Нырнув в постель, Вероника мысленно вернулась назад, к тому моменту, когда Гаврилов положил руки ей на плечи. Тут же поняла, что если станет воображать, как они целуются, то ни за что не заснет. Заставила себя переключиться на нейтральные картины моря, солнца и песка и немедленно отключилась. * * * Проснувшись, Вероника первым делом вышла на балкон. Все вокруг было залито ослепительным светом, а линия горизонта превратилась в ленту расплавленного золота. Жить бы у моря, каждый день смотреть на такую красоту, пахнуть водорослями вместо духов и ходить босиком по огненному песку, закаляя пятки. «Лучше бы с Гавриловым», – машинально подумала она и даже рассердилась на себя: что это у нее за новое заклинание? Вчера Гаврилов собирался ее поцеловать, но вряд ли это означало для него что-то грандиозное. Так что ей тоже не стоит строить воздушные замки. Хотя… Почему бы и нет? Раньше она никогда ни о ком не мечтала, даже в восемнадцать лет. Практичная и здравомыслящая – настоящий будущий репортер. Приняв душ и высушив волосы, Вероника проверила телефон. Никаких пропущенных звонков или сообщений. Интересно, а Гаврилов еще спит? Вчера он сказал, что собирается с ней вместе позавтракать. Но не ловить же его на слове. Она решила отправиться за утренней чашкой кофе на открытую палубу. Сегодня «Золотая принцесса» весь день будет в море и лишь завтра утром подойдет к Майорке. Впрочем, для нее ничего не меняется – до конца круиза она пленница этого корабля. Прихватив солнечные очки и панаму, Вероника отправилась пить свой «капучино», обдумывая по дороге вчерашний разговор с Медниковым. И почти сразу увидела его и Лидию буквально в десятке метров от себя. Они стояли возле ограждения и о чем-то горячо спорили, явно недовольные друг другом. Подобраться поближе можно было, только обогнув барную стойку и миновав с десяток туристов, отдыхающих в шезлонгах под зонтиками. Вероника решила рискнуть. Вдруг эти двое что-нибудь затевают? Или знают то, чего не знает она. Затея удалась, вот только остановиться пришлось в непосредственной близости от какой-то дамы, которая спала, накрывшись легким халатиком, разрисованным алыми маками, и укрыв лицо соломенной шляпой – огромной, как колесо от телеги. Пока Вероника подслушивала, ей приходилось постоянно топтаться возле спящей дамы, делая вид, что она поправляет босоножки или что-то разыскивает в сумочке. Один раз она попятилась и едва не наступила на полу халата. Чудом удержала равновесие и не рухнула прямо на нее. Зато подслушанный разговор того стоил. – Когда я хотела вложить деньги в реставрацию того маленького особняка девятнадцатого века, ты мне отказал, – говорила Лидия незнакомым глухим голосом. – А я, между прочим, собиралась спасти памятник архитектуры. – Я не готов открывать еще один люк, в который полетят мои деньги. У меня достаточно благотворительных проектов. – Леонид Филиппович по большей части смотрел вдаль, а на свою жену бросал лишь короткие колючие взгляды. – А этот фестиваль? «Серебряный свист», или как там его? Ты ведь что-то на него жертвуешь? – Нет. – Скажи правду. – Я пока думаю. – Советую тебе думать в правильную сторону. Иначе та важная сделка, в которой я принимаю участие чисто номинально, может и не состояться. Я имею право отозвать доверенность у нотариуса. И тогда тебе точно станет не до поэзии. Разговор пошел серьезный, и Вероника молилась, чтобы ее не заметили. Одно дело – стать свидетельницей рядового выговора, и совсем другое – подслушать что-то по-настоящему личное и важное. – Я никогда у тебя ничего не просила, – продолжала между тем Лидия, не сводя глаз с мужа. В руках у нее была бутылочка ее любимого сока алоэ, которую она сжимала так сильно, что побелели пальцы. – Мне нравится то положение, которое ты занимаешь в обществе, и для счастья мне достаточно быть рядом с тобой на всех важных мероприятиях, где можно показать себя и продемонстрировать высокий статус. Но ты, вместо того чтобы оценить мою сдержанность, решаешь, что раз я такая нетребовательная, тебе стоит окружить своей заботой брата, и жену брата, и всю родню, которая только и делает, что атакует тебя просьбами. Ты вечно находишься под артобстрелом. – Ничего криминального, – ответил Медников. – Помогать родственникам – это по-мужски. – Не знаю, что ты понимаешь под словом «помогать». Если бы я изо всех сил не ограничивала твою широкую натуру, Эдуард с Жанной уже поселились бы в нашей квартире, как это случилось с загородным домом. – Дом очень большой, – пожал плечами Медников. Было заметно, что разговор ему досаждает. – Значит, «Серебряный лист» перевесил мой особняк. Возможно, Жанна была убедительнее меня. – Лидия недобро усмехнулась. – Не выдумывай, – не поведя бровью, ответил Медников равнодушно. – Жанна для меня – близкая родственница. И ничего больше. – Это ты так говоришь! И вообще… Я ненавижу, когда ты разговариваешь таким тоном. Болтать я больше не собираюсь. Тема закрыта. Но я погляжу, как ты поступишь. По-мужски или по-медниковски. С этими словами Лидия развернулась и ушла, оставив мужа в одиночестве стоять на палубе. Вероника с облегчением покинула свой наблюдательный пост и скрылась в ближайшем кафе. Сейчас ей требовалась очень большая чашка «капучино». Тут было о чем поразмыслить. Выходит, Лидия ревнует мужа к Жанне или скорее к ее фестивалю. Лидия требует отлучить ее и Эдуарда от денег, угрожая в противном случае помешать какой-то сделке. Она считает, что до сих пор была белой и пушистой, позволяя мужу делать все, что ему вздумается. Но теперь баста, она вышла на тропу войны. Возможно, похищение Богдана стало спусковым крючком, который вывел ее из равновесия. Эдуард ведь упоминал, что Богдан и Лидия очень привязаны друг к другу. «Каким, интересно, нужно обладать характером, чтобы привязаться к Лидии?» – подумала Вероника, слизывая пенку с верхней губы. Помнится, познакомившись с Богданом, она для себя решила, что он противный. Хотя, конечно, держится как хозяин жизни и внешне очень даже ничего. Размышляя, Вероника заметила незнакомого крепыша, рыжего, как апельсин, одетого в белые штаны, футболку с российским флагом и шлепанцы. Он смотрел на нее, уперев язык в щеку, и как будто раздумывал, подойти или нет. «Не надо, не приближайся», – про себя приказала ему Вероника. Но, вероятно, крепыш не умел читать мысли на расстоянии, потому что вразвалочку двинулся к ее столику. Пара секунд, и вот он уже стоит напротив. – Ну и чего, по-вашему, это очень умно, да? – спросил он. Вероника так удивилась, что даже повертела головой, чтобы проверить, нет ли кого рядом. Выходило, что крепыш обращается именно к ней. У него был широкий нос и круглые зеленые глаза в рыжих ресницах. Ни слова не говоря, он ловко приподнял за спинку свободный стул, утвердил его на полу и плюхнулся на сиденье. Удобно устроился и закинул ногу на ногу. Вероника внимательно изучила его голые пальцы и подошвы шлепанцев, но не сказала ни слова. Сам начал, пусть сам и продолжает. – Ну, чего вы с Гавриловым задумали? – довольно развязно спросил рыжий, сверля Веронику взглядом. – Хотите нам напакостить? Ну, так ничего у вас не получится. Танюшка к нему не вернется, и точка. Вероника думала всего секунду. Она настолько быстро сообразила, в чем дело, как будто была подключена к суперкомпьютеру «Вулкан». – Вы ведь Николай Карманов? – уточнила она вкрадчивым тоном. – Ну, я. – Вы замечали, что постоянно говорите «ну»? Советую вам так и написать на своей визитной карточке: «Ну, я, Николай Карманов». – А чего хамите-то? – рыжий внезапно обиделся. – Ну, вот скажите, чего вы с Гавриловым на нашей «Принцессе» забыли? Других кораблей нету? Он чего думает, покрутится перед Танюшкой с вами в обнимочку, она ща взревнует и прибежит к нему обратно? Не прибежит, так и знайте. Он неудачник. Теперь все стало понятно. Понятно, почему вчера Гаврилов то и дело исчезал и постоянно проверял сообщения. Судя по всему, Карманов увел у него не только клиентов, но и женщину. И он купил билет на «Золотую принцессу», чтобы ее вернуть, а вовсе не для того, чтобы посчитаться с бывшим партнером. У Вероники так резко испортилось настроение, что ей даже расхотелось допивать кофе. Выходит, дело было вовсе не в восстановлении справедливости, тут замешана любовь. Гаврилов влюблен в другую, а флиртуя с ней, просто валяет дурака. Вероника почувствовала, как сердце, словно получившая пробоину лодка, наполняется горечью, собираясь идти ко дну. В висках застучала кровь. – Ну, вон она, моя красавица, – сообщил между тем Карманов плотоядным тоном и пальцем указал на молодую женщину, которая прогуливающейся походкой шла по променаду, высоко подняв голову. Субтильная брюнетка со стрижкой каре. Короткие штанишки, широкая рубаха, бижутерия в стиле хай-тек. Ничего особенного внешне, зато красиво подано. «Как картофельное пюре с котлетой, но в ресторане, – подумала Вероника. – С веточкой розмарина, гранатовыми зернышками и соусом от шефа. Эту женщину любит Гаврилов. Так сильно любит, что мечтает ее вернуть. Для этого он даже взял отпуск, хотя пострадавший бизнес наверняка требовал его присутствия». – А чего вы хотите от меня? – спросила Вероника сердито. – Мне ваши проблемы по барабану. – Ну, просто скажите Гаврилову своему, чтобы дурака-то не валял. Не крутился возле. – Пусть ваша Танюшка сама ему скажет, – отбила подачу Вероника. – Кроме того, может быть, ей нравится, что он хочет ее вернуть. Женщины любят рыцарей. Особенно хорошо воспитанных и нормально одетых. Это был не просто камешек в огород Карманова, а настоящий кирпич, который она бросила, даже не дрогнув. Рассчитывая попасть дураку прямо по лбу. – Ну, в общем, вы это, – сказал Карманов, поднимаясь на ноги. – Короче, передайте, что я ему велел сваливать. Так что… вот. – Куда сваливать-то? Мы в открытом море, – насмешливо ответила Вероника, а потом все-таки не выдержала и воскликнула: – Как вы смогли отбить у Гаврилова клиентов?! Мало того что вы бесцеремонный, так еще и двух слов связать не можете. Нормальные люди не захотят иметь с вами никаких дел. – Та я знаю, – усмехнулся тот, показав два ряда ровных крепких зубов. – Для этого у меня Танюшка есть. Клиент на нее клюет, как сазан на раковую шейку. – Ага, – протянула Вероника. – Так это был не любовный треугольник, а рейдерский захват. Танюшка нужна вам для дела. А сама-то она в курсе? Карманов обеспокоился. На его широком лбу прорисовалась одинокая морщинка. Ему явно захотелось повернуть время вспять, отмотать до того момента, когда он заметил Веронику, и не подходить к ней вовсе. – Ну, в общем, разговор окончен, – неуверенно сказал он и ретировался, шлепая резиновыми тапочками. Вероника была разочарована в дым, а настроение ее упало ниже ватерлинии. Она прошла на корму и стала наблюдать за морем, чувствуя себя неприкаянной душой, которая никому по-настоящему не интересна. «Если меня сейчас утопят, то и пусть», – думала она, даже не побеспокоившись о том, кто находится рядом. Да уж… Счастье редко жмет на газ и катает вас с ветерком по всему миру. Ему быстро надоедает эта развлекуха. Звучавшая вокруг иностранная речь убаюкивала ее, Вероника смотрела и смотрела вдаль, но даже море ей сейчас казалось бутафорским, примитивно-синим, не вызывавшим внутреннего трепета, который она обычно испытывала, вглядываясь в толщу воды. Из оцепенения ее вывели какие-то женщины, которые прошли мимо, переговариваясь по-русски. – Представляете, муж все еще называет меня котеночком. А тебя? – Меня курочкой. – А меня Верой Петровной, – заключило чье-то контральто. Вероника горько усмехнулась. Выйдет ли она когда-нибудь замуж? Или останется навсегда одна – прожженная репортерша, охрипшая от разговоров и пропитавшаяся запахом дрянных гостиниц? – Вероника! Так, кажется? – услышала она позади себя голос Эдуарда. – Есть какие-нибудь новости о вашей подруге? – Нет, – ответила та, неохотно обернувшись. – Никаких новостей. Эдуард выглядел отдохнувшим и счастливым. Под наполовину расстегнутой рубашкой виднелась гладкая загорелая кожа. – Лично я на вас совсем не злюсь, – покровительственно улыбнулся он. – Мы все люди, все человеки – не плохие и не хорошие. И столько в нас всего намешано… Вероятно, Эдуарду казалось, что после того, как ее разоблачили, Вероника будет страшно комплексовать. А потому решил поддержать ее дружелюбной беседой. – Вот, например, моя жена, – продолжал он. – В ней все находится в равновесии – поэтическая труха в голове и практичное отношение к жизни. Утром я вижу, как она бродит по веранде в шелковом пеньюаре, держит в одной руке тост с джемом, в другой – книжицу и нараспев читает Гумилева: «Восемь дней от Харрара я вел караван сквозь Черчерские дикие горы. И седых на деревьях стрелял обезьян…» Ну, вы понимаете! Эдуард засмеялся, откинув голову. – А через час вижу ее в трико, потную и сосредоточенную, она под стук метронома тренирует тело, качает мышцы. Мне кажется, она ко всем относится как к потенциальным врагам. Утверждает, что женщина должна уметь постоять за себя. Застигнутая врасплох его напором, Вероника только молча хлопала глазами. «Вы что, совсем не волнуетесь за племянника?» – хотела спросить она. Но в последний момент смягчила формулировку: – Скажите, а вы волнуетесь за племянника? Эдуард пожал плечами: – Волнуюсь, но… Богдан что-то мутит. Сначала исчезло наследство нашей матери, теперь появилось требование выкупа. Вот просто против воли приходит в голову, будто парень во что-то ввязался. «Так, кажется, у братьев одна и та же версия, – отметила Вероника. – Они оба не верят в то, что Богдану угрожает реальная опасность. Сообщи я им, что Николь в порядке, они и вообще порвут на клочки записку с требованием выкупа». – А что Купцов? Он ведь пропал. – Слушайте, мой брат во всем разберется. Но если честно… У Андрея большие финансовые проблемы, и Богдан мог что-то такое ему посулить… – Продажный телохранитель? – подняла брови Вероника. – Ну, Богдан ведь не кто-нибудь, а сын босса. Возможно, Андрей встал на его сторону, чтобы от чего-то уберечь. Рано или поздно мы все узнаем. Эдуард снова переключился с интересующей Веронику темы сначала на свою жену, а потом и на живопись. Но ей сейчас совершенно не хотелось вести светские беседы. А хотелось запереться в каюте, накрыться с головой одеялом и лежать неподвижно до тех пор, пока лайнер не завершит круиз. К счастью, Эдуард не стал задерживаться надолго и после нескольких ничего не значащих фраз ушел, тихонько насвистывая.