— О чем ты? — изумился Дэн. — Ты ведь не виноват в том, что творили советники. Ты — наследник имени придворного, и займешь место в совете, вне зависимости от того, оправдают твоего деда или осудят. Так что твоя фамилия вовсе не обуза. — Наверное, ты единственный так считаешь, — хмыкнул Иснериан. — Но знаешь, знакомство с тобой мне здорово помогло понять, как лучше себя вести. Забавно, не находишь? Мы словно поменялись местами. — Не драматизируй, ты далеко не на моем месте, — поморщился Дэн. — Ограничитель тебе точно не грозит. Седерик смутился: — Да, верно. Тут мне больше повезло… Но ведь статус осужденного теперь с тебя снят? — И? Это что-то для меня поменяло? — невесело усмехнулся парень. — Извини, — Иснериан скользнул взглядом по клейму и отвел взгляд. — Только не надо меня жалеть, — поморщился Дэн. — Бесит уже. Лучше расскажи, как у тебя дела с Эльзой? Аристократ воодушевился: — На удивление хорошо! Кажется, ее тронула моя ситуация. То, что я лишился своего положения в глазах окружающих. Теперь она принимает мои ухаживания более благосклонно. — Так… у тебя к ней что-то серьезное? — осведомился Дэн. — Если ты просто решил поиграть до победного — у Эльзы есть, кому за нее заступиться. — Все серьезно, — Иснериан вздохнул. — Я и сам не ожидал, что настолько увлекусь. Я, кажется, влюбился. Дэн приподнял брови: — Так это же хорошо! Она — отличный выбор. — Хм, а если бы я положил глаз на ее подругу? — неожиданно весело усмехнулся он. Дэн с трудом удержался, чтобы не велеть Иснериану держаться от Эвилейн подальше. Увы, он не мог претендовать на эту девушку — как и на любую другую. А значит, и требовать от других не трогать ее не мог. — Тоже хороший выбор, — ровно ответил он. — Но только для серьезных отношений. Иснериан взглянул на него удивленно, но прикосновение Дэна к руне переключения все ему объяснило. Парень смущенно замолчал, просто не зная, что тут можно сказать. — Только не вздумай меня жалеть, — предупредил Дэн с угрозой. Иснериан только кивнул. А Дэн ненадолго отвлекся от собственных переживаний, осознав, что не ему одному плохо. Вот только помогло это ненадолго. На этот раз посещение бала являлось добровольным, но Дэн все равно пошел. Потому что играл в оркестре. И выделялся среди строго, но красиво одетых музыкантов, как ярко-оранжевая ворона. Ощущения не слишком приятные, и хорошо, что оркестр находился не на виду. Но вот с его места хорошо просматривался весь зал, в том числе танцующие. Весь вечер Дэн глаз не сводил с Эвилейн, похожей на сказочную принцессу в своем великолепном платье. И понимал, что никогда не сможет пригласить ее на танец. Не из-за боли — он уже научился терпеть боль. А просто потому, что рядом с этой красивой девушкой не место парню в уродливой тюремной робе. Накануне того дня он решил сделать перерыв и не беспокоить родителей, в надежде, что это заставит отца поволноваться и все-таки ответить на его следующий звонок. Но Дэна снова проигнорировали. В сердцах он отключил переговорник и бросил его вглубь стола. И отправился на балкон. Глядя на искусственное небо, усыпанное фальшивыми звездами, Дэн ощутил себя бесконечно одиноким и никому не нужным. Родители отказались от него. Использовали и выбросили, как ненужный хлам. Да он и был хламом, бесполезным, испорченным; даже свобода его была иллюзорной. Это сейчас, пока его история на слуху, никто не станет звать стражей, увидев свободно разгуливающего заключенного. А пройдет пара-тройка лет, и он уже не сможет показаться на улице без того, чтобы его не схватили стражи по наводке добропорядочных граждан. С него никогда не снимут Ограничитель — отцу просто не выгодно тратить на это время и ресурсы. А если и снимут — то в далеком, практически необозримом будущем. Дэн просто не мог представить, что из года в год живет вот так — без прикосновений, без возможности увлечься девушкой, без ощущения вкуса… никаких удовольствий. Возможно — навсегда. И для чего тогда жить? Дэн посмотрел с балкона вниз. Несколько секунд свободного полета — и последняя боль в его жизни. Больше ничего не будет, ни боли, ни обиды… будут ли его родители опечалены? Или лицемерно изобразят скорбь, мысленно выдохнув с облегчением, что избавились от проблемы? Они еще молоды и вполне могут родить другого ребенка, который вырастет у них на глазах. Кто-нибудь вообще будет горевать о нем, о Дэне? Эвви… она встретит кого-нибудь получше. Гинн Аусверри? Для него Дэн больше обуза, чем друг. Коллеги по оркестру? Однокурсники? Преподаватели? Все они забудут о нем, едва похоронят. Нет никого, ради кого стоило бы жить и терпеть постоянную боль. Даже ради себя. Дэн устал. Неподъемная тяжесть в его груди что-то надломила в нем. Что-то важное, дававшее силы жить дальше, упрямо, вопреки… Дэн оперся о перила, приготовившись перемахнуть через них и рухнуть в бездну, но ему помешали. Гинн Аусверри появился совершенно неожиданно и завел сумбурный разговор о глупой надежде на будущее, которого у Дэна просто не было. И парень, больше не в силах нести эту тяжесть, вывалил на преподавателя то, что так долго держал в себе. Он озвучил вслух то, что понял с самого начала, но отказывался признать. Своим родителям он не нужен. Это откровение словно вскрыло нарыв, наполнявший его отчаянием. И горечь вылилась слезами, которые Дэн из последних сил пытался скрыть. Он не хотел, чтобы гинн Аусверри видел его рыдания. И преподаватель ушел, напоследок попытавшись его приободрить. Оставшись один, Дэн дал волю слезам. А когда слезы закончились, уже ставшая привычной тяжесть в груди исчезла, сменившись глубоким опустошением. Он больше не чувствовал обиды. Дэну казалось, он вообще больше ничего не чувствует. Но вместе с этим ушло и глупое мимолетное желание покончить со своей жизнью. Дэн решил, что когда-нибудь обязательно поблагодарит гинна Аусверри за столь своевременное появление. Потом. Когда снова сможет чувствовать благодарность. Вернувшись в свою камеру, он лег спать, так и не достав переговорник. Пробуждение не принесло облегчения. Идти на занятия не хотелось, но Дэн пересилил себя. Отсидел лекции и, пропустив обед, отправился к озеру. Даже несмотря на учебу, озеро оставалось популярным местом для прогулок и купания, и здесь обычно крутилась куча народа. Но сегодня день выдался пасмурным и, опасаясь дождя, ученики предпочли спрятаться под крышей. На озере Дэн оказался совершенно один. Набрав плоской гальки, он уселся на берегу и пускал лягушки, мысленно перенесясь в не такое уж и далекое детство, когда никаких проблем просто не существовало. Появление Эвилейн стало для него неожиданностью. Как и его причина. Новость о бегстве Вердериана его ничуть не тронула. Он и впрямь считал, что для него это ничего не значит, что Вердериан уж точно не будет тратить время на месть ему. Но вот наивная уверенность Эвви, что Дэну достаточно свободы для счастья, его разозлила. После глухого равнодушия злость оказалась неожиданно яркой, и сдержать ее Дэн не сумел. В порыве гнева высказав Эвилейн все, что он думает, Дэн стремительно ушел, но по дороге в комнату злость утихла, и он пожалел о резких словах. Не о том, что сказал — а о том, как. Следовало подобрать менее резкие выражения, ведь обижать Эвви он по-прежнему не хотел. Окончательно успокоившись, Дэн решил извиниться перед девушкой. Поиски переговорника заняли время, но, включив его, Дэн глазам не поверил. Он обнаружил несколько десятков звонков от отца — и даже от мамы! Это казалось чем-то невероятным, то, что они все-таки позвонили ему… Да, как раз тогда, когда он перестал этого ждать. Кроме звонков, от них пришло еще несколько сообщений, но прочитать ни одно он не успел. Пришло еще одно сообщение — от Вердериана. Это выглядело настолько неожиданно, что именно его Дэн и прочитал в первую очередь. «Если хочешь спасти свою подружку — через пять минут активируй артефакт, оставленный мной на пляже» Пять минут — время впритык, чтобы добежать до озера. На то, чтобы искать кого-то и предупредить о Вердериане, времени просто не оставалось. Дэн ни на мгновение не усомнился, что аристократ осуществит угрозу, и помчался обратно, к озеру. По пути он пытался позвонить по переговорнику, но тот будто завис, не соединяя ни с кем. Видимо, в сообщении Вердериана было что-то вроде вируса. Так что справляться придется самостоятельно. Дэн не понимал, почему Вердериан вместо бегства взялся мстить ему — принявшему довольно опосредованное участие в падении бывшего главы Совета. Тамион Суотерри в этом плане выглядел более очевидным выбором. Или Вердериан испугался его отца, уже одолевшего его? Или решил, что отомстит Тамиону через его сына? Дэн успел. Увидел артефакт на одном из шезлонгов пляжа и активировал его. Портал перенес его в относительно небольшую комнату, почти пустую. Из мебели здесь были пара деревянных кресел и стол, из людей — Эвви и Вердериан. Эвилейн сидела на одном из кресел, возле горла ее прямо в воздухе висел тонкий острый нож. Никакие ремни не стягивали девушку, но Дэн был уверен — пошевелиться она не может. Потому что кресло он узнал — точно такое же стояло в пыточной, где его клеймили. Садиться в него снова Дэну отчаянно не хотелось. Он до сих пор помнил то ощущение беспомощности и боли, что ему довелось вынести тогда; повторения он не жаждал. Но даже из мажистика Дэн не успел бы навесить на Эвви защиту, слишком близко к ее горлу находился нож. А потому выполнил требования Вердериана. Инстинкт самосохранения внутри Дэна вопил от ужаса, но парню удалось преодолеть панику. Выдержка — это все, что ему оставалось в этой ситуации. Зато Вердериан не сдерживался. И Дэн узнал, что целью этого мага всегда был он, а не его отец. Жажда власти и страх потерять ее толкнули Верлериана на ужасные преступления, целью которых была смерть Дэна. Потому что Вердериан считал его будущим королем. И решил короновать. Дэн весьма поверхностно знал, чем грозит артефакт недостойному. Об этом упоминала гид на экскурсии, но он никогда не думал, что это может коснуться его. Ведь корона едва ли примет королем осужденного. И в последний момент выдержка Дэну изменила. В его жизни и так было много боли, и он не хотел больше страдать.