— Ладно, Док. А завтра? — Завтра ты ужинаешь с братом. Мы киваем друг другу. На прощание она треплет меня по плечу и садится в свою сиреневую машинку. Я разворачиваюсь к входной двери, где начинаются съемки рекламы для журнала «Патронатная семья». Миссис Джоэл устраивает мне экскурсию. У меня будет своя комната. Явно готовили для маленькой девочки, но все так чисто и красиво. Заметив, какая я грязная, она заканчивает экскурсию в ванной. Ванна большая и красивая, как у Бетти, а на мягком коврике вполне могла бы спать маленькая собачка. — В этом ящике — все для женской гигиены, если нужно. — Оу, спасибо. Она на минуту выходит из комнаты, и я стягиваю с ног грязные носки. Снимаю их аккуратно, как кожицу с почерневшего банана, когда хочешь проверить, съедобный он еще или нет. — Ой, совсем забыла! — Она в дверях со стопкой чистой одежды и полотенец. — Мы не знали, какой у тебя размер, но сегодня можно походить в этом. А вечером я съезжу в «Таргет» и куплю тебе что-нибудь. Но пока есть хотя бы во что переодеться после ванны. И вот еще чистое полотенце. Она очень осторожно кладет все это и собирается снова выйти. — О, м-м, простите. Как мне вас называть? Она улыбается: — Малыши обычно зовут меня мамой. Я что, так сильно в лице изменилась? Она быстро предлагает другой вариант: — А ты можешь называть меня Мартой. Если хочешь. — Спасибо, Марта. Я… очень устала. Ничего, если я лягу спать, когда приведу себя в порядок? — Конечно, конечно! Она выходит и тихонько закрывает за собой дверь. Изнутри не запереться, но беспризорникам не пристало привередничать. Сначала я встаю под душ, чтобы смыть первый слой грязи. А потом ложусь в ванну и набираю столько воды, насколько хватает смелости. Когда я ныряю в чистую постель, в чистой футболке и нижнем белье, я в полном восторге. Я в раю. Это настолько лучше, чем брезентовые тенты и резкий запах хлора, что кажется абсурдным, как мне могло быть там хорошо тогда. Я смеюсь, потому что это просто невероятно. Смеюсь громче и вспоминаю, как Марта предложила называть ее мамой. Горло сжимается. Действительно, от смеха к плачу слетаешь как с горки. Я шикаю на себя, как раньше шикала на Энди, и засыпаю глубоким, глубоким сном. Марта будит меня стуком в дверь, и я сажусь в кровати, не успев проснуться. Сначала не понимаю, где я, соображаю не меньше минуты. Она заглядывает в комнату: — Лейла, привет. Ты проспала вчера весь день. Уже утро. Готова идти в школу? — Она улыбается. — Да, да, встаю. Марта осторожно, почти на цыпочках, заходит в комнату. Кладет на край кровати пакет. — Я съездила и купила тебе пару вещей для школы, как обещала. В ванной есть новые зубные щетки, над ящиком с прокладками. Ты спустишься к завтраку минут через пятнадцать? — Да, конечно. — Хорошо. Ты ешь мясо? — Да, да, ем. Я — животное-оппортунист. Всеядное. Секунду Марта в замешательстве, и мне любопытно, поняла ли она мои слова. — Ладно. Заправь кровать до того, как спустишься. — М-м. Хорошо. Она уходит так же тихо, как пришла. Я несу пакет в ванную и неловко вскрываю упаковку с зубной щеткой. Последние несколько лет у меня то были зубные щетки, то нет. Я старалась заставлять Энди чистить зубы, но постоянно забывала. Как с дезодорантами, я узнала об этом поздно. Десны кровоточат, и я сплевываю красную слюну в раковину. Открываю пакет, который принесла Марта. Достаю легинсы и подходящее к ним платье. Под ними лежат джинсы, нижнее белье и пара футболок. На дне пакета — красная толстовка с капюшоном, на молнии, с очень классным рисунком: тонкие черные полоски на груди. Внутри она пушистая и мягкая, и на минуту я застываю, поглаживая капюшон большими пальцами. Я расчесываюсь дольше обычного. Мои кудри распушились и торчат во все стороны, приходится смочить расческу водой, чтобы хоть чуть-чуть их уложить. Слегка подсушиваю волосы полотенцем и надеюсь, что, высохнув, они будут выглядеть приличнее. Я натягиваю первую новую футболку и толстовку. Застегиваю. Так нормально. Мои влажные волосы лежат почти по-человечески, а одежда просто красивая. Я могла бы быть кем угодно. Могла бы быть ребенком, живущим в этом доме. Могла бы быть нормальной. Извлеките какой-нибудь организм из биома и посмотрите, сможет ли он разрастись в другом месте. Может H. sapiens развиваться в неволе? Вряд ли. Спросите тех, кто сидит в тюрьме. Но мы приспосабливаемся. Я приспосабливаюсь. Cнимаю толстовку и отношу все свои вещи назад в комнату. Я никогда в жизни не заправляла кровать. Cмотрю на нее и думаю: наверное, это несложно. Я видела заправленные кровати. Кровать Кристи, например, когда мы приходили к ней после школы. И по телевизору и в кино я тоже такое видела. Иногда показывали, как постель стелят два человека и что-нибудь обсуждают в это время. Это обычно делают вдвоем? С простыней, на которой я спала, на вид все хорошо. Простыня, которой я укрывалась, вся перекручена — да, Энди говорил, я брыкаюсь во сне. Расправляю ее и накрываю ею подушки. С этого же начинают? Не помню. Тонкое одеяло кладу сверху и накрываю все пушистым пледом персикового цвета. Готово? Может, надо было сложить его вдвое? Я вспоминаю свою кровать-чердак, космический рисунок на голом черном матрасе. У нас была только одна подушка, я отдала ее Энди, а сама спала, подложив под голову руку. Готово. Я оставляю пакет с одеждой на персиково-золотистом комоде, кладу туда же свою одежду из рюкзака и расческу. Наконец-то в рюкзаке только школьные принадлежности. Он стал легче. Спускаюсь, захватив рюкзак и толстовку. Марта с мужем на кухне. Он читает что-то в своем айпаде за столом, она расставляет тарелки. На секунду я вспоминаю, как мама пекла блинчики и притворялась нормальной, обещая, что все будет по-другому. — Ты любишь сок? — Марта держит открытой дверцу огромного холодильника. — А можно мне, пожалуйста, кофе? Она хмурится, касается щекой дверцы. — Вообще-то, тебе не стоит пить кофе. Ты же еще растешь. — Слушай. — Мистер Джоэл встает. — Я покажу тебе, как мы делали кофейное молоко, когда я учился в университете Брауна. Это очень вкусно, и это нельзя назвать кофе. Он наливает в большой стакан молока немного кофе и добавляет сахара: — Попробуй. Похоже на кофе для младенцев или очень вкусное шоколадное молоко. — Спасибо, мистер Джоэл. Вкусно. Он улыбается: — Может, будешь называть меня Берт? — Берт. Мы все улыбаемся. Сразу представляю себе, как шимпанзе улыбаются доктору Гудолл, а она им. Выглядит одинаково, но вот значит совсем не одно и то же. — Лейла, завтрак остынет, иди. — Марта садится и машет нам, чтобы мы тоже сели за стол. Мы садимся, и я уже заношу вилку над беконом, как Марта меня останавливает. — Лейла, перед едой мы обычно читаем короткую молитву. Тебе не обязательно это делать, просто подождешь секундочку? — О. Конечно. Конечно. — Я опускаю вилку и кладу руки на колени. Марта закрывает глаза, улыбается Берту, и он быстро читает молитву. Она короткая и милая, в ней упоминают меня и мои «испытания», и все звучит как пожелание удачного дня в школе. С этим вполне можно смириться. Они вместе произносят «аминь», и Берт сразу приступает к еде. Я тоже. Чуть подкрепившись, Берт начинает разговор: — Так, значит, средняя школа Брукхерст? — Да. До чего нежный, вкусный и горячий омлет. — Восьмой класс? Марта пьет обычный кофе. Я прихлебываю свой, детский: — Ага, м-м, да. Восьмой класс.