– Я просто хотела их спасти, – тихо произношу я. – Понимаешь, к чему я клоню? – спрашивает Джессика. – Если ты тогда поступила так, то сейчас не должна сдавать назад. Понимаешь? Я понимаю это, но не понимала, для чего она говорит мне об этом. Все становится понятно вечером. Этот день – насыщенный и интересный, и, находясь в студии, я даже начинаю чувствовать, как во мне просыпается солнце. Нужно срочно записать саундтрек для нового фильма Джона Мак-Олиффа – его обожает Лилит, но мне про него мало что известно. Один из продюсеров фильма связался с Уолтером и предложил сотрудничество. Уолтер не мог отказаться – фильм обещал быть бомбой. Он еще не вышел, но его уже все обсуждали. – Над одним из саундтреков должна была работать Элис Данэм, но по каким-то причинам так и не приступила к работе. Хотя, – хмыкает Уолтер, – все мы знаем, что это за причины. Ей стоит меньше забавляться с порошком и пить. Короче, они разорвали с ней контракт, – говорил возбужденно продюсер, потирая ладони. – И решили поработать с нами. Для тебя… – он осекается и тут же поправляется: – Для Дианы это отличная возможность еще громче заявить о себе. Особенно перед предстоящим концертом. Я кусаю губы. Это первый концерт Дианы и… мой. Она будет на сцене, а я – за кулисами. Странно ощущение. Но не время думать об этом. – Пишем в короткие сроки. Времени мало. Сначала смотрим черновой материал, который нам прислали, потом начинаем работу. Они хотят что-то лиричное, проникновенное и глубокое – специально для флешбеков, в которых герой вспоминает свою любовь, – продолжает Уолтер. – Алекс уже приготовил текст песни. Наша задача – музыка. А твоя, Ховард, – исполнение, – смотрит на меня Уолтер. Кажется, он до сих пор не может прийти в себя из-за подмены, хотя прошел уже год. – Но я хочу поработать с тобой и над музыкой. У тебя бывают хорошие идеи. – Без проблем. Что за фильм? – спрашиваю я. – «Сияние бездны», разве не слышала? С Дастином Лестерсом, Ханной Дезмонд и Тимом Бриттаном. Съемки проходят в США, но на днях съемочная группа прилетела в Нью-Корвен, чтобы кое-что отснять и у нас. Уолтер продолжает говорить о фильме, а я снова чувствую, как холодеет сердце. Джессика знала о Дастине и своеобразно предупредила меня. – Конечно, я бы поработал с Джонатаном, но он все еще в США, а сроки поджимают, – продолжает продюсер, не подозревая о буре в моей душе. Сначала мы смотрим черновые сцены фильма – их не так уж и много, и по времени они занимают около тридцати минут. Почти в каждой – Дастин. Он играет известного талантливого музыканта, который отправляется в грандиозное турне со своей группой. Однако во время концертов происходят загадочные и жестокие убийства девушек-фанаток. Их волосы и кровь находят в вещах музыканта, поэтому его тут же обвиняют в преступлениях, хотя он невиновен. Сам музыкант получает послание от настоящего маньяка – тот сообщает, что это – только начало, и обещает убить всех женщин, которые ему дороги. Музыкант должен найти ту, которую когда-то любил, прежде чем до нее доберется убийца. – Почему ты все время улыбаешься, Ховард? – спрашивает меня Уолтер, развалившись на диване. – Что смешного в этой кровище? Я пожимаю плечами – и сама не понимаю, как это получается, почему на лице появляется странная улыбка, стоит мне увидеть Дастина. Он хорош. В фильме совершенно не похож на самого себя, меняется так, словно потерял память и стал вдруг совершенно другим человеком. Его образ – дерзкий и яркий, болезненный и глубокий. Его голос – ниже, чем раньше, в нем появился бархат, от которого по рукам бегут мурашки. Его движения – резкие и немного развязные. Ничего общего с настоящим Дастином Лестерсом. Но он остается для меня все таким же притягательным. – Дурацкий сюжет, – бормочет Уолтер, который недоволен всем на свете. – Но у нас должна быть крутая песня. Нам показывают выступление группы главного героя – сцены идут вразнобой. Это настоящий стадионный рок-концерт: громкий, неистовый, эмоциональный, с заряженной публикой и огнем на сцене. Кадры невероятно хороши, операторская работа – на уровне, да и режиссер удивляет нестандартным подходом. Прислушиваясь к музыке и мощному голосу, я широко открываю глаза. – Это ведь не Дастин поет… – изумленно произношу я. – Это Гектор и его «Красные Лорды». – Да, Ховард, точно. Ребятки сотрудничают с Лестерсом. Говорят, их барабанщик – дружок Лестерса, и он снялся в нескольких эпизодах, – кивает Уолтер. – Кстати, часть съемок проводили на их концерте. Их саунды – просто бомба, так что и мы должны хорошенько поработать. Мы приступаем. Но я не могу перестать думать о Дастине и о нашем расставании. Сидя в полутемном углу, я вспоминаю нашу единственную ночь. Я не жалею, что так поступила, и я навсегда сохраню в себе ту нежность, которую подарил мне Дастин. Его пальцы, волосы, губы, запах ментола, голос, взгляд голубых, словно весеннее небо, глаз. Я не знаю, были бы мы вместе, если бы с Мэг и Эштаном ничего не случилось. Но я знаю, что не забуду его. И словно наяву я слышу его голос. «Удивлен. Франки может быть девушкой. Красивой девушкой. Это слишком большое потрясение. Кажется, кружится голова…» «Франки, ты такая глупая и так раздражаешь. Но сегодня слишком красивая, чтобы я на тебя злился». «Ты сегодня мне снилась, Франки». А спустя какое-то время слышу, как сквозь удары сердца тихо начинает играть «Небесное радио» – впервые за год. Я замираю – даже боюсь дышать, прислушиваюсь к нему и запоминаю. Потом спешно делаю наброски мелодии, используя чужую гитару, а затем показываю их Уолтеру и музыкантам Дианы – каждый, естественно, в курсе нашей тайны, и у каждого – договор с миссис Мунлайт. Других людей на этой уединенной студии просто нет. Моя мелодия нравится им, и начинается работа над созданием партий. Слова уже есть – их прислал автор текстов Алекс, с которым также сотрудничает Уолтер. Я давно не была «в деле», и все происходящее для меня словно глоток свежего воздуха. Я не замечаю, как бегут часы, как наступает ночь, утро, день, вечер. Для сна нет времени – я, как и все остальные члены команды, не уезжаю из особняка уже сутки, и мы все живем на кофе. Я так увлекаюсь, так сильно забываюсь в музыке, что следующим вечером называю басиста Четом – в какой-то момент мне чудится, что я снова в гараже Оливера, на нашей репетиционной базе. – Я не Чет, – удивленно говорит бас-гитарист. – Санни, ты что-то перепутала. – Извини, Майк, – касаюсь я его предплечья. – Случайно. Не спала больше суток. Я одним глотком допиваю оставшийся кофе, а он задумчиво на меня смотрит. – Ты ведь раньше где-то играла? – спрашивает вдруг Майк. Он – полная противоположность Чета. Светловолосый, сероглазый, с легкой щетиной, худой и всегда ходит в светлых рубашках навыпуск. Он очень техничен, такой же профи в своем деле, как и Уолтер – в своем, но, возможно, Майку не хватает задора. – Конечно, – отвечаю я. – Почему ты спрашиваешь? – Я не могу понять, почему ты согласилась на это, – медленно говорит басист. – Петь вместо дочери миллиардера. И оставаться в безызвестности. – Потому что мне заплатили, – сдержанно отвечаю я. Ненавижу эту тему. – Разве не ясно, Майк? – Не злись, Санни, – миролюбиво улыбается он. – Мне просто интересно. Ты шикарная вокалистка. Могла бы сделать головокружительную карьеру. Я склоняю голову набок. – А почему ты не играешь в какой-нибудь банде – сам ведь говорил, что мечтал об этом, – а остаешься музыкантом по найму? – спрашиваю я. – Тоже ведь из-за денег, верно? – Верно, – легко соглашается Майк. – Мы оба здесь из-за денег. Мы почти на равных условиях. – Без твоего голоса Диана Мунлайт не стала бы такой популярной. А без моей басухи – вполне, – замечает Майк. – Мы не на равных условиях. Играю я здесь потому, что мне нужен стабильный доход – жена недавно родила дочь. Если бы не дочь – не пошел. А что случилось у тебя? У нас с Майком хорошие приятельские отношения, и мне хочется вдруг все ему рассказать, однако я не успеваю. В студии появляется Диана. Без свиты из охраны и гримеров, ее сопровождает лишь менеджер. За год Диана Мунлайт изменилась. Стала увереннее, ярче и холоднее. Ее волосы теперь белые, ярко подведенные глаза кажутся не уставшими, а насмешливыми, в каждом жесте – уверенность и женственность. Она сделала на предплечье татуировку в виде собственного символа – полумесяца, пронзенного тремя стрелами. И носит вызывающую одежду в стиле гранж, множество перстней, цепочек и серег, среди которых много лунных символов и знаков. Ей идет. И мой голос ей тоже идет. Хотя мне с трудом удалось убрать из него мои эмоции. Слишком яркие и солнечные, как сказал звукорежиссер. Диана должна петь более холодно и отстраненно. Это ее образ. Образ Луны – загадочной и далекой. Поклонники называют Мунлайт Ледяной королевой, сотрудники лейбла – Королевой равнодушия, а те, кто знает о ее тайне, шутят, что Диана – Льдина. Она почти ни с кем не общается – только по работе. Она не показательно высокомерна – напротив, спокойна и вежлива, но люди чувствуют отстраненность и нежелание общаться с ними, а потому пытаются держать дистанцию. Я тоже пытаюсь это делать. Первое время мне было сложно смотреть на Мунлайт и не винить в том, что я теперь стала Русалочкой, продавшей ее матери-колдунье свой голос. Но я раз за разом повторяла себе, что это мой выбор. Это стало моей мантрой, моим заклинанием, моей молитвой. Мой выбор. Мой. Однако я ни разу не сказала ей об этом. А потом и сама привыкла к ее вынужденному присутствию в своей жизни. Диана приезжает на студию только для того, чтобы у следующих за ней папарацци сложилось впечатление, что она действительно записывает свои песни сама. Будет странно, если Мунлайт всю неделю прошатается по клубам, показам и вечеринкам, а потом вдруг появится ее саундтрек. Она соблюдает конспирацию. Диана проходит мимо нас с Майком – ее длинный белый кардиган похож на крылья. Мы обмениваемся с ней взглядами: мой огонь против ее льда. И она идет дальше, вздернув подбородок. Уолтер спешит следом за ней и рассказывает о работе над саундтреком. С Дианой и ее матерью Уолтер ведет себя подобострастно, однако с остальными суров. Только что орал на ударника, потому что тот никак не мог сделать нужный рисунок – нужный Уолтеру, разумеется. Мунлайт также смотрит черновые сцены, а потом изучает наш материал. Он ей не нравится. – Слова еще ничего, но музыка – убожество, – говорит она, закинув ногу на ногу. Я поднимаю на нее взгляд – какого черта? Все остальные тоже напрягаются – сил в музыку было вложено уже немало. Сам Уолтер на время оставил все остальные проекты, чтобы сосредоточиться на саундтреке. – Что именно тебе не нравится, Диана? – осторожно спрашивает Уолтер. Он был доволен результатом – моим и парней из команды. – Все, – повторяет она и почему-то смотрит на меня. – Мне не нравится все. Мелодия, гармония, ритм. Слишком скучно. – Но у нас нет времени! – восклицает Уолтер. – Мы должны как можно скорее записать саундтрек. – Я понимаю, Макс. Но, – Диана обводит взглядом всю притихшую команду, – это не повод писать дерьмо. Даже если я не пою, это не значит, что мне все равно. Более того, на сцене нахожусь я – не кто-нибудь из вас, а я. А значит, если песня не понравится, отвечать за это тоже буду я. Уолтер пытается образумить ее, но у него не получается. Он начинает нервничать. И в результате обещает связаться с композитором, который несколько раз писал музыку для песен Мунлайт. После этого Диана уходит на второй этаж, а мы расходимся – делать больше нечего, несмотря на ограниченность во времени. Я разговариваю с парнями-музыкантами, а потом мы разделяемся. Несколько парней и звукорежиссер идут курить, а я и Майк решаем поехать домой. У дочери Майка сегодня день рождения, и он хочет побыть с ней и женой. А мне нужно привести себя в порядок, переодеться и поспать, к тому же завтра утром занятие по вокалу. Майк обещает подвезти меня. По идее, я должна просить об этом Джессику, но она находится на другом конце города, на каком-то светском мероприятии, сопровождая миссис Мунлайт, и она разрешает мне воспользоваться предложением Майка. Мы направляемся на парковку перед домом, которая заставлена машинами. Мы идем неспешно, перебрасываясь шутками и обсуждая произошедшее – ни мне, ни Майку не понравилось поведение Дианы, но мы ничего не можем поделать. Я не обращаю внимания на въехавший на территорию особняка автомобиль – охрана ведь не пропустит кого попало. Мы подходим к машине Майка, и он услужливо открывает мне дверь. Однако не успеваю я сесть, как вдруг слышу за спиной знакомый голос – слишком знакомый, для того чтобы это было правдой. – Какая встреча. Неожиданно. Внутри что-то обрывается. Сердце падает в пропасть. У меня подгибаются коленки. И бросает в холод. Я медленно-медленно оборачиваюсь и вижу Дастина. Он только что вылез из приехавшей машины и насмешливо смотрит на меня, засунув руки в карманы серых джинсов. За его спиной стоит недовольный Хью. Дастин такой же, каким я запомнила его в ту ночь. Яркий. Красивый. Любимый. И он до сих пор курит ментоловые сигареты – я чувствую этот ставший родным запах. Только прическа у него другая – отращенные для роли волосы. И другой взгляд – полный презрения. Никакой нежности, никакой теплоты, никакой мягкости. Холодное презрение. Которого раньше я никогда не видела в его глазах. Наверное, я должна радоваться, что год назад мой план сработал, но меня накрывает. Я перестаю чувствовать себя, и я с трудом ощущаю реальность. Все, что для меня сейчас существует, – это Дастин Лестерс. И его презрение вместо былой любви. – Здравствуй. – Я с трудом нахожу в себе силы сказать всего лишь одно слово. – Ну, здравствуй, – усмехается Дастин, не отрывая от меня взгляда, а я боюсь смотреть на него. – Скучала? Его голос пробуждает во мне воспоминания и чувства – меня словно бьют по щекам наотмашь. Я думала, что схожу с ума, видя сны с Дастином, или в парке, глядя, как он целует актрису, но это были лишь отголоски того безумия, что происходит в моей головой сейчас. Взять себя в руки нереально сложно, но я почти справляюсь с этой задачей. – Не было времени скучать, – мои деревянные губы раздвигаются в улыбке. – А ты? Он смеется – коротко и зло. – Ты забавная. Как там тебя – Санни? Серьезно, ты думала, что я буду скучать? – у него жестокая улыбка. – Что происходит? – спрашивает Майк удивленно. – Вы знакомы?