— Нет, Иринка, не надо, спасибо, — грустно ответила я. — Уезжаю я завтра. И вообще, это опасно. — Возвращайся скорее, — на прощание пожелала она и ушла, оставив на крыльце грязные следы в елочку. Уже несколько дней я сидела в Москве, не зная, чем себя занять. Я скучала. Все мои знакомые по случаю лета разъехались кто куда. Даже соседей в доме почти не осталось. Вика же, вернувшись из отпуска, работала целыми днями. Я прочитала все сельскохозяйственные книги и журналы, какие у меня были; нашла для Мити рецепт краски для сыра; сделала генеральную уборку квартиры с мытьем окон. По магазинам ходить неинтересно. По улицам — тоже, тем более что дышать пылью я уже отвыкла. Брюнет… Брюнет исчез. Исчез и больше не появлялся. Я позвонила ему на работу и передала для него сообщение, но он так и не перезвонил. Нет, я не думала, что его убили. Я полагала, что исчез он только из моей жизни, а на работу ходит по-прежнему. Просто мне никак не удавалось изгнать его из своих мыслей. В сердце поселилось сомнение — мерзкая колючка, которая царапалась и больно кололась. Что-то было не так, вот только что именно? Я думала, думала, но никак не могла понять. Вечером ко мне ненадолго забежала Вика, я напоила ее чаем. — Не звонил? — поинтересовалась она, сообщив перед этим, что новостей нет никаких. — Нет, не звонил. — Так выбрось его из головы. — Я бы с радостью, да пока не могу, — вздохнула я. — Ну что ты в нем нашла?! Нос крючком, подбородок торчком. Да и бриться по два раза в день ему бы не помешало. — Глаза… — мечтательно протянула я. — Ну так сама позвони! — Нет. — Тогда пойди в театр. — Одна? — Одна. Может, познакомишься там с кем-нибудь, — это означало, что завтрашний вечер у Вики занят. Закрыв за Викой дверь, я подошла к окну в комнате — посмотреть, как она доберется до трамвайной остановки, поскольку уже начинало темнеть. Трамвай пришел быстро, Вика села в него, а я, отходя от окна, краем глаза заметила в стекле свое отражение с каким-то необычным, скептически-снисходительным выражением лица. Повернувшись обратно, я стала его рассматривать. — Давай, дорогая, поговорим серьезно, — с сочувствием в голосе обратилось ко мне мое отражение. — Долго ты еще собираешься о нем думать? — От меня это не зависит, — печально ответила я ему. — А что ты можешь о нем сказать? — спросило оно, точнее она. — Ну, он… — сказала я и замолчала, почувствовав в ее словах какой-то подвох. — Разве он так уж хорош, что нужно думать о нем целыми днями? — Не целыми днями, нет, — начала оправдываться я. — Я вовсе не думаю… — Понятно, — перебила меня она. — Тоскуешь? Тогда подумай о нем по-другому. А не можешь думать — хотя бы послушай. Какой мужчина тебе нужен, смелый и мужественный? Нежный, внимательный и заботливый? И чтобы при этом с ним было о чем поговорить? — Ну да, — согласилась я. — Ты же знаешь. — А с чего ты взяла, что он именно такой?! Я лишь вздохнула, не найдя, что сказать. Действительно, почему я решила, что он именно такой?.. — Он хоть раз о тебе позаботился? — продолжала она. — Чем-то помог? Проявил внимание? Да? А в чем?! Я снова вздохнула. Та, в окне, несомненно, была права. — А много ли он с тобой разговаривал? И о чем же? По-моему, он больше молчал. Тебе еще не надоели твои монологи? Я еще раз вздохнула. Пришлось признать, что и это правда. Неужели, кроме него самого, его никто не интересует?.. Или он что-то скрывает по долгу службы? — Может быть, он смелый и мужественный? Твоя защита и опора? Да? И что, он хоть раз защитил тебя? Дал совет в трудной ситуации? Ну хотя бы просто пожалел?.. Мне стало обидно за себя: неужели я до такой степени не смогла разобраться в нем?! Даже если и так… этой-то, в окне, какое дело?! — Ах ты, каракатица, — не очень уверенно произнесла я. — Он совсем не такой плохой, как ты хочешь мне показать. — Да, конечно, — высокомерно фыркнула она. — Ты ведь знаешь его лучше всех! — Ты безжалостная, циничная и грубая, — с кислой гримасой заявила я. — Вместо того чтобы поддержать и успокоить, ты делаешь мне больно. Я повернулась спиной к окну — лишь бы не видеть ее ехидного лица, но она тут же выглянула из зеркала. — Ты лучше подумай, чего ты на самом деле хочешь! Как следует подумай! — велела мне она. — Ты хочешь нежного и чуткого? Или умного, красивого и эгоцентричного? А еще он может быть коварным, жестоким и равнодушным. А еще… — Отвяжись, зараза, — пробормотала я. Содержание нашей беседы нравилось мне все меньше. — Оставь меня в покое! — А если ты хочешь просто кого-нибудь, не важно какого, тогда вперед! Только потом не плачь и будь готова к тому, что он может оказаться совсем не таким, как тебе кажется. Ну что ж, тогда придумаешь ему нужные качества, только, к сожалению, это будет лишь в твоем воображении. — Перестань, — сказала я зеркалу. — Все равно я тебе не верю. Не могла я в нем так ошибиться. — А где же он тогда?! — насмешливо бросило мне зеркало. Я пожала плечами и пошла на кухню. «Ну что, дорогая? — расстроенно сказала я себе. — Считай, что это была взятка. Поэтому милиция и занимается твоим делом. Если занимается, конечно». Весь следующий день я читала пособие по цветоводству, иногда делая выписки, а вечером отправилась в театр, до которого от моего дома можно было дойти за пятнадцать минут. В буфете я зачем-то выпила стакан неопределенного сока и съела бутерброд с подозрительной колбасой. Мои умственные способности были явно на нуле. Пока я старалась прожевать колбасу, рядом со мною устроились два мужика, беседовавших о наручниках, замках, решетках и прочих столь же приятных вещах. Что ж, эта тема как нельзя лучше соответствовала моему настроению. Через столик от меня сидел молодой человек с усами. Он ничего не ел, зато поглядывал на часы и иногда — на меня. Я подумала, что он ждет девушку, и попыталась представить ее: наверное, невысокая брюнетка, худощавая и в джинсах. Тут он опять посмотрел на меня и чуть улыбнулся. Усы зашевелились. Вероятно, он их сам ножницами подстригает: один край ниже другого. Раздался второй звонок, я встала, сочувственно улыбнувшись молодому человеку: мол, девушка еще придет. Поднимаясь по лестнице, я обернулась и увидела, как он, прикрыв усы рукой, заглядывает во внутренний карман пиджака. Из пиджака что-то выглядывало, я тут же решила — передатчик, мгновенно сделала вывод, что этот парень кому-то что-то сообщает. О ком? — Ну конечно же, обо мне. — Боже мой! — сдавленным голосом воскликнула я, забыв про спектакль, и вылетела на улицу. Мне показалось, что молодой человек вскочил, но куда он делся потом, я не заметила. Добежав до своего дома, чудом не подвернув ногу, я села в машину, стоявшую во дворе у подъезда, — надо же, не угнали! — и помчалась с максимально возможной скоростью. Езда на машине в узком вечернем платье и туфлях на высоких каблуках — то еще удовольствие. Если вы любите острые ощущения, очень рекомендую. Подъехав к своему хозяйству, я увидела странную картину: по моей клумбе ползал милиционер. Еще три человека осматривали дом и траву вокруг него. Я поднялась на крыльцо. Дверь не взломана, хотя и открыта. Замок порядком поцарапан. Внутри все цело, ничего не взяли. Я немного успокоилась, вышла из дома и пристроилась в хвост озабоченным милиционерам, обращая внимание на то же, на что и они. Разрушений никаких не обнаружилось, зато на клумбе — удивительное дело! — как будто корова лежала, так все примято. А на фундаменте поставлен крест. Точнее, аккуратно нарисован. Оранжевый — должно быть, кирпичом рисовали. — Скажите, — обратилась я к сотруднику милиции, — это ваш человек следил за мной в театре? — Нет, — удивился тот. — А что случилось? — Да вроде бы ничего… Просто столкнулась с одним подозрительным типом, и мне показалось, что он за мной… — цепкий милицейский взгляд вверг меня в смущение, и я замолчала. — Описать его можете? — Он на вас был немного похож. Только в лице у него было что-то не так, я еще подумала о ножницах… Ах да! Усы! У него были кривые усы.