— Что? Ты видел маму? Где? Когда? Он снова оглядывается и громко шепеляво шепчет: — Я видел маму в следующий день, ну, после того, как меня забрали. Я сидел в машине, ждал доктора Джонс, она хотела меня куда-то везти. Я выглянул из окошка, и она просто стояла там. — Ты уверен? — Я внимательно заглядываю ему в глаза. Этот ребенок — ужасный врушка. Он будет клясться и божиться, что не ел клубнику, хотя вся рожица в липких красных пятнах и сам раздувается, как амазонский иглобрюх — Colomesus asellus, превращающаяся в шар рыба. Я вижу его насквозь. Он не обманывает. — Это была мама! Я всегда узнаю маму. — Что она сказала? — Ничего не сказала. Машина была закрыта, а я был в детском кресле, как малыш, и не мог вылезти. Я стучал в окно и кричал, чтобы она меня забрала. Он плачет. Я кладу руку ему на плечо, но он должен рассказать все до конца. — Она пыталась тебя забрать? Она что-нибудь сказала? Он мотает головой, хватая ртом воздух после каждого слова: — Нет. Нет. Она не. Сказала. Ничего. Она не. Забрала. Меня. — Он глубоко вздыхает. — Она только сделала вот так и ушла. — Энди тычет пальчиком себе в грудь. Потом обнимает себя обеими ручонками, потом показывает пальцем на меня. — «Я люблю тебя»? Она сказала, что любит тебя? То есть показала? Он пожимает плечами, вытирая рукавом нос: — Наверное. Она была очень грустной. А потом она испугалась и убежала. И все. И все. Такова мама. Такова жизнь. — Думаю, мамочка любит меня. — Он снова оглядывается через плечо. Его опекуны выглядят уже чуть менее терпеливыми. Я молчу. Он снова меня обнимает: — Я люблю тебя, Лейла. И я могу сказать это словами. Я умею. — Я тоже, Энди. Я тоже тебя люблю. И мы скоро снова увидимся, хорошо? Он кивает, вытирая лицо и забрасывая рюкзак на спину: — Мама и папа хорошие. Приезжай к ним в гости, ладно? У нас есть золотая рыбка. И большой телевизор. И свет каждый день. Я тихонько смеюсь и вытираю глаза: — Ладно. Я смотрю, как его пристегивают в детском кресле. Интересно, сколько он пробудет в этой семье, пока его не переселят куда-то еще, как меня. Я захожу в гостиную — и все замолкают. По опыту знаю: это не сулит ничего хорошего. — Лейла, сядь, пожалуйста. Я сажусь в кресло. Джоэлы встают одновременно, как по команде: — Мы оставим тебя ненадолго с доктором Джонс. У Марты красные глаза, словно она плакала или вот-вот заплачет. Берт смотрит не на меня, а на нее. — Хорошо, спокойной ночи. — Спокойной ночи, — говорит Берт. И они уходят. Мы с доктором Джонс сидим в больших креслах друг напротив друга. Сейчас она нравится мне меньше. Планшет лежит у нее на коленях, она поправляет платок на голове. — Лейла, я должна рассказать тебе кое-что неприятное. Вероятно, тебя это сильно расстроит, но знай, что у тебя все равно все будет в порядке, несмотря на эту информацию. Начнем, если ты не против? У меня закололо все тело. Хорошего ждать нечего. Я киваю. — Первое, что я должна тебе сообщить, — Энди тебе не единокровный брат. — Бред! — Это соскакивает с языка раньше, чем я успеваю подумать. — Конечно, брат. Я помню, как он родился. Я с восьми лет ухаживала за ним. Мы даже похожи. Доктор Джонс приподнимает бровь и пристально смотрит: — Ты закончила? Я молчу. — Позволь, объясню. Энди твой сводный брат. У вас одна мать, но разные отцы. — Из кожаной папки, на которой лежит планшет, она вытаскивает какие-то бумаги. — Это твое свидетельство о рождении. Ты видела его раньше? Я читаю. Пол: женский. Дата рождения: 21 декабря 2005 года. Штат — я думала, что никогда там не была. Мать: Дарлин Грейс Томпсон. Отец: Мэтью Шон Бейли. Внизу — отпечатки крошечных ножек. Замечательно, значит, я родилась. — А вот свидетельство Энди, которое, я полагаю, ты никогда не видела. Другой лист, из другого штата. Совсем не такой, как у меня. Пол: мужской. Дата рождения: 18 мая 2014 года. Мать: Дарлин Грейс Томпсон. Отец: Дэниел Брайан Уэндел. Отпечатков ножек нет. Фамилия Энди — Уэндел. И всегда была Уэндел. Я знаю латинские названия более тысячи живых существ, которых даже не видела, но не знала, как правильно идентифицировать собственного брата. — Что за черт? Я поднимаю глаза на доктора Джонс. Она внимательно на меня смотрит: — Мы думаем, что ваша мать записала вас в школу, подделав какие-то документы, чтобы вы оба были Бейли. Возможно, чтобы вы были вместе или чтобы еще что-то упростить. Я не знаю. И я не знаю. Я ничего не знаю. Возможно, никто ничего не знает. Я снова просматриваю свое свидетельство о рождении. Я родилась в Колорадо. Да я никогда не была в Колорадо. — Мистер Уэндел очень обрадовался, когда мы с ним связались. Он очень долго пытался найти вашу маму и Энди. Он посмотрел твое видео, и он знал, что Энди его сын, но там было недостаточно информации, чтобы понять, где вы. Однако, как только мы забрали Энди, мы сумели с ним связаться. Сколько я уже не дышу? — Мистер Уэндел, отец Энди, живет в Техасе. У него еще два мальчика и девочка. Большой дом, собаки. Он хочет, чтобы Энди жил с ним. Я больше никогда не буду дышать. Сколько идти до Техаса? — Понятно. — Все хорошо? — Все отлично. Я умираю. Доктор Джонс очень долго смотрит на меня: — Это еще не все, мисс Лейла. Сделай несколько глубоких вдохов. Мои глубокие вдохи украл осьминог и утащил в морскую пучину. К тому же я мертва, мне незачем больше дышать. — По твоим документам нам удалось разыскать твоего отца. Ты правильно считала, он был военным. Он никогда не был женат и не имел других детей. Он погиб во время военных действий в Афганистане. В 2010 году. Каково это — потерять то, чего у тебя никогда не было? Ни осьминога, ни кресла, ни мягкой разноцветной гостиной. Я — никто, и меня относит течением в никуда.