— Что я знаю! — закричала она одновременно со мной. — Там такое было! Я взяла два отгула, чтобы срочно к тебе приехать! — Подожди, я сейчас тебе расскажу! — завопила я, подойдя к Вике почти вплотную. — Что ты кричишь! — недовольно проорала она мне в ухо. — Слушай меня, я специально приехала. Меня на допрос вызывали! — Я про план знаю! — продолжала я не намного тише, но тут до моего сознания дошло слово «допрос». — Повтори, что ты сказала? Куда тебя вызывали? — А ты что сказала? — Я? Я — план, — я достала из кармана листочек с планом и помахала им перед ее носом. — А я — Защитник Миша. Нет, я Защитника Мишу… Нет, я о Защитнике Мише… — Замолчи немедленно, — потребовала я. — Замолчи и послушай!.. — Я не могу слушать, — затараторила Вика. — Я в шесть утра из дома уехала, к тебе торопилась… — Да замолчи ты наконец! — оборвала ее я и вдруг сообразила, что на самом-то деле хочу, чтобы она продолжала говорить. — Я тебе свою очередь уступаю, рассказывай! Выяснилось, что Вику вызывали не на допрос, а на опознание. Обнаружили труп Миши; Вика его благополучно опознала, а заодно у кого-то узнала, что у Миши в кармане был план, который потом перекочевал в карман милиции. Это тот самый план дома. — План участка, — поправила я ее. — Чего? — с недоумением переспросила подруга. — Ну, это не план дома, это план моего участка. Смотри: вот изгородь, это грядки, это дорожка к дому, эта штука — не кухня, это мой дом, а этот круглый стол — это не стол, — я перевернула план так, чтобы совпали стороны света, — не стол, а… а вон то дерево, на котором я в засаде сидела! — А крест этот? — Сейчас посмотрим… Это тут на лужайке, перед сливами. Странно. Там ничего нет, только ровный газон. К тому же все ищут в доме, даже милиция! Что-то я перестала понимать… Надо сделать перерыв. На обед. Во время обеда мы с Викой слегка успокоились, хотя кусок в горло не лез: мы с трудом съели одну тарелку вареной картошки на двоих. — Пойдем, прогуляемся, — предложила я после еды. — Ты бинокль привезла? — Нет. — Почему? — А надо было? — удивилась Вика. — Ты не говорила. — Наверное, я что-то перепутала, — вздохнула я. — Ладно, не пойдем гулять, на крыльце посидим. Ты там, в Москве, Брюнета не видела? — спросила я совершенно спокойно. — Нет, не видела, — ответила Вика и пристально посмотрела на меня. — Знаешь, тебе это все, определенно, пошло на пользу, ты стала такой… уверенной в себе, понимаешь? Знающей себе цену. — Что ты сказала? — задумчиво переспросила я. — Повтори еще раз, мне это что-то напомнило. — Ну, я тебя похвалила… — протянула она. — Похвали еще! — потребовала я. — Может, я соображу, в чем дело. — Ну, ты изменилась… — Не то! — Стала более уверенной в себе… — Уверенной, — пробормотала я. — Неуверенной. У-ве-рен-ной, не-у-ве-рен-ной… Я вдруг представила Гамму на лужайке, на том самом газоне рядом со сливами. Гаммины заискивающие глаза, неуверенная поза, дрожащий хвост… — Гамма! — воскликнула я. — Где? — удивилась Вика и покрутила головой, пытаясь отыскать мою собаку. — Где, в доме? Или на плане? — Нет, не Гамма! Лужайка! Собака на лужайке! — Что-что? — Лужайка — собака. Собака — лужайка. Лужайка! Газон!!! Вика непонимающе захлопала ресницами и снова стала озираться по сторонам. — Остановись, — повернулась она ко мне. — Остановись и повтори! Я попыталась объяснить еще раз: — Ну, та собака, милицейская собака, она бежала к этой лужайке, а на лужайке — крест. Все думали, что она бежала к Гамме, а она — к кресту. Крест не там, а на плане, — на всякий случай уточнила я, заметив, что Вика повернула голову и посмотрела на лужайку. — А там что? Почему там крест? Может быть, там труп закопали? — предположила Вика. — Закопали, а собака его учуяла… Как ты думаешь, чей это может быть труп? Одноклассника нашли, Кролика нашли, Мишу нашли. Чудака милиция арестовала. Тут больше никто не пропадал? — Не пропадал, кажется… Может, в Москве кто-нибудь пропал? И когда его успели закопать?! Только трупа мне в земле рядом с домом не хватало!! — в отчаянии воскликнула я. Эта Викина гипотеза мне совершенно не понравилась. — Не отвлекайся. Лучше скажи, что сама об этом думаешь. О том, почему там крест. — Потому что… не знаю — почему! У меня уже голова болит! А у тебя? — И у меня болит. — По-моему, нужно идти спать. — Ты что, еще светло! — недовольно возразила мне Вика. — И вообще, твои проблемы мне спать мешают, я от них отделаться не могу. — Закрой глаза и досчитай до тысячи, лучше по-английски, — посоветовала я. Утром мы обе выглядели намного лучше, да и чувствовали себя неплохо, несмотря на то, что встретились у двери на кухню в пятнадцать минут шестого. Еще не рассвело. — Кофе? — спросила я подругу. Она кивнула и села в комнате за стол у окна, поскольку на кухне, кроме плиты, помещался только один человек. Дверь на кухню осталась открытой. — Знаешь, я полночи не могла заснуть, вертелась с боку на бок, — поведала моей спине Вика. — Я тоже плохо спала, — ответила я, включая газ. — Зато у меня есть идея. — И у меня есть. У тебя какая? — Доставай чашки. Идея — об однокласснике. — А у меня о собаке. Куда ты дела сахарницу? — А что, ее нет на полке? — удивилась я. — Не может быть! A-а, вот же она, на плите. Так что за идея? — Сначала кофе. Разлив кофе по чашкам, я положила на стол привезенный Викой хлеб, достала из холодильника сыр и принялась его резать. — Что ты думаешь о собаке? — начала Вика, положив в рот кусочек сыра. — О Гамме? Или о милицейском кобеле? — О милицейской собаке. Пей кофе, а то остынет. Я сама сыр порежу. — Я этого кобеля хорошо помню, — не задумываясь, ответила я. — Он был противным, бесчувственным негодяем. Он внушил Гамме мысль о ее сексуальной неполноценности… — Юль, ты чего?! Это же собака! — укоризненно посмотрев на меня, произнесла Вика. — С чем у тебя ассоциируется собака? — Собака — следы… — Чьи следы? Следы чего? Ну? Соображай! Для чего нужна собака? — Для чего? — переспросила я и, подумав несколько секунд, умоляюще посмотрела на подругу. — Не скажу! Сама думай! Зачем твой дом просвечивали, что искали? Для чего собака? — Ты считаешь, что оно должно чем-то пахнуть?