Когда Октавий заканчивает, напоследок ударяя палочкой по звонкой тарелке, Лилит хлопает в ладоши, а он улыбается. – Как тебе? – Понравилось, – искренне отвечает девушка. – Ты талантливый, Ричард. Очень. – Не зря ушел из «Пепельных цветов»? – усмехается музыкант, подходя к Лилит. – Не зря, – качает она головой. – Ты правильно сделал. Талант нельзя зарывать в землю. Ричард обнимает ее. – Моя подруга такая же, – говорит вдруг Лилит, уткнувшись носом в его грудь. – Рыжеволосая? – уточняет Октавий. – Да. Санни. Она играет на гитаре. И это что-то невероятное. Иногда душу вынимает. А когда поет… Завершить фразу Лилит не успевает – вновь звонит ее телефон. И вновь неизвестный номер. – Как достал, – хмурится девушка, отстраняясь. – Кто это? – спрашивает Октавий. – Не знаю. Какой-то идиот, который постоянно звонит и молчит. Бесит! – Дай-ка мне, – вдруг решает Октавий и выхватывает телефон из руки Лилит. – Слушаю, – говорит Октавий. – Эй! Хватит молчать. Или ты думаешь, я не пробью номер, приятель? Сбросили, – возвращает он телефон Лилит. – Зачем ты это сделал? – удивленно спрашивает она. – Не хочу, чтобы тебе звонили левые парни. – Парни? – хихикает Лилит. – Почему ты думаешь, что это парень? – А кто еще может звонить, молчать и возбужденно дышать в трубку? – веселится Октавий. – Лил, наверняка ты пользуешься популярностью. Ты красивая. Она только смеется в ответ. Лилит знает, что хорошо выглядит, но слова Октавия заставляю чувствовать себя не просто красивой – прекрасной. – А сыграй что-нибудь еще? – просит девушка. И Октавий снова садится за установку. Его музыка не такая, как музыка Санни. В ней нет столько воздуха, легкости и света. Она чужая и громкая, мощная и скоростная – Лилит не успевает следить за его движениями, с жесткой манерой игры, – но объемная. Эта музыка темная, она с головой наполняет Лилит. Ей кажется, что сам Октавий растворяется в этой музыке – на его лице столько эмоций, что впервые Лилит любуется не внешней его красотой, а внутренней. Октавий прекрасен. В какой-то момент Лилит думает, что в этой комнате нет ничего, кроме барабанного ритма и их самих тоже нет – они стали частью музыки. Завершающие яркие удары – и Октавий заканчивает играть, эффектно подбрасывая палочку и ловко ловя ее. Лилит аплодирует. – Нереально! Вживую это выглядит круче, чем на видео! – говорит она, не уточняя, что пересмотрела все видео с ним на Ютубе. – Ты смотрела видео со мной? – уточняет Октавий с улыбкой. – Смотрела, – признается Лилит. – Конечно, в «Пепельных цветах» ты был главным красавчиком, но в «Лордах» – ты главный музыкант. Правда. Нет, ты думаешь, я шучу? Серьезно. – Тебе понравилось? – удивленно спрашивает Октавий. – Да, – энергично кивает она. – Я не понимаю твою музыку, но она мне нравится. – И какая она, моя музыка? – интересуется он. – Напористая, объемная, темная, – не задумываясь, отвечает Лилит. – Темная? – приподнимает бровь Октавий. – Когда я слушаю Санни, я вижу свет – много солнечного света – и чувствую легкость. А когда я слушаю тебя, я вижу тьму, ночную, прохладную, и чувствую дрожь – как будто бы вот-вот затянет в торнадо. – Интересно, – потирает подбородок Октавий. Таких вещей ему никто не говорил. Он слышал, что его партии были жесткими и скоростными, слышал много слов о своей технике – и хороших, и плохих, но никто еще не заявлял, что его музыка – это тьма. Забавно. – Это плохо? – спрашивает он задумчиво. – Почему плохо? – пожимает плечами Лилит. – Тьма – это тоже свет. – Да? – смеется Октавий. Ему нравятся ее слова. – Да. Темные объекты поглощают видимый цвет. Но поскольку видимый свет, как и другая любая энергия, не может быть создан из ничего или уничтожен, то он преобразовывается. Темные объекты испускают энергию в виде инфракрасного излучения. Эта штука выглядит черной, – указывает Лилит на гитарный усилитель. – Но на другой частоте, которую мы не видим, она яркая. Тьма – это тоже свет, – повторяет девушка с улыбкой, глядя на Октавия. – Какие познания, – усмехается тот. – Я любила физику, – пожимает плечами Лилит. – Вообще, мне нравилось учиться в школе, но мне не нравились люди, поэтому я часто прогуливала. Но в класс физики приходила всегда. И даже как-то решила, что если не смогу стать актрисой, то поступлю в колледж и стану учителем физики. – Ты была бы очень соблазнительным учителем, – улыбается Октавий. – Я тоже много пропускал. – Ты был идолом подростков, – смеется Лилит. – Наверняка ваш директор был в восторге, что в школе учится сам Ричард из «Пепельных цветов», и велел учителям особо тебя не трогать. – Это было до того, как я стал играть в группе, – отвечает Октавий. Он идет обратно в гостиную, чтобы наполнить бокалы, и Лилит шагает следом. – Я учился в престижной школе для мальчиков, но меня там не особо любили. Был тихим, застенчивым и не мог как следует постоять за себя. Друзей у меня не было. И желания ходить в школу – тоже. Поэтому я часто сбегал. – Они тебя… обижали? – осторожно спрашивает Лилит. – Ну да, я был изгоем, – пожимает плечами Октавий. – Разве они не знали, кто твоя мама? – удивленно спрашивает Лилит. Элинор Фелпс – одна из самых ярких и влиятельных звезд страны уже лет тридцать. Во всем мире ее обожают. Как ее сына могут сделать изгоем?! – Знали, – ухмыляется Октавий. – Поэтому особо не любили. Они были сыновьями политиков, бизнесменов и аристократов, а я – сыном певички, которую их отцы приглашали на праздники. Лилит хмурится. Ей жизнь богатых детей всегда казалась слаще сахара. Ведь есть деньги – а значит, есть все. – Правда, все изменилось, когда в школу пришел Аарон Мунлайт. Он был старше меня, но мы общались – его отец и моя мать дружат. Несколько слов Аарона – и меня перестали замечать. А потом я начал заниматься музыкой и почти не посещал школу. – Значит, твое детство было не таким уж и безоблачным? – спрашивает Лилит, пока Октавий достается из холодильника содовую. – Сам виноват, – усмехается Октавий. – Надо было уметь драться. Но мама всегда говорила мне, что настоящий мужчина должен уметь решать конфликты не кулаками, а словами. – Твоя мама права, – замечает Лилит. Она не любит, когда споры решают физической силой. – Иногда ты слишком сильно напоминаешь ее, – говорит Октавий и наполняет бокал Лилит дорогим ароматным вином, но девушка не спешит его пить. – Чем же? – Поведением. Рассуждениями. Некоторыми жестами, – отвечает он. – Я давно заметил. – Твоя мама классная. И я бы хотела быть на нее похожей. Хотя я немного ее боюсь, – признается в порыве откровенности Лилит. – И мне все время кажется, что она вот-вот все поймет. Что мы никакая не пара и что я – не дочь посла, а обычная студентка – без денег, но с большими амбициями. А можно мне тоже содовую? Если честно, во рту горечь от этого вина, – смущенно признается она. – Не беспокойся на этот счет, Лил, – отмахивается Октавий и наливает ей шипящий напиток. – А каким было твое детство? Почему ты не любила одноклассников? – В старшей школе они стали считать меня ненормальной, – смеется Лилит. – Я ведь была помешана на театре и плевать хотела на их тусовки на озере и вечеринки у кого-нибудь дома. А еще я ходила во всем черном, и они думали, что я – гот. А мне просто нравился черный цвет. Но я умела ставить их на место. Никто не трогал меня и моих друзей. Жаль, что мы теперь не общаемся, – вздыхает она. – Все разъехались по стране. В нашем городке нечего делать молодежи. Хотя родители хотели, чтобы я стала учительницей младших классов – выучилась и вернулась. Им казалось, что эта профессия дает какую-никакую стабильность. А я мечтала блистать на сцене. – И поступила в Хартли, – задумчиво произносит Октавий. – Сложно учиться? – Сложно, – закатывает глаза Лилит. – И ужасно дорого – не все получают такую стипендию, как моя Санни. Но ты бы видел, как я прыгала и кричала, когда узнала о зачислении! Лилит эмоционально рассказывает Октавию о своей учебе в Хартли. У нее это получается ярко и весело – слушать ее одно удовольствие. И Октавий будто заново знакомится с Лилит – ее привычный кукольный образ рушится, и он видит живую девушку с подвижной мимикой и выразительными жестами. Почему-то Лилит напоминает ему итальянок, и он даже спрашивает, нет ли у нее в роду итальянцев, на что Лилит отвечает – ее бабушка приехала с Сицилии. – А хочешь, я сделаю тебе мохито? – спрашивает вдруг Лилит, прерывая рассказ. – Я обожаю мохито. А алкоголя у тебя море. – Сделай, – соглашается Октавий. Они достают белый ром, еще одну бутылку содовой, колотый лед и веточки свежей мяты, правда, лайм приходится заменить лимоном. Пока Лилит занимается приготовлением коктейля, она продолжает рассказывать об учебе в Хартли, а Октавий внимательно ее слушает, сидя за барной стойкой. Потом они сидят друг напротив друга и пьют мохито. Лилит достает мороженое и ест его пластиковой розовой ложечкой. Вторую ложечку из комплекта – голубую – она отдает Октавию. И тот впервые в жизни ест с кем-то мороженое из одного ведерка. Потом приходит его черед говорить. И Октавий рассказывает о забавных случаях, происходивших с ним на гастролях. Они не замечают, как проходит несколько часов. И лишь потом осознают, что это первый совместный вечер, который закончился не постелью, а разговорами. Октавий не жалеет об этом – было интересно. – Если ты хочешь спать, Лил, – говорит он, – выбирай любую комнату. – А можно я выберу твою? – тут же спрашивает она. – Ну, просто, понимаешь, на твоем плече спать удобно. – И жарко, – замечает Октавий. – Ты не любишь обнимашки? – Я не люблю, когда на мне целую ночь кто-то лежит, закинув свои руки и ноги на меня, – морщится он. – Я буду спать на другом краю кровати, – обещает Лилит. – Нет, – остается непреклонным Октавий.