— Нет, это я его просила. Даже уговаривала, потому что он не особенно хотел. Думаешь, прикидывался? — Я думаю, что он боялся. Он же с убитым был хорошо знаком. — Надо выяснить, что именно мой одноклассник мог здесь спрятать, — сказала Вика, поднимаясь с крыльца и надевая майку. — Я этим займусь. — Не забудь, это что-то железное. — Надеюсь, не миномет! До отъезда Вики мы успели собрать малину, которую я отдала ей с собой, — пусть дома, в Москве, варенье сварит; потом подвезла ее на станцию и посадила в электричку. Она пообещала приехать в следующие выходные — одна. — Справа клевер, — произнесла я, вдохнув сладкий медовый аромат. Я медленно шла с закрытыми глазами, определяя по запаху, мимо чего прохожу. Мы поспорили на две бутылки шампанского, что не ошибусь ни разу. Брюнет держал меня за руку, обнимая за талию всякий раз, когда тропинка делала поворот. Он зашел накануне вечером, вроде бы — за письмом, которое сразу же положил в карман, а утром я вывела его на прогулку. Вместо Гаммы. — Теперь слева луг, а справа землю копали. Пойдем дальше. А здесь траву скосили недавно совсем. Пряный тревожный запах. Правильно? — Ты слишком много знаешь, — с иронией сказал Брюнет. Я согласилась с ним и медленно двинулась вперед. — А тут тоже сено косили, но давно. Наверное, уже убрали. Так? — Так, — подтвердил он. — Ты не подглядываешь? — Нет. Я знаю, как это пахнет — свои травы недавно скосила. Почти все, кроме календулы, — она обычно до заморозков цветет. Я останавливалась, когда говорила. Невозможно идти с закрытыми глазами и при этом разговаривать. Если вас сопровождает болтушка, попросите ее закрыть глаза. — Тут две елки растут, — объявила я через некоторое время. — Хвоей пахнет — Новым годом из детства. — Как ты определила, что елок — две? — Так я же здесь двести раз ходила, — улыбнулась я, не открывая глаз. — Знаю, что где-то должны быть две елки. Это они? — Они. Мы пошли дальше. Легкий ветерок чуть коснулся моей щеки, он принес новые запахи. Я бы с удовольствием другой щекой коснулась Брюнета, но с закрытыми глазами боялась промахнуться. — Недалеко ручей, но еще не здесь. Здесь… здесь коров пасли, навозом пахнет. Посмотри слева. — Есть! — четко отрапортовал Брюнет. — Что «есть»? Навоз есть или просто посмотреть согласен? — Навоз есть. Тебя можно на работу брать — криминалистом. — Ага, — удовлетворенно кивнула я. — А оттуда сыростью потянуло. Объясняю: старой водой пахнет, тиной и какими-то водными растениями. Значит, там ручей. Мы прошли вдоль ручья метров сто. Думаю, что пари я выиграла. Я рассказывала о том, что сообщал мне нос, и каждый раз оказывалась права. Неожиданно повеяло чем-то отвратительно тошнотворным, но смутно знакомым. Я затормозила, потянув Брюнета за руку. Он резко остановился. Не открывая глаз, я продолжала принюхиваться. Где же так мерзко пахло? И вдруг вспомнила: так пахла мышь, которая решила свести счеты с жизнью у меня на кухне и сложила свои бренные останки в углу за шкафом. — Что там? Дохлая собака или кошка? — спросила я. Мой спутник молча сжал мою руку. Почувствовав, что что-то не так, я открыла глаза и постаралась перехватить его взгляд. Сначала я щурилась, ослепленная ярким солнцем, но скоро поняла, куда надо смотреть. Мои глаза раскрылись в два раза шире, чем обычно, и я невольно сделала шаг назад. Боже мой! Из ручья торчали мужские ноги. Кто же это? — Стой здесь, — скомандовал Брюнет, затем направился к этим ногам, вытащил утопленника из ручья и молча приступил к выполнению своих профессиональных обязанностей. То есть к осмотру тела. — Он что — пьяный был? — не выдержала я. Не дождавшись ответа, я двинулась к Брюнету. — В такой луже утонуть! — Стой там! — грозно крикнул мой личный милиционер, а потом, уже нормальным тоном, добавил: — Он застрелен. Я, потрясенная, замолчала; пригляделась к утопленнику и внезапно, к своему ужасу, его узнала: это был Плешивый Кролик. Сколько же он там пролежал?! Сказать об этом я не успела: Брюнет отправил меня в отделение милиции за подмогой, а сам остался караулить труп. Спотыкаясь от обилия чувств, я побрела вызывать специалистов. После первых же моих слов все отделение в полном составе не слишком организованно, но быстро загрузилось в милицейскую машину, потом одного из сотрудников отправили за фотоаппаратом, который лежал в сейфе. Он вылез из машины, вернулся в здание и с фотоаппаратом в руках прибежал обратно. Затем другой сотрудник побежал вызывать проводника с собакой — через открытое окно я слышала, как он говорил по телефону. Я наблюдала за всей этой суматохой с умеренным интересом. Места в машине для меня не было, поэтому я описала водителю маршрут и пошла обратно пешком. «Ах, Кролик, Кролик, хоть ты мне и не нравился, но не до такой же степени!» — твердила я по дороге. Более умных мыслей в тот момент у меня не было. Часа через два нашествие милиции схлынуло, проводник с собакой так и не появились. Кроличий труп увезли, а меня попросили весь следующий день провести дома и никуда не отлучаться: будут гости. Я и не отлучалась, только рано утром отвезла на склад косметической фирмы очередную партию высушенного сырья. Затем я полдня занималась огородом. «Гости» появились только после обеда. Из подъехавшего к моему дому милицейского «Рафика» вылезли двое уже знакомых мне лиц в милицейской форме, затем — солидная овчарка, рыжеватый кобель, и проводник, в неуставной футболке и брюках с камуфляжными зеленовато-коричневыми пятнами. — Ну, кого здесь надо осматривать? — ухмыляясь во весь рот, спросил хозяин овчарки. Уж меня-то он осмотрел с ног до головы. На всякий случай я расправила плечи и задрала подбородок — не каждый день удается стать объектом столь пристального внимания. Жаль, Вики нет, она бы ему грамотно ответила; ну ничего, я тоже постараюсь… — Сморчков, сюда, — позвал один из милиционеров, направляясь к дому. Гамма, выглянув на шум, застыла в оцепенении, не в силах отвести глаз от милицейского кобеля. Похоже было, что она влюбилась в него с первого взгляда. — Сука? — недовольным тоном спросил проводник. — Уберите ее отсюда. Пока я перемещала недовольную Гамму вместе с щенками на лужайку перед зеленой изгородью, хозяин кобеля развлекал коллег солдафонскими шуточками. Те довольно ржали. Затем преисполненный ответственности невозмутимый милицейский кобель обнюхал мой дом — сначала снаружи, потом изнутри. Что они ищут? Следы? Ведь Кролик у меня дома был… Впрочем, там бывало много народу: и Чудак, и Митя, и Вика с Защитником, и Ирина с детьми и Валеркой. Чьи же следы им нужны? Может, миноискателей? У кобеля появилось какое-то хищное выражение на морде. Его хозяин продолжал сверкать глазами, к счастью, не в мою сторону; на нем было написано, что женщин он любит почти так же, как собак, а может — даже больше, но я, видимо, ему не понравилась, что меня вполне устраивало. Должно быть, ему нравились высокие блондинки. Проводник с собакой исчезли среди овощных грядок, ничего не сообщив мне о своих намерениях. Я утешала себя тем, что собаки овощи не едят. — Где кобель? — спросил меня подошедший милиционер. — Который? — поинтересовалась я с легкой иронией. — Понимает… — повернулся спросивший к своему коллеге, кивнув в мою сторону, и засмеялся. — Оба. Где они? — Где-то в капусте, — ответила я, оглянувшись. — Ах, нет, вон они, у малины. — Сморчков, ты где?! — закричал милиционер. Из-за кустов малины показались кобель с хозяином, и направились к нам. Жизнерадостный Сморчков по пути оборвал с куста малины горсть ягод и отправил их в рот. Со словами «у меня идея есть» стоявший рядом со мной милиционер схватил жующего проводника за руку и поволок в сторону — что-то обсудить. Он явно не хотел, чтобы я слышала. Посовещавшись с коллегами, Сморчков спустил собаку с поводка. Кобель, получивший свободу вместе с командой: «Ищи!», неторопливо покрутил головой и направился к лужайке, на которой возле Гаммы копошились щенки. Гамма подпрыгнула, забыв про щенков, восторженно взвизгнула, вытянулась в струнку и завиляла хвостом со скоростью вентилятора. Кобель остановился и нерешительно оглянулся на хозяина. — Назад! — раздраженно крикнул тот. — Сказал же, уберите суку! «Интересно, куда же еще я могла ее убрать?» — подумала я. Но оправдываться посчитала ниже своего достоинства. Сморчков с собакой сделали несколько попыток что-то найти, но это ни к чему не привело, только Гамма окончательно сошла с ума от нежных чувств. Подозрительные следы, по-видимому, обнаружены не были, и «гости» уехали ни с чем. Чьи следы они искали, я так и не поняла. — Гамма, дорогая, забудь его, он же бесчувственный, как колода, — сказала я приунывшей Гамме, перенося щенков обратно в дом. — Не понимаешь? Бесчувственный, как дохлый крот! Как резиновый сапог! Как кирпич. Как ржавое железное ведро. В ответ Гамма слабо вильнула хвостом.