Я кивнул головой. — Хочешь похлопочу за тебя? — Не, спасибо. Не надо. Сам разберусь — Ну сам так сам. Ты случайно, не с генералом в одной палате лежишь? — Да неее, — протянул я, — мы вдвоем с каким-то неразговорчивым стариком. Не похож он на генерала. — Дубина, если вы вдвоем в палате, то значит с генералом Нечаевым лежишь. — Да ну какой же он генерал? Разве они лечатся в простых больницах? У них свои есть… — я махнул рукой. — КГБ. Генерал КГБ. Тебе повезло. Я опешил, у меня ком застрял в горле. — Как КГБ? — Да вот так. Главврач больницы его родной брат. Нечаев Владимир Викторович, лечится только у брата, Валентина Викторовича. Другим врачам не доверяет. — Разве так можно? — Генералам все можно, братец. Особенно если они из того, — он поднял палец вверх, намекая на близость к высшему руководству страной — ведомства. Ты ешь, давай. Что застыл. Я вспоминал, мог ли ночью наплести какого-нибудь бреда про будущее. Но поразмыслив решил, что мой диагноз, отличный повод отмазаться. Даже если генерал утром сверлил меня взглядом потому что я во сне наговорил лишнего. — Добавки хочешь? Вон у Маруси еще осталось, — он кивнул в сторону поварихи. — Нет спасибо. А у вас, Василий Андреевич, какая болезнь? — Почки шалили, да вот в понедельник уже выписывают. — Здорово. А как тут с «увольнительными», на выходные не отпускают домой? — Нееееет, хлопчик. Ты что? С этим строго. Режим — это режим. Ты, небось, к девчонке своей свалить хочешь? — Ну что-то типа того. — Типа того… — он передразнил мою интонацию, — хреновый из тебя враль. Я заулыбался, чтобы его не разочаровывать. По его мимике я понял, что он собирался мне сказать нечто важное по его мнению. — По глазам вижу, что к девчонке рвешься. Дело, конечно, молодое, если уж невтерпеж, то вон там, — он напряг свои голосовые связки, наклонился ко мне, заговорил почти шепотом, указывая пальцем на палисадник за окном, — дыра в заборе есть между прутьями. — Ого, спасибо! — Там лаз прямо на улицу Батурина выходит. Мужики только так за сигаретами и ходят. Тут-то, в больнице, ларьков нет. Только ты дежурную медсестру свою предупреди. А то если хватиться, а тебя нет. Ты потом отхватишь по пятое число. — Не знаю, как благодарить, вас Василий Андреевич. — А что меня благодарить? меня благодарить не нужно, — он полез в карман и достал оттуда два мятых рубля, — на вот, купишь три пачки «Космоса». Нам с ребятами. Вот и вся благодарность. Пачка шестьдесят копеек. Сдачу оставь себе. «Ах, ты хитрый жук, ты спецом ко мне пристроился, и про девчонок стал заливать, потом что самому лазить через дырку в заборе было не охота. Ну ладно мы это еще посмотрим кто из нас на кого будет работать», подумал я. — Да нет уж, спасибо, конечно за предложение, но не смогу я вам сигареты принести. Курить вредно, Василий Андреевич. — Как так не сможешь? Это что же получается ты меня совсем не уважаешь? — Уважаю, но я вряд ли буду выходить. Поищите кого-нибудь еще. С одной стороны, Василий Андреевич, вроде и позаботился обо мне в вопросе с маслом, а с другой делал он это небескорыстно. Я никогда не любил людей, пытающихся использовать меня втемную. Поэтому не испытал никаких угрызений совести, когда отказал ему. — Ну ладно, свидимся еще. Земля-то круглая, — разочарованно попытался угрожать мне Василий Андреевич. — Конечно свидимся. В одном городе живем, — весело ответил я делая вид, что не понимаю. — Ты же знаешь, кто я? Я отрицательно помотал головой. — Не ужели не знаешь заместителя председателя исполкома? Фамилию Солдатенко слыхал? Он поднял брови домиком. Я еще раз замотал головой. Василий Андреевич опустил глаза в тарелку и больше на меня не смотрел. Я закончил завтрак, вежливо попрощался с соседом по столу и отправился к себе в палату. Интересные типы' мне попались за эти два дня. Кого только не встретил: тут и генерала КГБ, и заместителя руководителя города. Добравшись до своего отделения, я увидел Анечку на посту. Она рылась в своих бумагах и не обратила внимание на мое приветствие. — Анечка, добре утро. У вас все окей? — мне показалось, что она не расслышала, как я поздоровался с ней. — Ты свои словечки американские для своей крали побереги. — Какой крали? — удивился я — Той, что приходила к тебе, с бабкой твоей. — А где они? — Ушли, не пустила я их. Не положено без разрешения главврача. Я посмотрел на ее красное лицо. Она явно злилась. — Ань, ну ты что? Ты что, ревнуешь? Бабушка-то при чем? — При том. И ещё — я не обязана, вещи ходячим больным таскать! — она не смотрела в мою сторону. — В палате у тебя лежат. — Понятно. Когда они приходили? — Ушли уже, ты их не догонишь. Так. Ко мне приходили родные, а эта ревнивая кошелка специально не пустила их в отделение, хотя я видел других посетителей — родственников пациентов. Я не понимал этой вредности в медицинских учреждениях ни в своем времени, ни в тысяча девятьсот восьмидесятом. — А где моя одежда? — В гардеробе, зачем она тебе? — Надо. Можно забрать кое-что из кармана. — Гардеробщица понедельник будет, сходишь заберешь. Я понял, что с ней сейчас разговаривать бесполезно. Вернувшись в свою палату, я увидел сверток на своей кровати. Генерала в комнате не было. Развернув его, я увидел внутри чистое белье, носки, и синие спортивные треники — штаны с двумя белыми полосками по бокам и голубую клетчатую рубашку. Молодец бабуля! Кроме одежды она еще положила небольшой спиральный кипятильник, чашку, чай, сахар, и две пачки печенья. Я смогу на некоторое время покинуть территорию больницы. Проблему составляла только обувь, в больнице мне выдали тряпочные тапки, в которых по городу не походишь, но я уже знал, как ее решу. Я раздобыл сланцы — вьетнамки. Конечно, с возвратом. Я захватил необходимую одежду и выглянул в коридор. Пост медсестры пустовал, Аня куда-то отлучилась. Я рванул к лестнице и незаметно прошмыгнул мимо палат и сестринской комнаты. Тропинка, ведущая к дыре в заборе, была незаметна только на первый взгляд. На самом деле, тут постоянно курсировали пациенты и их родственники, называя ее «дорогой жизни». В часы, закрытые для посетителей она становилась особо загруженной. Ближе к дыре я нашел дерево со старым дуплом, куда положил больничную форму. Ходить в пижаме по городу было как-то страшновато.