Перепуганные чиновники закивали головами. Поддельные бумаги работали безотказно. Самым удивительным было то, что никто не казался опечаленным смертью императора. Нигде не слышались возгласы «Да здравствует император!» Никто даже не поднял вопроса о регентстве, об императрице Марии-Луизе и о сыне Наполеона. Позднее генерал Савари вспоминал: «Планы Мале осуществлялись безукоризненно, ни один из батальонов Парижа не оказал сопротивления». Французам, особенно уставшим от бесконечных войн солдатам, похоже, была уже безразлична судьба Наполеона. Париж постепенно переходил в руки заговорщиков. Генералу Мале уже доложили о захвате банка и казначейства. После этого Мале и верные ему солдаты направились к Вандомской площади, где располагался штаб Парижского гарнизона. Дойдя до места, Мале приказал молодому офицеру доставить портфель с распоряжениями к полковнику Дусэ, адъютанту начальника штаба гарнизона. Сам же Мале направился к дому генерала Пьера-Огюстена Юлена, командовавшего Парижским гарнизоном. * * * Скромный часовщик из Женевы, этот Юлен был когда-то приятелем Мале. Вместе они ходили на штурм Бастилии, участвовали в боевых походах. В 1808 году Юлен стал графом империи и верой и правдой служил Наполеону, который высоко ценил службу своего дивизионного генерала: он успел побывать и личным адъютантом генерала Бонапарта, и командиром пеших гренадер Консульской гвардии, и председателем суда над герцогом Энгиенским, и губернатором Вены, и комендантом Берлина. С августа 1807 года он был военным губернатором в Париже, охраняя в отсутствие Наполеона столицу Франции. В восемь утра его дом был окружен, солдаты наводнили прихожую и стали, громко разговаривая, подниматься по лестнице на второй этаж. — Что за шум?! — проворчала мадам Юлен. — Кто это позволил себе прийти в такую рань? Через минуту в их спальню ворвался генерал Мале и объявил об аресте губернатора. — Император убит в России, а ты больше не военный губернатор Парижа! — заявил Мале. — Временное правительство назначило на этот пост меня! Вставай и будь любезен отдать мне шпагу, а заодно и штабную печать. Не до конца проснувшийся Юлен уже готов был поверить Мале. — Ничего не понимаю, — бормотал он. — Я вроде бы всегда служил исправно… Трясущимися руками он начал искать печать, но тут в дело вмешалась его жена Луиза, которая закричала: — Но, друг мой, если этот господин отнимает у вас пост, спросите хотя бы, есть ли у него на это мандат! Пусть он его покажет. Это было вполне справедливым требованием, и Юлен перешел в атаку: — Почему я должен верить твоим словам, Мале? Покажи мне документы. — Я тебе сейчас все покажу, — холодно ответил ему генерал Мале, — перейдем только к тебе в кабинет. В кабинете, едва Юлен повторил свое требование, Мале выхватил из-за пояса пистолет и со словами «Вот он, мой мандат!» выстрелил ему прямо в лицо, раздробив своему бывшему другу челюсть. Командующий Парижским гарнизоном рухнул на ковер, истекая кровью. Теперь он был не опасен. Услышав выстрел, мадам Юлен вскочила с кровати и прибежала в кабинет мужа, испуская душераздирающие крики. Мале запер их обоих и спокойно спустился вниз, прихватив с собой столь необходимую ему печать. Потом он отдал приказ полковнику Раббу, командующему полком национальной гвардии Парижа, привести войска в боевую готовность. Таким образом, управляя одной лишь 10-й когортой национальной гвардии, Мале получил все необходимые документы и печати для того, чтобы принять командование над всем столичным военным округом. После подчинения полковника Рабба под контролем генерала Мале оказались бы почти все военные силы Парижа. * * * Один лишь старый полковник Дусэ заподозрил в Мале заговорщика. Он получил от Мале документы, в которых говорилось о смерти Наполеона и указе Сената об учреждении Временного правительства. Согласно этим документам полковник Дусэ должен был принять меры к занятию ключевых пунктов Парижа. Но он знал, что начиная с 7 октября, даты, которая была объявлена датой смерти Наполеона, император несколько раз писал военному министру Кларку и генералу Юлену и что Сенат вообще не заседал ночью 22 октября. Таким образом, Дусэ понял, что не существовало никакого указа Сената об установлении Временного правительства. По пути к Дусэ генерал Мале размышлял о ходе действий. После устранения командующего столичным гарнизоном успех переворота был предопределен. Мале уже представлял себя выступающим на балконе перед восхищенной и послушной толпой. Солдаты горячо приветствовали бы его, а он с внутренним волнением принял бы их признание. При входе в здание штаба он спросил, как ему пройти к полковнику Дусэ и поднялся по лестнице. Войдя в кабинет, он заметил, что Дусэ продолжал сидеть на месте, хотя полученные им распоряжения назначали Мале на его пост. В долю секунд Мале понял, что его карты раскрыты. Дверь отворились, и в кабинет ворвались верные Дусэ капитан Лаборд, инспектор полиции Фавье и солдаты. По сути, игра была проиграна… — Господин Мале, — сказал ему полковник Дусэ, — вы прекрасно знаете, что никто не давал вам права покидать заведение господина Дюбюиссона. Почему же вы сейчас находитесь здесь, да еще в генеральской форме? Генерал Мале ничего не ответил и попятился в сторону двери. Капитан Лаборд крикнул: — Полковник, позвольте его сначала арестовать, а потом мы разберемся, что все это значит. Мале выхватил пистолет и направил его на Лаборда. Тот бросился вперед и закричал: — Солдаты! Ко мне! На помощь! Тут же три солдата схватили генерала Мале за руки и выбили у него пистолет, давший осечку. — Солдаты! — воскликнул Мале. — Император умер! — Не верьте ему! — вмешался в дело полковник Дусэ. — Солдаты! Я — губернатор Парижа! — Не верьте ему, — поддержал полковника капитан Лаборд. — Вы будете отвечать перед Сенатом… — Не слушайте его! Это разбойник! Это заговорщик! — Кто это тут говорит о заговорщиках? — это в комнату вдруг ворвался Рато. — Солдаты! — закричал Лаборд. — Хватайте и этого человека! Это эмигрант, шуан! — Я — шуан! Я — эмигрант! — взревел Рато. — Что это за гадство? Я Жан Рато из Бордо! Я — адъютант вот этого генерала. — Никакой это не адъютант, — перебил его Лаборд. — Разоружите его и свяжите! Приказ был выполнен, и брызжущего слюной Рато повалили на пол. — Оставьте его! — крикнул генерал Мале. — Во всем виноват лишь я один. Даю слово, что я не буду сопротивляться. * * * Арестованного и связанного генерала вывели на балкон, где полковник Дусэ объявил, что Наполеон жив, а Мале — самозванец. — Французы! — крикнул он собравшейся на площади толпе. — Наш Великий Император бессмертен! Тревожные слухи, возмутившие вас, порождены врагами порядка. Весть о гибели императора — провокация! Возвращайтесь к своим обычным занятиям… — Да здравствует император!!! — неуверенно закричали солдаты. Затем полковник Дусэ приказал обескураженной 10-й когорте возвратиться назад в казармы. Деятельный Лаборд отправил гонца в тюрьму Ля Форс с приказом срочно освободить министра полиции и его чиновников. Савари и Демаре были тут же выпущены на свободу. В девять часов утра с заговором было покончено, оставалось арестовать лишь отдельных его участников, пустившихся в бега. Все, что было запланировано на протяжении четырех лет, рассыпалось в один момент. Архиканцлер Камбасерес созвал в Тюильри экстренный совет министров. Министры Кларк и Савари начали упрекать друг друга за неосмотрительность, но Камбасерес резко прервал их: — Сейчас не время для подобного ребячества. Эта попытка государственного переворота должна быть наказана примерно и быстро. Отсутствие мгновенной и суровой реакции может вызвать ощущение, что заговорщики были правы, и может начаться паника. Нужно действовать, а не заниматься взаимными обвинениями. По результатам заседания был создан военный совет, приступивший к допросу захваченных заговорщиков. Вечером того же дня многоопытный Камбасерес написал своему старому другу, бывшему третьему консулу Лебрёну: «Теперь хотелось бы узнать, как император отреагирует на это неприятное дело. Эта неизвестность для меня мучительна». О первой реакции Наполеона на события в Париже рассказывает в своих «Мемуарах…» генерал де Коленкур: «Согласно донесениям, полученным императором, поведение префекта департамента Сены господина Фрошо было небезупречным, а то, что император узнал позже, укрепило его в этом мнении». Военный министр генерал Кларк смотрел на этот заговор иначе, чем министр полиции Савари. — Кларк, — сказал Наполеон, — убежден, что это большой заговор и что имеются еще другие, более важные руководители. — Министр полиции утверждает обратное, — возразил де Коленкур. — В первый момент, — продолжил Наполеон, — сообщение о моей смерти заставило всех потерять голову. Военный министр, вечно распинающийся передо мною в своей преданности, не потрудился даже надеть сапоги, чтобы пойти в казармы, привести войска и вытащить Савари из тюрьмы. Один лишь Юлен проявил мужество. — Полковник Дусэ и капитан Лаборд тоже показали присутствие духа. — Да, но поведение префекта полиции Пакье непостижимо. Как полагаться на подобных людей, — прибавил император с горечью, — если первокласснейшее воспитание отнюдь не гарантирует с их стороны верности и чести? Слабость и неблагодарность Пакье приводит меня в бешенство. После первых сообщений император с нетерпением ожидал следующей эстафеты, желая поскорее узнать результаты предпринятого расследования. — Этот бунт, — говорил он, — не может быть делом одного человека.