Хороший вопрос. Я секунду покопался в памяти пытаясь вспомнить, что-нибудь доказывающее, что я живу в этом городе. — Местный, десятую школу заканчиваю в этом году. Можно? — я придвинулся к турнику и указал головой на перекладину. — Точно хорошо себя чувствуешь? Я закивал головой в подтверждение своего хорошего самочувствия. Из окна столовой, расположенной на первом этаже, выглянула женщина средних лет. Вытирая посуду и приборы, она наблюдала за нами. — Точно. — Ну тогда давай. Смотри, без фанатизма. — Хорошо, — ответил я подошел под турник, подпрыгнул и повис на нем. Максим Бодров почти вымахал под метр восемьдесят. Мозолей на моих ладонях не было, но тело должно было быть знакомым с этим нехитрым гимнастическим снарядом, висящем в каждом советском дворе. С физухой дело обстояло хуже, чем я предполагал. Я с трудом подтянулся шесть раз, дрыгая ногами на последних двух. Мне стало очень неудобно за себя и свою слабость перед Борисом и поварихой из столовой, продолжавшей смотреть за нами. Но тут, я услышал подбадривающие слова поддержки. — Молодец, отлично! Сила дело наживное. — Да, что молодец-то, — ответил ему я — Да ты, брат, не гони лошадей. Я вот перед армией мешком висел. Ни разу подтянуться не мог. Тут важно регулярно заниматься не пропускать. — А сейчас сколько раз подтягиваетесь? — Давно не считал, — слукавил Борис, — давай-ка лучше подъем переворот. Умеешь? Я отрицательно покачал головой, хотя, конечно, я знал, что это за элемент, но понимал, что мое тело еще не готово к этому упражнению. В следующие полчаса Борис показывал мне технику, помогал подталкивая и поддерживая меня снизу. Из двери больничного корпуса показалась женщина в белом халате и колпаке и обратилась к моему новому знакомому: — Борис Самсонович, там в кардиологии пациенту плохо. Знаю, что ваша смена через час начинается, но не могли бы вы посмотреть больного. — Иду, — сказал парень, надевая на ходу светлую футболку с карманом на груди. — Ты это, не бросай заниматься. Через месяц, другой, будешь по тридцать раз подтягиваться. Я врач дежурный, если что, меня можно найти в ординаторской. Он протянул мне руку на прощание. — Спасибо, доктор. Еще увидимся. — Ты в больнице в первый раз? Я кивнул головой. — Ты тогда тут на турнике не зависай, у вас завтрак через полчаса. Это тебе брат не санаторий, никто дожидаться тебя не будет. Борис пружинящей походкой удалился вслед за вызывающей его женщиной. Я сделал еще пару подходов. Тело приятно разогрелось и сообщало о том, что ему нравятся физические нагрузки. Закончив заниматься, я отправился завтракать. По дороге я быстро еще раз умылся и омылся, наклонившись над умывальником прямо перед входом столовую. Народу в коридоре никого не было и мое поведение не привлекло ничьего внимания. Поискав глазами бумажные полотенца или на худой конец салфетки, и не найдя их, я вспомнил, что в СССР присутствовали некоторые бытовые неудобства, от которых мы отвыкли в будущем. Пришлось наспех вытираться верхом пижамы. Хлопчатобумажная ткань оставляла приятное ощущение на теле и хорошо впитала воду с ладоней. Я вспомнил, что говорили, что сам генсек Брежнев любил на отдыхе ходить именно в таких пижамах. В помещении столовой было довольно много пациентов. Больничная кухня разнообразием не особо баловала. Точнее вообще не баловала. Ешь, что дают или иди гуляй. Я прочитал рукописное меню вывешенное у раздачи за подписью заведующей столовой. Манная каша, брусочек сливочного масла, круглая булочка белого хлеба, чай и сахар. Подойдя к раздаче и проследив за другими больными, я, так же, как и они, взял тарелку и алюминиевую ложку, видавшую виды. Полноватая сотрудница столовой в платочке на голове черпала половником кашу из огромной алюминиевой кастрюли с надписью ЗК. Я не знал, что это означает и увидел за её спиной другие такие, но пустые с надписями I-БЛ, II-БЛ. Завтрак, первое блюдо, второе блюдо — догадался я. Женщина в чепчике плюхнула мне половник каши в тарелку и потеряла ко мне всякий интерес. — Масла парню, дай, — услышал я недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого усатого мужчину лет пятидесяти. Глава 4 — Масла парню, дай, — услышал я недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого усатого мужчину лет пятидесяти. — Уф, что я должна за всех помнить? — недовольно повела плечами бабища в чепчике, — и перейдя на интонацию имитирующую вежливость, спросила меня, — вам в кашу или на хлеб? Она говорила, как бы в нос, и, немного растягивая слова. Получалось, что она говорит с издевкой. Я сделал вид, что не понимал, что она от меня хочет, но тут мужик, стоявший за спиной, снова пришел на выручку. — Не видишь, у него руки заняты? — указывая ей взглядом на мою тарелку, которую я держал в руках, — да и ножей у вас в столовой как не было, так и нет. Давай в кашу. Баба, а по-другому ее не назовешь, скорчила недовольное лицо и плюхнула мне полагающийся брусок сливочного масла в тарелку с манкой. На самом деле, я давно заприметил, что она не всем кладет масло и решил проверить свою гипотезу. Те больные, которые завтракали тут не в первый раз, получали масло без разговоров. Новичкам же, их можно было определить по озирающимся по сторонам лицам, повариха не накладывала и не предлагала. Они все, как один, стеснялись просить ее. Я собирался сделать это первым, но мужик сзади опередил меня. Зато у нее вполне образовался излишек, который можно было утащить домой или как-то по-иному распорядиться. Я поблагодарил мужика, подошел к стойке с хлебом взял булочку. Чай разливали из такого же алюминиевого чайника. Он был уже с заваркой и сахаром. Я давно не ел манки, но попробовав ее, нашел кашу вполне съедобной и даже вкусной. Может быть это потому что я не ел со вчерашнего дня, и почувствовал голод. А может быть потому, что я пользовался обонятельной, осязательной, вкусовой системой Макса Бодрова и он привык к вкусу определенных блюд. В любом случае, молодой развивающийся организм требовал энергии и не стал особо капризничать и предъявлять особые вкусовые требования. — Свободно? Я поднял глаза и увидел того самого мужика, который заставил повариху наложить мне масла. — Да, конечно, — я указал на свободный стул перед собой, — присаживайтесь, пожалуйста. — Где, лежишь? — мужчина протянул мне руку и представился, — Василий Андреевич Быков. — Максим Бодров. Лежу в хирургии. — С чем пожаловал сюда? Молод ты еще для болезней. — Говорят, что сотрясение, — мне уже начинало надоедать объяснять всем свою историю, но я никак не показал этого внешне. — Подрался? — спросил мой собеседник, делая глоток чая из стакана и разглядывая меня. — Ну как подрался, так слегка помахались. — Милиция приезжала?