– Хорошо, продолжим завтра утром, – подмигивает Дастин. – Я удивлю тебя. – Чем? – спрашиваю я, поудобнее устраиваясь на его вытянутой руке. Он не отвечает – лишь желает мне спокойной ночи. И он не знает, что завтра я его удивлю. Дастин засыпает на удивление быстро, и ему что-то начинает сниться – его смоляные ресницы подрагивают. Мне хочется, чтобы ему снилась я. А в моих снах всегда найдется место ему. Я лежу и смотрю на него, дожидаясь, когда наступит более глубокая фаза сна. А потом тихонько выбираюсь из его объятий и выхожу из комнаты, чтобы собрать разбросанные вещи и найти в рюкзаке маникюрные ножницы. Я чувствую себя вором – неслышно, словно тень, брожу по дому. Хотя я и есть вор. Я склоняюсь над Дастином, который так и не разомкнул глаз, с ножницами в руках. Мои волосы едва не падают ему на лицо, но я вовремя перехватываю их. Поддеваю черный шнурок, на котором висит кулон, и аккуратно срезаю его. Черная пуля оказывается в моих руках, и сердце начинает стучать как сумасшедшее – играет дробь двойками. Я сжимаю свою добычу и последний раз смотрю на спящего Дастина. Улыбаюсь ему и ухожу, запомнив его таким – безмятежным и любимым. Если бы я осталась чуть дольше, возможно, я бы уже не смогла уйти. Прости меня. Дастин. Прости. Жаль, что ты запомнишь меня воровкой. В гостиной я быстро одеваюсь, хватаю рюкзак и ухожу. Не просто из квартиры Дастина Лестерса, а из его жизни. Я спускаюсь на лифте вниз, быстрым шагом пересекаю холл, чувствуя, как меня провожает взглядом охрана, и наконец оказываюсь на улице. Почти бегом я бросаюсь на другую сторону, пересекаю пару кварталов и ловлю такси, отдав свою последнюю наличку. Пока еду, я открываю кулон-пулю и достаю скрученную бумажку, исписанную мелким почерком. Это – пароли Лестерса к его картам и счетам, но что-то подсказывает мне, что они давно уже нерабочие. Однако это не важно. Важно то, что у меня с собой есть несколько карт Лестерса и наличка из его бумажника. Я прошу водителя остановить машину около банкомата, вставляю в него одну за другой карты Дастина, наугад набирая пароли, и спустя три попытки карты блокируются. Наверное, сейчас ему придут сообщения об этом, но я заранее выключила звук на его телефоне, чтобы он не проснулся раньше времени. Я ломаю карты, выбрасываю их и еду дальше. У дома мы оказываемся уже в предрассветных сумерках. Меня охватывает странное чувство страха – кажется, оно витает в воздухе, но я не понимаю, в чем дело. А когда вижу рядом с кустами одиноко лежащую черную туфлю, мне становится нехорошо. Кто ее потерял? Видно, что это дорогая обувь. В округе никого нет – лишь тишина. И я, то и дело нервно оборачиваясь, направляюсь в квартиру. Там царят тьма и тишина. Лилит нет дома – наверное, она у Октавия, и это открытие ранит меня – я хотела бы увидеть ее напоследок. Зато Кирстен наконец дома – спит в своей комнате, по привычке раскинув руки. Я тихо собираю вещи в сумку и зачехляю любимую классическую гитару. Все унести с собой я не смогу, только самое необходимое. Но это неважно. Важно просто уйти, оставив после себя беспорядок. Перед тем как навсегда покинуть свою комнату, я достаю кулон-пулю и кладу ее на стол в разобранном виде. Рядом кидаю свою поломанную сим-карту. А потом иду к Кирстен, которая все еще спит. Я стою в дверях и смотрю на ее лицо, на которое падает косой луч фонаря. За окном занимается терпкий лимонно-янтарный закат, изрезанный верхушками небоскребов. Я больше не злюсь на Кирстен – больше незачем. Просто смотрю на подругу, понимая, что все наши ссоры и недомолвки были пустыми. А потом бужу ее. – Кирстен, Кирстен, – трясу я ее за плечо. – Что? – нехотя распахивает она глаза. – Что случилось, Санни? Спросонья она не помнит, что мы поругались. – Я должна уйти, – говорю я. – Куда? – резко поднимается она. – Ховард, что с тобой?! – Я не могу сейчас объяснить, – закусываю я губу. – Но я должна уехать. Надолго. Пожалуйста, присмотри за моими гитарами, ладно? Кирстен вскакивает с кровати – она видит набитый рюкзак за моей спиной. Ее волосы взъерошены и она в одной футболке. – Ховард, ты с ума сошла?! Куда ты? Что случилось? Отвечай! – требует она. Я достаю из кармана джинсов смятые купюры и сую ей. Для Дастина это немного, но подругам пригодится. – Это тебе и Лилит. Возьми, только никому не показывай. Поняла? Ты поняла меня, Кирстен? Она держит эти смятые деньги, испуганно на меня глядя, и не знает, что делать. – Ты скажешь, что случилось или нет? – жалобно спрашивает Кирстен. Она напугана. – Я вляпалась в дерьмо, – улыбаюсь я. – Возможно, за мной придут. – Кто?! Я пожимаю плечами. – Позаботься о моих гитарах. Пожалуйста, – повторяю я. – Обещаешь? И обними за меня Лилит. Я вас очень люблю. – Обеща… Ховард! – кричит Кирстен, видя, что я разворачиваюсь и ухожу. – Куда ты?! Она догоняет меня в прихожей и пытается развернуть за плечо. Я не сдерживаюсь и обнимаю ее напоследок, а после отталкиваю и выхожу. Кирстен выбегает за мной на лестничную площадку – босиком. – Вернись! Санни! – кричит она. – Санни! Объясни мне, что случилось! Но я не останавливаюсь и выбегаю из дома. – Это не я! – вдруг слышу я крик Кирстен. – Это не я сделала! Я оборачиваюсь и вижу ее в окне – она высунулась так, что вот-вот выпадет. Я машу ей рукой и сажусь в дожидающееся меня такси. Странно, но я настолько от всего отстранена, что не думаю – а сколько натекло по счетчику за ожидание?.. Мы уезжаем – теперь мне нужно встретиться с миссис Мунлайт. С рассветом в городе появляются пробки, и я провожу в дороге почти три часа, но я настолько не в себе, что не замечаю времени. Я думаю о Дастине, о нашей первой и последней ночи с ним, о том, как себя чувствуют Мэг и Эш, о деньгах. О своем поступке. Не знаю, правилен ли он или нет, но я должна была сделать так, чтобы обо мне забыли друзья и Дастин. И чтобы они не искали меня. В какой-то момент я подумала, что, наверное, могла попросить деньги у Дастина. Возможно, если бы у меня вообще не было возможности заработать, я бы так и сделала. Но у меня был выбор. И я выбрала заработать их самой. Странным способом, но самой. Как я могла попросить о такой сумме Дастина, человека, с которым меня связывали лишь несколько поцелуев? Он не был моим мужем, не был моим женихом и даже парнем не был. Что бы он мог подумать обо мне? Что я иждивенка? Что мне нужны только его деньги? И даже если бы он дал мне их и давал бы до тех пор, пока тетя и брат не вылечились, как бы я отплатила ему за его доброту? Была бы все время рядом? Делала бы то, что он пожелает? А что бы он чувствовал ко мне? Сомневался, действительно ли я люблю его или рядом, потому что благодарна за его доброту? Мне не все равно, перед кем унижаться и кого умолять. Лучше я попрошу о деньгах Мунлайт, чем Дастина. Он слишком дорог мне. Я зажимаю виски руками. Моя эмоциональная анестезия постепенно проходит. Щеки и лоб опять горят. – Мисс, с вами все в порядке? – спрашивает таксист. – Немного болит голова, – неискренне улыбаюсь я. – Но все в порядке. – Вы слишком бледная. – Ерунда, – отмахиваюсь я. Мы подъезжаем к месту встречи с Мунлайт тогда, когда солнце заходит за тучи – кажется, будет дождь. Мы должны встретиться в номере огромного пятизвездочного отеля на углу Седьмой авеню и 34-й улицы, который выходит фасадом на знаменитую площадь Трех святых. В этом отеле снимали многие известные фильмы, и он считается памятником архитектуры бозар, а соответственно, цены за номер там высоки – не каждому по карману. Мне нужно просто назвать администратору на ресепшен фамилию и номер – он должен быть арендован миссис Мунлайт. Я расплачиваюсь с таксистом, который зачем-то желает мне хорошего настроения и уезжает, и смотрю на огромное величественное здание отеля. Он кажется замком злой ведьмы, в который я должна попасть. Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь по лестнице ко входу – швейцары тут же услужливо распахивают передо мной стеклянные двери. Через них я попадаю в шикарный холл, который просто поражает своими размерами и роскошью. Мозаичная плитка на полу сияет чистотой, огромные хрустальные люстры сверкают, словно тысячи звезд на ясном небе, вода в белоснежном фонтане с нежной подсветкой течет умиротворенно и как-то по-особенному неспешно, и кажется, что ты попал в другое измерение. Позолота, мрамор, зеркала, витражи, колонны, кожаные диваны, пальмы, – голова идет кругом от этого пышного изящества. Но кроме восхищения появляется странное чувство неуверенности – роскошь так давит со всех сторон, что возникает ощущение, будто ты даже становишься меньше ростом. Богатство незримо душит. Я иду по плитке, чувствуя себя чужой, но стараюсь казаться уверенной. На ресепшен мне улыбается красивая молодая женщина в темно-синей униформе, которая сидит на ней как влитая. Я называю ей свое имя, и она начинает улыбаться мне еще шире – администрацию заранее предупредили насчет некой Санни Ховард. И вообще, как выяснилось позднее, этот отель принадлежит Мунлайтам. Меня провожают в номер на одном из последних этажей. Это шикарный двухуровневый сьют с несколькими спальнями, гостиной, двумя ванными комнатами и приватной террасой, которая выходит на площадь – с нее отлично виден город. Мне услужливо предлагают напитки и завтрак, но я отказываюсь, и тогда меня оставляют одну. Я осматриваюсь, сажусь на кожаный диван цвета кофе с молоком и смотрю в окно на графитно-серое небо. Это не просто номер – это один из лучших номеров, за ночь в котором нужно заплатить сумасшедшие деньги. Мне не зря назначили встречу здесь – хотели ткнуть носом в шик и деньги, показать мое место, заставить сбросить остатки гордости. Но, честно сказать, мне все равно. Здесь так здесь. В голову снова лезут мысли о Дастине. И я вижу перед собой его спокойное и умиротворенное лицо. Ночь с ним была потрясающей – не из-за того, что он стал моим первым мужчиной, а из-за накала чувств. Я знаю, что не смогу его забыть так просто, но мне следует сделать это. Ведь это мой выбор. Я не могу жаловаться – не имею на это права. Но на душе становится все тоскливее. Наверное, Дастин уже проснулся и все понял. В ожидании я решаю воспользоваться гостиничным телефоном и звоню в больницу. Мне говорят, что давно пытаются дозвониться до меня, чтобы сообщить важные новости о состоянии Мэган. – Что с ней? – затаив дыхание, спрашиваю я. И почему-то готовлюсь к самому плохому. – Миссис Винтер пришла в себя, – сообщает медсестра. – Отек мозга спал, но ей предстоит длительная реабилитация. В госпитале Керри – лучшие реабилитационные программы, мисс Ховард, и… – Госпиталь Керри? – перебиваю я ее. – Что вы имеете в виду? – Разве вы не собрались перевозить своих родственников в госпиталь Уильяма Керри?[7] – удивленно спрашивает медсестра. – Да, – с некоторой запинкой отвечаю я. – Собралась. Конечно. Мы прощаемся, и я тру лицо ладонями. Это Эмма Мунлайт – она решила перевести тетю и брата в лучшую больницу страны. Либо она решила показать, что выполняет свои обязательства, либо таким образом берет Мэг и Эштана в заложники, чтобы закрутить гайки в контроле надо мной. Я все же надеюсь, что первое. Миссис Мунлайт, которую сопровождают Джессика, незнакомый мужчина в очках и трое охранников, приезжает час спустя. Она свежа и улыбчива – кажется, у нее хорошее настроение. Безукоризненно элегантный костюм цвета розового шампанского, тщательно уложенные волосы, жемчуг с бриллиантами, духи с ароматом орхидей, ветивера и темного шоколада – миссис Мунлайт кажется идеалом женщины из высшего общества. Она садится на диван напротив меня и скрещивает ноги. Незнакомый мужчина в очках садится в кресло так, что оказывается от меня по левую руку, а от миссис Мунлайт – по правую. Мне представляют его как мистера Роналда Дженнингса, личного юриста Эммы Мунлайт. Он достает из дипломата документы и протягивает их мне. Это договор, который я должна подписать. – Прочитайте, прежде чем ставить подпись, мисс Ховард, – говорит мистер Дженнингс, и Эмма задумчиво кивает. Я читаю, с трудом пробираясь через незнакомый юридический язык. Основные тезисы договора таковы: я должна петь за Диану Мунлайт в течение пяти лет, держать это в тайне, а в случае раскрытия условий нашего сотрудничества я обязана буду выплатить невероятную сумму денег ее семье. Условий нашего «сотрудничества» множество – юристы, казалось, предусмотрели все. Мне некуда будет отступать. Взамен Эмма Мунлайт обязывается платить за лечение Эштана и Мэган до тех пор, пока им требуются медицинские услуги. Кроме того, каждый месяц она будет выплачивать мне определенную сумму денег. Если честно – довольно большую. – Я сама заработаю, – тихо говорю я. – Вы оплачиваете лечение моих тети и брата. Губы стоящей за диваном Джессики дергаются в странной улыбке. Но она тут же берет себя в руки, и ее худое лицо становится каменным. – Ты думаешь, я хочу тебя содержать, Ховард? Включи голову. Ты должна сосредоточиться на музыке для моей дочери, – холодно кидает миссис Мунлайт. – Мне не нужно, чтобы ты бегала по подработкам, вместо того чтобы петь. Ты должна стараться изо всех сих, чтобы не огорчить Диану. Теперь ты работаешь на меня. Воспринимай это как трудовой договор, – она позволяет себе насмешливо улыбнуться и отбрасывает в сторону свой экземпляр договора – листки падают, и Джессика тотчас начинает собирать их. – И помни, Ховард, пока ты со мной, у тебя и твоих родственников все будет хорошо. Попытаешься сделать глупость – пожалеешь, – продолжает миссис Мунлайт. Я знаю, что она не шутит.