Матвей не был плохим человеком, и у него, конечно же, имелось множество минусов, однако он не любил проигрывать, и более того, неудачи только подстегивали его. Когда Матвей делал ставки на боях без правил – естественно, предпочитая посещать нелегальные, с кровавыми жесткими поединками, а не фарсом с правилами. Бывало, он делал ставки не на того бойца и терял деньги. Но он ставил снова и снова – пока не выигрывал, получал заряд уверенности в себе и лишь тогда ненадолго остывал. Общение с Ниночкой было похоже на поединок, в той самой клетке, только бойцами были не крепкие ребята с хорошей реакцией и отбитыми мозгами, а он и она. Она не давала повода для нокаута и вообще не собиралась проигрывать, и Матвей чувствовал, как распаляется все больше и больше. На ринге появилась первая кровь, и он решил не сдерживаться. Не зная о его мыслях, Келла и Нина болтали на расправленной кровати – она с видом победителя уселась на него сверху, положив руки на грудь. – Почему не было драки, Рыло? – капризно спрашивала девушка. – Сама бы и устроила, – отвечал синеволосый. – Я тебе гладиатор, что ли? – Раб, – с торжеством сообщила ему Нинка. – Иди ты, – отмахнулся Келла, не в силах отвести взгляда от ее губ. Он не сдержался и первым поцеловал ее. * * * С Ниночкой мы встретились через несколько дней после Рождества. Утром я прилетела из Праги, убитая наповал очередным расставанием с любимым человеком, а уже в обед мы с ней встретились и делились впечатлениями от новогодних каникул. Мы сидели у нее дома на кухне, пили лимонный чай с маленькими пирожными и то и дело посматривали в окно, за которым падал густой снег. На улице еще только начинало темнеть, зажглись первые фонари и слышны были крики и смех с катка, устроенного прямо во дворе жилого комплекса, в котором располагалась квартира Журавлей. Мне было безумно уютно – почему-то окончательно успокоиться после расставания с Антоном я смогла лишь в гостях у подруги, грея о горячую кружку ладони. На улице было морозно. Нина нудно и подробно расспрашивала меня о каникулах в Праге, и куда больше ее интересовала не замечательная архитектура и дух истории, который буквально витал в старинном городе, а наши взаимоотношения с Тропининым. Изредка она задавала такие вопросы, от которых я могла лишь краснеть. А подруга уверенно заявляла, что она должна все знать. Сама она была активная и веселая и казалась довольной. Ее хорошее настроение передалось и мне. Увидев мое тату, Журавль долго смеялась, хлопая от переизбытка чувств себя по коленкам. – Похоже на дырку в шее, – заявила она, разглядывая мою шею, и хищно предложила: – Давай, мы тебе лучше рукав набьем? Изображение Блондинчика в полный рост. – Не надо на меня свои желания переносить, – отказалась я, осторожно касаясь пальцами татуировки, скрытой от посторонних глаз волосами. – Лучше еще раз в пансион съезди, – поддразнила я подругу, и та страдальчески закатила глаза. О том, как они с Келлой провели Новый год, я уже была наслышана, правда, скупо. На вопрос, было ли между ними что-нибудь или нет, Ниночка, которая требовала от других подробностей в отношениях, цедила сквозь зубы, что, естественно, нет. А после добавляла: «Почти нет». И мне казалось, что в глазах ее начинают светиться звезды. В конце концов, подруга все-таки раскололась. И рассказала кое-что, старательно делая вид, что ей все равно. – А я ведь говорила, что вы идеально друг другу подходите! – рассмеялась я, делая глоток остывшего уже лимонного чая. – У каждой госпожи есть идеальный раб, – скромно кивнула подруга. – Он ведь тебе нравится, – смеясь, сказала я, – признайся уже. Она пожала плечами. Честно говоря, я была за нее рада. И я рада была тому, что все-таки она почти смогла побороть свою гордость – расколоть ее надвое, но не расколоть при этом душу. За что, наверное, стоило сказать спасибо Келле. Каким бы самодовольным придурком он ни казался, но было в нем что-то благородное, хоть и грубоватое, но искреннее – видимо, наследие далеких предков. Я осталась ночевать у Журавлей – как часто делала это раньше. Тем более, что ее родители куда-то уехали, старшая сестра упорхнула, и в доме остался лишь Сергей, у которого было нечто ужасно важное в компьютерной игре. Набрав вредной еды, мы сидели на диване в ее гостиной перед огромным экраном телевизора и смотрели какой-то очередной ужастик. Вернее, смотрела его Ниночка, а я переписывалась с Антоном и время от времени ужасалась происходящему на экране. Ночью Журавлю пришла в голову гениальная идея позвонить по скайпу Антону и Келле и пообщаться с ними. – А сама ты Келле позвонить не можешь? – удивилась я. – Сама – не хочу. Звони Истеричке, а Истеричка позовет Рылия, – уперлась Журавль. – Так сильно хочешь увидеть своего муженька? – решила немного поиздеваться над подругой я. – Хочу, чтобы он меня увидел, – подмигнула мне Нинка. Перед тем, как выйти в скайп, она унеслась в свою комнату и вернулась пятнадцать минут спустя соблазнительная и роковая, как Клеопатра. Она сделала мейк, особенно ярко выделив губы, распустила волосы и надела черного цвета бодисьют с длинными рукавами и треугольным глубоким вырезом. Наряд был непрозрачным, выглядел просто, но при этом подчеркивал изгибы и округлости ее тела. Подруга знала, что надевать. – Хочешь соблазнить бедного Келлу? – с улыбкой спросила я. – Пусть думает обо мне. В режиме нон-стоп, – уверено тряхнула волосами Нина, садясь рядом со мной в соблазнительную позу. Антон сразу согласился на разговор и был так любезен, что даже позвал Келлу, сказав другу, что по нему скучает Демоница. Они сидели в просторной гостиной, совмещенной с прихожей и кухней, за барной стойкой, и обзор камеры их ноута, который парни поставили на стойку, был широким: мы с Ниной видели часть комнаты, лестницу и входную дверь. Изредка мимо барной стойки проходили то Рэн с гитарой, то Фил в обнимку с какой-то девушкой, то двое каких-то незнакомых парней с татуировками на руках. Все они, видя, что Келла и Кей разговаривают по скайпу, махали нам или что-то кричали. Единственный, кого я не видела – так это Арина. Но значение этому не придала. Естественно, весь разговор Келла таращился на Ниночку голодным взором, явно веселя Антона, правда и сама подруга задумчиво поглядывала на синеволосого – разговаривать он пришел без майки, демонстрируя свету, а, заодно и супруге, широкие плечи и сильные руки, под украшенной татуировками кожей которых перекатывались мышцы. В общем, эти двое друг друга явно стоили. Они так, правда, не считали, и все время ругались, несколько раздражая нас с Антоном – мы привыкли спокойно говорить по скайпу. По взгляду Тропинина я поняла, что на подобное он больше не согласится. Однако спустя полчаса ситуация вроде бы разрядилась, и общение пошло более плавно и почти дружелюбно. – Давайте, выпьем за что-нибудь! – предложил весело Келла, заранее поднимая стакан с виски со льдом. Антон без слов поднял свой, глядя при этом только на меня, и я точно знала – за что он будет пить, вернее, за кого. И улыбнулась – только ему. – У нас только сок, – сказала я, беря в руку стеклянный высокий стакан. Сок был виноградным и походил на вино. Ну, или на кровь – как заявила пересмотревшая ужастиков Нинка. После этого они еще минут пять спорили с Антоном, который утверждал, что только дурак может спутать кровь с соком. Попутно выяснился факт, что кровь Тропинин пробовал – не человеческую, но все-таки. – Я рок-звезда, – сказал он насмешливо. – Мне можно все. За что пьем? – За Интернет! – провозгласил Келла. – И вирт, – встрял проходивший мимо барной стойки Рэн. – Вы гитару мою не видели? Гитару, как оказалось, утащил Фил, дабы сыграть своей чудесной спутнице и разъяренный Рэн пошел наверх к брату – отбирать инструмент. Келла, прислушиваясь к крикам сверху, хохотнул и вновь наполнил свой стакан. – Алкаш, – поморщилась Журавль, перекидывая ногу на ногу с таким расчетом, чтобы у Келлы перехватило дыхание. – Слушай, Рылий, а ты не боишься спиться к годам тридцати пяти? – Не боюсь, – тотчас окрысился тот. – А ты не боишься, малышка, что тебе длинный язычок отрежут? – Рыло драное. – Стерва. – Чмо шерстяное. – Дичь птичья. И они принялись перекидываться все более и более яркими эпитетами. Кажется, оба находили в этом странное удовлетворение, не понятное ни мне, ни Антону. И словно забыв о нас. – Любимая, – сказал Антон вдруг, болтая виски в своем стакане и вновь глядя только на меня – пусть даже между нами были тысячи километров расстояния, но я кожей чувствовала его взгляд. – Любимый, – ответила ему я, поняв точно, что он от меня хочет. – Нежная, – продолжал Антон, поставив локти на стойку. – Ласковый, – улыбнулась я. – Моя малышка. – Мой мальчик. Услышав нас, Нинка и Келла зависли. И все-таки замолчали. Мне стоило больших усилий не рассмеяться. – Что за передоз ванили? – поинтересовался синеволосый, глядя на друга, сморщив лицо, как от лимона. – Тебе плохо, подруженька? – вопрошала Нина, уставившись на меня едва ли не с суеверным страхом. – Он заразил тебя своим сумасшествием? – Мне хорошо, – возразила я, почувствовав острое желание поцеловать Антона, который был так близко и так далеко одновременно. Я смотрела на его губы и почти наяву чувствовала, как они касаются моего лица и шеи. Щеки закололо, и дыхание стало глубоким, и я едва прогнала прочь от себя подобные мысли. – Раз вы решили поиграть в любовные игры, почему бы этого не сделать и нам? – поинтересовался Тропинин. Не знаю, что было на душе у него, но он вдруг надавил ладонью на острый угол стойки, намеренно делая себе больно. – Какие игры? – вызверился Келла. – Она меня бесит! Ты слышал вообще, она меня обзывает! – Тебе же это нравится, – спокойно заметил Кей. – Если нравится, я тебя хоть с утра до вечера смогу обзывать, – встряла Ниночка и добавила весьма ехидно: – Скотина. Тебе уже хорошо, или надо обзываться покрепче? – Завали, – велел Келла совсем не по-джентльменски. Но мне показалось, что он что-то начинает понимать в их взаимоотношениях с Журавлем. – Знаете, чем наша любовь отличается от вашей? – вкрадчиво спросил Тропинин и сказал: – Я могу всему миру сказать, что люблю эту девушку, – Кей сделал то, чего я не ожидала – сложил пальцы в виде сердца, отправил его в сторону камеры и подмигнул мне. Я вновь рассмеялась. И сделала вид, что поймала это виртуальное сердечко и прижала его к себе – к левой стороне груди. – Поэтому ты прячешь Катьку от фанатов, – хихикнула Нинка. – Это вынужденная мера. Но я не боюсь сказать о ней. О себе. О нас, – ответил Антон. – То есть я трус, чувак? – схватил его за ворот футболки Келла, которого, кажется, за эти минуты довели до ручки. На заднем плане кто-то из незнакомых парней поинтересовался на английском, не собрались ли они драться, и если собрались, им лучше выйти на улицу, чтобы ничего не сломать, как в прошлый раз. Что за «прошлый раз» я понятия не имела, но подозревала, что это тогда, когда Антон запер Келлу и Рэна в кладовке на полтора часа. Я хотела, было спросить об этом Тропинина, который, ухмыляясь, говорил что-то синеволосому другу, однако сделать этого не успела. Я увидела, как входная дверь открывается, и в дом заходят двое: высокий парень с темными черными волосами с чемоданом в руке и эффектная девушка в алом пальто, очень похожая на него. Его лицо – бесстрастно, почти равнодушно. Ее – украшает надменная улыбочка. Густо подведенные глаза тотчас отыскали в гостиной Антона и остановились на нем, прожигая его спину, а он пока еще не видел ту, которая смотрела на него, но улыбаться почему-то перестал. Я смотрела на них через экран компьютера и не могла поверить.