курсе, Ховард. – Тварь, – шепчу я. Господи, Лилит, моя бедная девочка. А я не знала. Я ничего не знала. – Знаешь, почему его имя не разглашается? Родители – какие-то шишки из мэрии. И адвокат давит на то, что этот выродок психически болен и сам не осознавал, что делает. Раньше я думала, что злость – это тьма. Это черный цвет, сгустки теней. Однако теперь я знаю, что настоящая злость – это алый. Это кровавая пелена перед глазами. И стук пульса в ушах.