— Но ведь в этом и самый кайф. Велев мне встать в центре начертанного круга, границы которого уже почти размыло дождём, Эчед забрал у Даниэля артефакт. После чего напомнил, что всё ещё просит моей руки (хорошо хоть, без сердца в придачу) и, не размениваясь на сантименты, провёл острым лезвием по раскрытой ладони своей несостоявшейся жертвы. Я зашипела от боли. А ведьмак, сохраняя невозмутимый вид, передал оружие Этери. Сжал мою ладонь в кулак, при этом гипнотизируя пронзительным взглядом своих колдовских глаз, и принялся ждать, пока кровь, медленно стекая по стенкам чаши, покроет ее дно. — Полдела сделано, — заявил обнадеживающе и посоветовал перевязать рану бинтом, который мы предусмотрительно захватили с собой в дорогу. Покончив с инструктажем, Керестей последовал примеру Этери и принялся пускать кровь себе любимому, чтобы добавить ее к уже имеющейся в артефакте. Кровь ведьмаков, вкупе с заклятием, должна была пробудить дух колдуньи и явить ее нашему взору. Моя же нужна была для того, чтобы создать незримую нить, связующую меня с чашей, в которую при успешном завершении ритуала и вернется сила. Этери и Даниэль встали поодаль. Выйдя за пределы круга, Керестей обратился к Ясмин, замершей у меня за спиной. — Готова? — Да. — Тихий мелодичный голос ведьмы смешался с голосом колдуна. Я прикрыла глаза. Постаралась сосредоточиться на словах заклинанья, создававших волшебную вязь, напитывавших собой воздух, каждый закуток мрачных руин. Голоса ведьмаков становились все громче, слова звучали подобно песнопению. Границы круга, уже почти неразличимые, вдруг вспыхнули ярким пламенем. А в моём сознании, словно огненные языки, заплясали давние воспоминания… — …Бабушка, а что это такое? Какое-то варенье? А почему оно такое синее? — Я сижу на высоком стуле, беззаботно болтаю ногами и наблюдаю за тем, как самая главная хранительница домашнего очага достает с верхней полки банку с чем-то совсем не аппетитным. Еще вчера бабушка обещала испечь черничный пирог, вот только на чернику это ультрамариновое нечто совсем не похоже. Бывать на чердаке мне доводится нечасто, родители запрещают сюда лазить. Да и дверь постоянно заперта. А тут… Бабушка сама меня привела, и теперь я, пользуясь случаем, усердно верчу головой, рассматривая ее сокровища. На языке крутится множество вопросов, но, наученная горьким опытом, понимаю, что большинство так и останется без ответов. Вот и стараюсь сдерживать любопытство, хоть и получается это не очень. — Нет, милая, это не варенье, — мягко отвечает женщина в простом ситцевом платье. Шагнув со стремянки, ставит банку с его непривлекательным содержимым на стол. Откручивает крышку, и чердак тут же заполняет резкий травяной запах с примесью чего-то горького. Я демонстративно морщу нос: — Фу! Мы ведь не будем это есть? — Нет, Эрика, есть точно не будем, — смеясь, успокаивает меня бабушка. Возвращается ко мне, протягивает руку, перепачканную в ярко-синей гадости, отчего я начинаю кривиться еще больше. Мотнув головой в немом протесте, сильнее вжимаюсь в спинку стула. — Сиди смирно, милая, — чуть строже повторяет Тереза, и мне ничего не остается, как послушно замереть. А она принимается рисовать на моем лице кашеобразной субстанцией какие-то закорючки, при этом негромко бормоча: — Мама требует, чтобы я забрала твой дар. Я ей пообещала… — А почему мама хочет что-то у меня забрать? — доверчиво поднимаю на бабулю глаза. — Ей больно. Больно от того, что у тебя есть то, чего никогда не имела она… Аня просто не понимает, какая в тебе сокрыта сила. И я не вправе ее у тебя отнять. — Но ты ведь пообещала. — Мне непонятно, что это за дар такой, от которого мама мечтает меня избавить, и почему бабушка продолжает мазать моё лицо и руки какой-то липкой кашей, от резкого запаха которой так и тянет чихнуть. — Однажды я уже нарушила самую важную в своей жизни клятву, — бабушка тяжело вздыхает. Возвращает банку на стол и продолжает с печалью и тоской в голосе: — Со своей совестью я уж как-нибудь договорюсь. И мы ведь маме… ничего не скажем. — Прижимает палец к губам, при этом заговорщицки мне улыбаясь. — И папе тоже. — Теперь и ты испачкалась, — тянусь своими ручками к ее лицу, такому молодому, почти без морщинок. Мне снова напоминают, что должна сидеть смирно, просят потерпеть совсем чуть-чуть. Бабушка опускается на колени передо мной, берёт меня за руки. — Моя дочь боится, что дар может тебя погубить. Но это не так. Он никогда не причинит тебе зла. Поэтому мы не будем его уничтожать, а лишь спрячем на время. Ото всех. Пока ты не будешь готова его принять. — Руки у бабушки такие же теплые, как и ее улыбка. Я чувствую сладкий аромат духов, которыми люблю играться, когда удается тайком пробраться в ее комнату. — Сейчас мы прочитаем один… стишок. Повторяй за мной, милая, он убережет тебя от любой опасности. Чтобы ни случилось и где бы ты ни оказалась, ты всегда будешь под защитой чар. Приподнявшись с колен, бабушка нежно целует меня в лоб и, прикрыв веки, начинает произносить непонятные слова, забавно их растягивая. Словно колыбельную поет. Я хихикаю, довольная затеянной бабулей игрой, и послушно повторяю за нею следом. Теплый ветер кружит вокруг нас, склянки на полках чуть слышно позвякивают, аккомпанируя нашему дуэту. Веки становятся тяжелыми, с трудом удается подавить зевок. Подхваченная таинственным ветром, я улетаю в страну грёз… …Взметнувшееся стеной пламя опалило кожу, обожгло легкие. Рисунки на руках налились алым, словно раны, оставленные раскалённым клеймом. Из-за дыма, заволакивавшего всё вокруг, глаза слезились, и мне никак не удавалось разглядеть Криса. Обернулась было, чтобы отыскать взглядом Ясмин, но девушку тоже скрывала огненная завеса, которую даже усилившийся дождь потушить был не в силах. Лишь голоса ведьмаков, надломленные, уставшие, перекрывая шум ливня, раздавались в ночной тишине. Я уже понадеялась, что все, сейчас появится Дарвулия — не зря же так беснуется огонь, и чаша у моих ног трясется, словно припадочная, значит, заклятие действует, — когда пространство расколол громкий, яростный рык. Сердце пропустило удар, а потом забилось ещё быстрее. Последовавшие за этим события завертелись в безумном вихре. Успела заметить материализовавшегося из пламени, словно феникс из пепла, чертового оборотня. В бликах огня сверкнули его безумные глаза с вытянутыми в нитку зрачками. Выпустив когти, тварь бросилась на меня, а я, не придумав ничего лучшего, скованная ужасом, просто зажмурилась. Почувствовав сильный толчок в бок, упала как подкошенная, и только потом поняла, что оказалась закрыта Крисом. «Ненормальный!» — мелькнула, подхлестнутая паникой, мысль и тут же растворилась в закутках сознания. — Бабушка, защити нас, — в отчаянье взмолилась я, воскресшая в памяти образ женщины из детских фантазий. А в ответ услышала истошный крик ведьмака. Кристиан рухнул рядом, вмятый в землю захлебывающимся от ненависти монстром. Попробовала к нему дотянуться, сама не зная зачем. Словно это могло спасти нас от проклятого колдуна. Коснувшись холодных пальцев Эчеда, почувствовала, как реальность стремительно исчезает. Сознание заполняла тоскливая мелодия, с каждой секундой становясь все громче. Наверное, так звучит лютня или какая-нибудь мандолина. Интересно, кто это здесь фанат средневековой музыки? И, кстати, почему так холодно? Такое ощущение, что на голом камне сплю. Приподнявшись на локтях, попробовала оглядеться и почувствовала, как глаза вываливаются из орбит. Должно быть, все еще дрыхну, и снится мне странного, очень странного вида комната. Совсем близко щерит чёрную пасть закопченный камин — я такие только в фильмах про рыцарей видела. Задрав голову, обнаружила высоченный потолок без намека на люстру. Стены из серого камня, явно не декоративного, покрыты гобеленами. Повсюду, куда ни глянь, множество массивных канделябров с оплавленными свечами: над некоторыми еще вьются лепестки пламени, другие уже погасли. Сундуки темнеют по углам, неподалеку от камина — стол и мутноватое зеркало в вычурной раме. Приблизившись к нему, взглянула на свое слегка ошалелое отражение и потерла глаза. Нет, видение не исчезло. Щипки тоже не помогли. Я по-прежнему стояла посреди спальни с интерьером, стилизованным под средневековье. Даже мелочи, вроде щеток для волос, резных шкатулок, массивных перстней, небрежно разбросанных по столу, — явно принадлежали другой эпохе. Тусклый вечерний свет едва пробивался сквозь узкие витражные окна. Кровать под горчичного цвета балдахином укрылась в глубоком алькове. Простыни были смяты и… Я в ужасе отпрянула от ложа, заметив багровые пятна на светлой ткани. «Все жутковатее и жутковатее», — переиначила известную фразу. Через распахнутую настежь дверь долетали звуки музыки, смех и голоса — видать, где-то неподалеку шла средневековая пирушка. Кажется, я окончательно сошла с ума. Покусав в нерешительности губы, стараясь не замечать кровавые разводы на простынях, всё же решила отправиться на разведку. Куда угодно, только бы подальше отсюда. Если это не сон и не галлюцинация, значит, ребята тоже должны быть где-то поблизости. Вместе ведь проводили ритуал. Хорошо помню, как сжимала руку Криса… Господи! Эта блохастая тварь, Бальтазар, чуть не разорвала его в клочья! Тут уж я, позабыв о страхе, рванула к выходу. Однако, выскочив в заполненный сумраком коридор, решила вернуться за подсвечником. Возьму тот, что поменьше, на три свечи. Надеюсь, не такой уж он и тяжелый, каким кажется. Оказалось проще сказать, чем сделать. Пальцы прошлись сквозь витую ножку канделябра, словно тот был сделан из воздуха. Или же это я вдруг стала бесплотной? Все, сейчас начну истерить. Попытки схватить злосчастный подсвечник ни к чему не привели, только еще больше напугали меня и разозлили. Приходилось признать, эту битву я проиграла. Раздраженно фыркнув, снова ринулась в коридор. Развешанных на стенах редких факелов едва хватало, чтобы осветить дорогу. От малейшего сквозняка оранжевое пламя трепетало, отбрасывая на бугристую кладку кривые тени, нагоняя еще больший страх. В какой-то момент услышала тихие, взволнованные голоса, но спрятаться не успела. Да и не знала, куда. Замерла как вкопанная, глядя на двух девушек, показавшихся из-за поворота. Явно чем-то обеспокоенные, бледные, худые, в длинных коричневых платьях и светлых чепцах, они быстро шли по пустынному коридору. — Скорее, Дора! Нужно убрать, пока пани не вернулась. Иначе опять разгневается, — шепотом сказала та, что шла чуть впереди, и нервно дёрнула свою спутницу за руку, заставляя ту ускорить шаг. — Мне дурно от вида крови, Кати, — испуганно всхлипнула девушка. — Радуйся, что она не твоя! — шикнула на подругу бесстрашная Кати и… прошла мимо меня. Ни одна из девушек даже не взглянули в мою сторону, словно я была не человеком, а каким-то фантомом. Значит ли это, что умерла? Нет, нет и еще раз нет! Черт возьми, Эрика, откуда в тебе столько фатализма?! Все! Запрещаю себе думать о смерти. Самовнушение не помогло, но я всё же заставила себя сдвинуться с места и продолжить поиски ребят. Очень хотелось верить, что в этом кошмаре я застряла не одна, и кто-нибудь из ведьмаков обязательно отыщется. Уж они-то наверняка знают, где мы и как отсюда выбраться. Оказавшись на верхней ступени лестницы, что вела в замковый холл, увидела замершего внизу Криса, растерянно озиравшегося по сторонам. Ведьмак тоже заметил меня. — Эрика! Кто бы мог подумать, я — и рада видеть Эчеда. Рванула вниз, перепрыгивая через несколько ступеней за раз. Не успела опомниться, как оказалась в объятиях венгра. Замерла в его руках, радуясь, что могу чувствовать его прикосновения, горячее дыхание у виска, тепло кожи под моими ладонями. Значит, все-таки живы. — А где остальные? — спросила, отстранившись от колдуна. — Без понятия. Я сам только что очухался. — Крис, ты… — окончание фразы застряло в горле. Прижала ладони к губам, силясь сдержать крик. Куртка ведьмака была расстегнута, открывая моему взору пропитавшуюся кровью светлую рубашку, вернее, оставшиеся от нее лохмотья. А его грудь… исполосована глубокими бороздами, из которых продолжала сочиться кровь. Не уверена, что такие раны совместимы с жизнью. И как он только на ногах держится? Проследив за моим полным ужаса взглядом, Эчед слегка улыбнулся: — Мне не больно. Вообще ничего не чувствую. — Но ты же истекаешь кровью! Господи… Надо что-то делать! Перевязать раны, оказать помощь! — Я стала в панике озираться, даже не понимая, что надеюсь отыскать.