Вокруг с противным писком летали комары, а о том, что днем светило солнце, напоминала лишь малиновая полоска неба над лесом. — Кажется, я поторопилась, — пожаловалась мне подруга по дороге домой. — С расследованием? — Нет, с Митей, — вздохнула она. — Хорошо, что ты пришла. Хочешь, я Валерку пришлю исправить у тебя проводку? — Нет, спасибо, — усмехнувшись, ответила я. — Она и такая может мне пригодиться, если кто-нибудь еще нападет. Дважды я ночевала у Мити на сеновале. Там было душно, пахло пылью и свежим сеном. Где-то в углу скреблись мыши. По мне прыгали какие-то вертихвостки, хорошо хоть — не кусались, а бедная Гамма служила пищей для клещей. Днем я отправлялась к себе: после выхода роя надо было осмотреть ульи и вырезать все маточники, кроме одного. Не хватало мне еще несколько роев! К тому же раз в три дня я собирала цветки ромашки и календулы, раскладывала их сушиться под навесом, а в дождь — на чердаке. Сначала я обрывала календулу руками, но это оказалось неудобным — цветки прилипали к пальцам. Пришлось к ножницам прикрепить корзинку и срезать цветы прямо в нее. По вечерам к нам с Митей приходила Ирина, которая обнаружила, что может добраться до его дома за полчаса, переходя ручей в другом месте; ее дети сами ложились спать. Так что месть «шла полным ходом». Предоставленной возможностью обыскать мой дом никто не воспользовался, хотя я специально оставила пистолет там же, где он был. С самим домом также ничего не случилось. Единственное, что произошло — исчез Чудак. Заинтригованный Митя осмотрел его поле и, не обнаружив ничего, кроме лебеды, расспросил о Чудаке своих знакомых. Никто о нем ничего не знал. Приближались выходные, и я подумала, что не стоит рисковать: должна приехать Митина жена Светлана. Поэтому в пятницу мы с Гаммой решили вернуться домой. Подойдя к дому, я обнаружила на крыльце чьи-то сумки, однако гостей видно не было. Где они шляются? Ведь дверь была открыта, можно было внутри подождать. Я проверила пистолет, переложила его в кастрюлю с крышкой и пошла копать картошку на обед. Защитник с Викой появились примерно через час. Оказалось, что им надоело ждать, и они ушли в лес за грибами. Картошка уже сварилась; я принесла огурцы и молодой чеснок, и мы сели обедать. Атмосфера за обедом была достаточно напряженной. Вика изредка что-то говорила Защитнику, а я молча смотрела в тарелку и хмурилась. Все мужчины вокруг меня вдруг стали подозрительными, если не сказать — подозреваемыми. Чудак — подозрительный, Защитник — подозрительный, все неизвестные — подозрительные, Митя… Митя нет, не подозрительный, но это мне ничего не давало. Брюнет — тоже не подозрительный, но он «другого поля ягода», и неизвестно еще, что хуже… И еще одна мысль мучила меня: для чего приехал Защитник? Что ему здесь нужно? Может быть, и правда — обыскал дом и не нашел то, что искал? А что же он тогда искал? На всякий случай я старалась при нем ничего с подругой не обсуждать. И с ним тоже не разговаривала. После обеда мы с Викой чистили грибы, сидя на крыльце, а Защитник спал под яблоней на раскладушке. — Ты зачем его с собой взяла? — прошептала я, кивнув в сторону раскладушки. — Для чего он тебе? — По-моему, я ему нравлюсь, — прошептала в ответ Вика. Я посмотрела на нее с недоумением. — А он-то тебе нравится? — Наташке нужен отец, — отрезала она. — Ты что, какой из него отец! — изумленно воскликнула я. — Тише, — зашипела Вика, сдирая кожицу с очередной сыроежки. — Он собирается нас с тобой защищать. Не понимаю, почему ты его прогнала? — Он так сказал?! — удивилась я, невольно повысив голос. Защитник пошевелился, раскладушка заскрипела, и я замерла с подосиновиком в руке. Когда скрип прекратился, я продолжала: — Ин-те-рес-но… От кого это он собирается нас защищать? — Подожди, подожди, — остановила меня Вика, взмахнув ножом, которым чистила грибы, — он что-то не так мне сказал? — Он неправильно объяснил. Вернее, он все правильно понял, но сказал неправду. Вика в недоумении уставилась на меня, поэтому, бросив шляпку подосиновика в кастрюлю, я добавила: — Он уехал, не попрощавшись. Лучше ты его сама расспроси. Мы пошли в дом варить грибы. Там можно было разговаривать свободней, так как спать на раскладушке и одновременно подслушивать у раскрытого окна было невозможно, а за раскладушкой я, на всякий случай, следила. Я еще раз рассказала обо всем, что со мной произошло, а Вика внимательно слушала, стоя у плиты в маленькой кухоньке размером на одного стоящего человека. — Как бы там ни было, приятеля моего надо как-то использовать, — чуть подумав, произнесла она. — Продемонстрируй его всей деревне, если это деревенские — могут испугаться, а если нет — будут всем рассказывать, что у тебя есть охранник. А письмо могла написать чья-то родственница. Разве у колхозников родственников в Москве нет? Защитник заворочался на раскладушке, потом привстал, опираясь на локоть, и стал озираться по сторонам. — Что это он забеспокоился? — удивилась я. — Там прошел кто-то мимо изгороди, — пояснила Вика, выглянув в окно. Ей, довольно высокой, если сравнивать со мной, было видно намного больше. Она помешала грибы ложкой, изловила кусок грибной шляпки и протянула мне попробовать. — Подберезовик, — определила я. — А с закрытыми глазами узнаешь? — заинтересовалась подруга. — Только на вкус? Да? Сейчас проверим! Я закрыла глаза, разжевала предложенный гриб и объявила: — Опенок. Он сладковатый на вкус, душистый. — А это что? — Лисичка. Она плотная и слегка резиновая. — Точно. Вот вам, господин эксперт, еще один экземпляр. Я положила его в рот и раскусила. Вкус был необычным. — Это еще что?! — в недоумении воскликнула я и, выплюнув гриб, стала его рассматривать. — На вид опенок, но такая гадость. — Горький? — Нет, но острый какой-то. Неприятный. Отравить меня хотите? — спросила я, подозрительно посмотрев на Вику. Разные нехорошие мысли о Защитнике вихрем пронеслись в моей голове. — Мы же тоже эти грибы есть собирались, — обиженно сказала она. — Теперь придется подождать до утра — если не помрешь, мы их завтра съедим. Под вечер я провезла Защитника по всей деревне, останавливаясь на каждом углу и заставляя его выходить из машины — открывать багажник, заглядывать в мотор, то есть делать все, что сможет придумать. У магазина мы увидели привязанную Грозу, все еще в зеленую полоску: обладавшая повышенной общительностью Ирина вышла на разведку и, стоя в очереди, о чем-то беседовала с покупателями. А может, и с продавцами. Между сидящими на ступеньках магазина и продающими овощи со своих участков колхозниками прыгала Лера. Мне показалось, что она к чему-то прислушивается — Ирина вполне могла дать ей такое поручение. Вдруг к Лере подскочила пестрая собачка и залаяла так, что копающийся в моторе Защитник в ужасе подпрыгнул. Лера остановилась, но собачка носилась вокруг нее, захлебываясь в истерике. — Будешь лаять — съедим! — угрожающе заявила Лера. Собачка вдруг замолчала и скрылась неизвестно куда. Продавцы овощей возмущенно переглянулись. Утром разыгрался скандал. Точнее, скандал разыгрался ночью, а утром обнаружились его последствия: когда я варила кофе, из комнаты «для гостей» вышла невыспавшаяся Вика с исписанным листком в руках. — На, читай, — буркнула она, заглянув на кухню, — и жди, пока я успокоюсь. Вика не умела долго злиться, мы обе это знали, и я надеялась, что, умывшись и почистив зубы, она обретет нормальное расположение духа. Полстраницы было исписано и зачеркнуто, видимо, предназначалось не мне, а внизу были слова: «Миша мне все рассказал. Ему угрожали, в него даже стреляли. Ты его просто недооценила». Я его вообще не оценила, подумала я, обожглась горячим кофе, в который забыла положить сахар, и отставила чашку. — Кто же ему угрожал? — принялась размышлять я. — И когда стрелял? Он же из дома не выходил. В окно, что ли, кто-то стрелял? Промазал и попал в банку с вареньем? Я не стала ждать, пока Вика успокоится, и пошла ее искать. Вика нервно ходила по дорожке и курила. Я задала ей те же вопросы, что и себе, повторив про разлитое на полу варенье. Что-то, связанное с этим вареньем, не давало мне покоя. Вместо ответов на вопросы подруга побежала будить Защитника, бросив горящую сигарету в цветочную клумбу. В другое время я бы обиделась, а сейчас рванула за ней. Однако Вика захлопнула дверь в комнату у меня перед носом, собираясь провести допрос при закрытых дверях. Я перелила остывший кофе из чашки в кастрюльку и опять поставила на плиту. Из-за двери доносились приглушенные голоса, но смысл разобрать было нельзя: разозлившись, Вика никогда не кричала, она шептала и шипела, а также писала записки. Эта привычка сохранилась со времени ссор с первым мужем, когда грудная Наташка спала в той же комнате. Кофейная пена зашевелилась, я подхватила кастрюльку, но в этот момент из комнаты вылетела Вика, промчалась мимо меня, на бегу схватив спички с плиты, и выбежала из дома, едва не упав с крыльца. От неожиданности я поставила кастрюльку с кофе обратно на плиту и хотела бежать за подругой, но, как только я повернулась спиной к плите, кофе сказало «Уф-ф-ф» и поползло из кастрюльки, заливая плиту грязными хлопьями. — К пчелам близко не подходи! Они табачного дыма не любят! — крикнула я Вике, раскрыв окно, и вернулась к плите, на которой булькали остатки кофе.