Наверное, не будь рядом Эвви, он бы не решился. Она озвучила его сомнения — и приняла его аргументы против них. Этого хватило Дэну, чтобы увериться, что он все делает правильно. Хотя он ожидал того, что произошло, но все равно оказался потрясен, увидев воочию Тамиона Суотерри. Своего отца. Дэн его сразу узнал, хотя никогда прежде не видел. Их сходство было очевидным, но показалось Дэну невероятным. Отец… считавшийся погибшим давным-давно. Дэн никогда не думал, что однажды увидит его. Это было настоящим чудом, и Дэн растерялся, не зная, что сказать и что делать. Зато Тамион знал. Он не стал тратить время на сентиментальную чушь и сразу развил бурную деятельность по восстановлению своего доброго имени. А для Дэна еще одним потрясением стала встреча с матерью. И то, как родители без сомнений сочли его невиновным… Он даже почти поверил, что теперь-то все точно наладится. И тем горше оказалось возвращение к реальности. Реальности, где он был осужденным и слишком взрослым для тех, кто еще вчера видели его совсем малюткой. Он понял это по поведению матери. То, как она отводила взгляд; с каким безразличием слушала историю жизни совершенно чужого ей парня; как тяготило ее его присутствие… Те родственные узы, что он почувствовал, когда увидел ее, совсем не затронули эту женщину. И Дэн не посмел навязываться, чувствуя странную вину за то, что вырос. И то, как спокойно, будто норму, восприняла она его неуверенное «вы», окончательно убедило его, что она не видит в нем сына. Осознавать это было горько, но он ее понимал. Сейчас Дэн совсем не походил на милого годовалого ангелочка, каким она его знала, и едва ли ей хотелось разглядывать родные черты в каком-то бандите, которым он сейчас выглядел. Но Дэн еще надеялся, что его признает хотя бы отец. А потому упорно дожидался его возвращения. — Добрый вечер, — поздоровался он, когда Тамион зашел в гостиную. — Дейнар? — удивился тот. — Прости, я очень устал. В груди Дэна что-то противно заныло от осознания, что и отец видеть его не хочет, и он отвернулся, пряча разочарование: — Извините. — Дейнар, — оклик отца застал его уже на пороге комнаты. Дэн взглянул на отца — тот хмурился: — Не нужно мне выкать, сын. Мы, конечно, не знакомы, но не чужие ведь друг другу. Я твой отец, и ты можешь обращаться ко мне соответственно. — Хорошо, — Дэн кивнул, подумав, что мама не предложила ему даже этого. Тамион вздохнул: — Ты хотел о чем-то поговорить? Никакого желания разговаривать с сыном он не демонстрировал. Дэну стало неудобно, и он пожал плечами: — Я просто хотел узнать, как у вас… у тебя дела. Ничего важного или срочного. Как ни странно, его слова будто бы успокоили Тамиона. Он сел на диван и похлопал рядом с собой, приглашая Дэна присесть. Парень подчинился, искоса разглядывая отца. Тот и впрямь выглядел измотанным, он сидел, откинувшись на спинку дивана и закрыв глаза. — Знаешь, Дейнар, я всегда отличался предусмотрительностью. И мне горько осознавать, что я допустил непозволительную беспечность, когда дело коснулось тебя и твоей безопасности. Я понадеялся на столько допущений. Что Вердериан не посмеет покуситься на жизнь сестры. Что он не сумеет обнаружить тебя. Что не станет причинять вред ребенку. Моя неоправданная уверенность, что с тобой ничего плохого не случится, едва не стоила тебе жизни. И стоила магии безо всяких едва. — Он… убил мою бабушку? — услышал важное Дэн. — Да. Пятнадцать лет назад. Еще во время войны. Мы не знали. Мы отправили тебя в неизвестность, никак не обеспечив безопасность, — он открыл глаза и взглянул на сына. — У вас не было возможности все предусмотреть, — утешил его Дэн. — Я был слишком обеспокоен собственным выживанием и просто не подумал о тебе, — глухо ответил Тамион. — Но от этого зависели еще три сотни жизней, — возразил Дэн. — Ты думал не о себе. Отец улыбнулся печально: — Мне даже в страшном сне не могло присниться, что с тобой сотворят такое. Ты… мало кто на твоем месте мог бы выдержать все это. Я горжусь тобой. Это звучало так искренне, что Дэн поверил и улыбнулся благодарно: — Спасибо, отец. — Я обязательно найду способ избавить тебя от Ограничителя, — пообещал Тамион. — Но… это займет много времени. И придется думать, как не позволить настоящим преступникам снять Ограничитель, когда это станет возможным. — Я понимаю, — Дэн кивнул. — Я подожду. Все равно ничего другого ему не оставалось. Но последние слова отца ясно дали ему понять — его проблема для отца отнюдь не первоочередная. Но истерить и требовать, чтобы отец немедленно избавил его от Ограничителя, Дэн, разумеется, не стал. Он вообще не рассчитывал, что это когда-нибудь получится. — Тебе надо отдохнуть, — Дэн поднялся. — Сегодня был трудный день. — Тоже отдохни, Дейнар, — кивнул Тамион. После разговора с отцом Дэн надеялся, что родители все же оттают. Но все последующие дни, которые его группа провела в министерстве, и отец, и мать старательно избегали оставаться с ним наедине. И Дэн не навязывался, надеясь, что родители все же привыкнут к нему и захотят хотя бы узнать поближе. Но они даже не предложили ему задержаться, когда группа Дэна отправилась обратно в гимназию. Тамион вообще не нашел в своем плотном графике минутки, чтобы попрощаться с сыном, а мама… Она вышла проводить детей и даже обняла Дэна — коротко, словно прикасаться к нему ей было неприятно. Поэтому возвращался в гимназию Дэн в дурном настроении. И едва не сорвал его на Эвви, всего лишь удивившуюся, почему он не остался с родителями. К счастью, ему хватило выдержки, чтобы сдержаться и не обидеть девушку. Она была дорога ему, и Дэн не хотел делать ей больно. Ведь в эти дни ее присутствие поддерживало его, помогая справиться с растущим разочарованием, оседавшим в груди неподъемной тяжестью. В гимназии Дэн первым делом позвонил матери. Новенький переговорник он обнаружил в отведенной ему комнате незадолго до отъезда и счел, что таким образом родители намекают на тот формат общения, который их устроит. Он и сам предпочитал говорить с Эвви через переговорник. Может, и родителям так будет проще привыкнуть к нему? Дэн подумал, что вполне в праве позвонить родителям чтобы сообщить, что добрался до места без проблем. Все дети так делают, верно? Это ведь нельзя назвать навязчивостью? Но мама на его звонок не ответила. Дэн утешил себя мыслью, что она просто занята и обязательно перезвонит позднее. Но звонка от нее так и не дождался. Он даже начал беспокоиться, не случилось ли чего, и позвонил отцу. — Дейнар, я занят, — рявкнул тот и завершил звонок. Дэн даже сказать ничего не успел. Он старался не обижаться на родителей. Они ведь и впрямь очень заняты. Им нужно наверстать пятнадцать потерянных лет и навести порядок в том бардаке, который устроил Вердериан. Они обязательно поговорят с ним, как только у них появится время… Следующим вечером Дэн долго колебался, прежде чем позвонить отцу, одинаково опасаясь отвлечь или разбудить. Но, когда решился, его звонок просто сбросили. А следом пришло сообщение: «Дейнар, я понимаю, что тебе не терпится, но результатов по твоей проблеме пока нет, и в ближайшем будущем не предвидится! Не надо мне названивать!» Дэн несколько раз перечитал сообщение, пытаясь понять его смысл. А затем до него дошло. Отец считал, что Дейнар звонит узнать, как продвигается дело со снятием полного Ограничителя. Видимо, он не поверил, когда Дэн пообещал подождать. И теперь не желал разговаривать с нетерпеливым, по его мнению, сыном. Дэн торопливо написал в ответ: «Мне не нужны результаты! Я просто хочу поговорить с вами! Узнать поближе, вы же мои родители! Мне ничего больше не надо, просто посмотрите на меня, я здесь, я хороший парень, просто попробуйте познакомиться со мной!» Написал — и стер. Он не хотел вымаливать их внимание. Не хотел просить того, на что имел право по рождению — родительскую любовь. Может быть, однажды они сумеют принять его, такого — взрослого, изуродованного — но до тех пор он не хотел навязываться. Ведь Дэн жил без них, считая, что родителей у него нет. И будет жить дальше. Но все же каждый вечер он звонил отцу в надежде, что тот все же захочет с ним поговорить, — матери он позвонить больше не решился, вспоминая, с какой неохотой она прикасалась к нему. Тамион ему так ни разу и не ответил. Поглощенный собственными переживаниями, Дэн почти не обращал внимания на окружающих. Его историю теперь знали все, и Дэна раздражали жалостливые взгляды, преследовавшие его всюду. Он замкнулся в себе, выбираясь из своей раковины только на время репетиций оркестра. И то, лишь потому, что и помыслить не мог подвести музыкантов. Поэтому, вдруг обнаружив за обедом возле своего стола мнущегося Иснериана, Дэн удивился: — Садись, что стоишь? — Можно? — Седерик усмехнулся, но как-то неуверенно. — Конечно, почему нет? — Так я же теперь персона нон грата. — С каких пор? — Как деда арестовали. Знаешь, ты был прав насчет имени. Я полагал, что фамилия отца всегда меня защитит, но сейчас именно она стала для меня обузой.