По дороге в пансионат они не разговаривали, будто бы боялись невзначай поругаться и растерять все то волшебство, которое только что собрали по крупицам. Келла за руку ввел Нину в номер, решительно послав все свои предубеждения, которые то и дело нашептывали ему на ухо, что он ведет себя, как ванильный мальчишка, и что Журавль обманет его, или кинет, или изощренно поиздевается, и что крутые мужики – а ведь он именно такой! – не должны вести себя так по-глупому. Так влюблено. Но он пересилил себя. Включив свет, Келла шагнул к Нине, обнимая за талию и вновь целуя – неспешно, дразнящее, но уже требовательно, и она чувственно отвечала ему, то гладя по волосам, то запуская озябшие руки под свитер, чувствуя, как напрягаются мышцы его живота, когда она кладет на него ладонь. И от того, как бурно реагировал не такие прикосновения Келла, Нина сама получала удовольствие. Чем больше нравилось ему, тем больше ей хотелось продолжить их странную нежную игру. Объятия стали откровеннее, и одежда мешала, казалась лишней. Келла усадил Нину себе на колени, не видя, что где-то там, под ногами, валяется снятое в спешке платье, и ее руки обвивались вокруг его плеч. Девушка откидывала голову назад, разрешая целовать себя в шею, обнаженные плечи, еще ниже. И когда Келла угадывал, как ей нравится больше всего, она крепче сжимала свои пальцы и прижималась к нему теснее. Их прикосновения все еще были ласковыми, но теперь не едва заметными, а напористыми, и с каждой минутой становились все настойчивее и настойчивее, заставляя терять голову от переполнявших чувств. В какой момент они оказались на кровати, никто из них не помнил. И Келла пришел в себя только тогда, когда Нина нехотя встала с него, сев на коленки. Голова у нее слегка кружилась. А желание быть здесь и сейчас с этим человеком завладело полностью. – Куда? – прошептал Келла раздраженно, приподнимаясь на локтях. Если даже сейчас она сказала ему, что ей надоело, он бы не отпустил ее просто так. – Подожди, – туманно отвечала девушка. Она нагнулась, изящно, как кошка, поцеловала его в живот, заставив стиснуть зубы, и поднялась. Нина подошла к бару, достала бутылку красного сухого вина, лед и нетвердой от переполняющих чувств походкой вернулась к Келле. «Тебе понравится» – говорил ему ее взгляд. «Я не сомневаюсь» – отвечали его глаза. – Иди ко мне, – потянул за руку Ниночку парень, и она вновь уселась на него, запрокинув чуть голову и отпив прямо из горла холодный терпкий напиток. – А мне? – с усмешкой спросил Келла. – Конечно, и тебе, – улыбнулась лукаво Ниночка, поцеловала его коротко влажными от вина губами, а после склонила над ним бутылку, оставляя на загорелой коже рубиновые дорожки, которые потекли под ремень, что Келлу, правда, не слишком-то и смущало. Каждое касание было откровением. Глотки холодного вина чередовались с жаркими поцелуями. Кубики льда жгли кожу на животе и груди – и если сначала Келла смеялся тихо над такими глупостями, то потом, когда Нина склонилась над ним, держа лед, которым она, дразня, проводила по его коже, в губах, замолчал, притягивая ее к себе за волосы. Казалось, девушка точно знает, что ей сделать, чтобы свести его с ума. И какие звезды зажечь прикосновениями, а какие – потушить теплым частым дыханием. От того, что вытворяла девушка, у Келлы срывало крышу, и он, вскоре, не вытерпев, перевернул ее на спину, оказавшись сверху с твердой уверенностью подарить в ответ ровно столько же, сколько отдала ему она. – Ты – мой? – спросила вдруг Нина, задыхаясь от ощущений, которые дарили ей чужие руки и губы. Каждая мышца в ее теле была напряжена. Каждый нерв – оголился. От каждого прикосновения хотелось кричать, и она уже не сдерживала себя. – Ты – моя, – отвечал парень, прикусывая мочку уха. – Поняла? Больше они не разговаривали, полностью отдавшись захватившим их с головой чувствам. Теперь это снова была борьба – но не за то, чтобы казаться лучше друг друга и сильнее, а борьба за то, кто и кому доставит большее наслаждение. В какой-то момент Келла вновь оказался на спине, и пальцы его переплелись с пальцами Нины, а взгляды скрестились. Его сердце стучало, как метроном, в темпе двести двадцать – даже когда она, выгнувшись, упала ему на грудь, и светлые волосы разметались по его лицу. Он лишь прижимал ее к себе, не желая отпускать, и целуя в шею, обжигая тяжелым дыханием. Этой ночью они сделали много удивительных открытий. И утомленная Нина заснула в одно мгновение, а Келла, убрав руку из-под ее лица, встал и подошел к окну, не веря в то, что между ними произошло и как горячо это происходило. Если бы Нина проснулась вдруг и поцеловала его вновь, он бы опять не выдержал и заключил ее в объятия. Потому что она – его. И он может делать с ней все, что захочет. И, может быть, захочет даже любить. Или уже любит. Неважно. Важно, что она с ним, рядом и сопит уютно, уткнувшись в подушку, и длинные ноги выглядывают из-под одеяла – так и хочется прикоснуться к ним вновь. …А ночь была снежной и звездной. И россыпь блестящих осколков сверкала на черном бархате мягко и ласково. Келла долго курил, сидя на подоконнике и глядя в пахнущее снегом небо, на эти самые звезды, лишь чуть приоткрыв окно в номере, чтобы спящая на кровати Ниночка не замерзла. Звезды манили, и Келла засмотрелся на них. – Вернись, – потребовала проснувшаяся Нина и лениво похлопала по его стороне кровати. – А то не пущу, – пригрозила она, и едва синеволосый оказался с ней под одним одеялом, нагло закинула на него ногу и сладко уснула. Проснулись они поздно, уставшие, но довольные, снова делали вид, что ничего не произошло и со вкусом, уже по привычке, переругиваясь. Но когда Нинка достала его, Келла просто-напросто заткнул ей рот поцелуем. Она, конечно, возмутилась такой наглости, попыталась укусить его за язык, поцарапать, но он все же взял вверх, прижав к стене и сумев сделать так, чтобы она требовала продолжения. – С тебя желание, – заявил он, видя, что Ниночка уже не в силах разговаривать. – Заткнись, – с трудом выдавила она и укусила за плечо от переизбытка эмоций. Но легкая боль только лишь подстегивала Келлу. Он легко срывал с ее губ поцелуи, и когда замирал, она перехватывала его движения, ни о чем не переживая и ничего не боясь. У Келлы было много девушек – разных, и он знал, как с ними обращаться, однако именно с этой в нем вдруг возникало странное желание смотреть на звезды, выпуская в темный воздух терпкий дым. И желание повторить вновь все то, что они делали. А когда Журавль была в душе, в котором могла сидеть, не вылезая, часами и громко напевая, Келла нашел в своем рюкзаке пистолет, перевязанный кокетливой бирюзовой ленточкой. Настоящий. Келла удивленно покрутил его, пытаясь понять, что чужое оружие делает в его вещах, и вдруг рассмеялся – не сразу заметил, что это зажигалка: нажми на курок, и из дула вылетит огонь, а не пуля. Точная копия «Беретты» – и не из пластика, а из алюминия, и сделана так, что и не отличишь от оригинала. Нина умела выбирать подарки – такая игрушка Ефиму была весьма по душе. Однако развлекался он со своеобразным подарком не долго – в дверь студии постучали, и Келла удивился даже, поскольку ни с кем они с Ниной и не общались, а горничные убирали номер тогда, когда он был пуст. В дверь постучали второй раз – более настойчиво, громко. И синеволосый отправился открывать, подумав лениво, что сейчас просто пошлет смельчака, который им мешает. На пороге стоял смутно знакомый, довольно мощный тип – из тех, которые не вылезают из качалки, чтобы сделать потом селфи в майке, и смотрел на Келлу так, как будто бы тот, как минимум, поджег его дом. – Что надо? – весьма нелюбезно поинтересовался барабанщик. Гость ответить не успел. В это же время шум воды прекратился, и в прихожей, куда выходила дверь ванной комнаты, появилась Ниночка в одном лишь полотенце, обернутом вокруг тела, причем таком коротком, что Келла занервничал – ладно он, видел уже, все, что надо, но этот-то тип чего пялится так откровенно? – Чувак, не туда смотришь, – тронул его за плечо Келла. В твердом голосе его звучало предостережение. – Убери руку, – предостерегающе произнес Матвей – а это был именно он. – А ты что тут делаешь? – поинтересовалась Ниночка, ничуть не стесняясь и вытирая влажные волосы полотенцем. Появление Помойки ее взбесило втрое меньше обычного, ибо настроение сегодня у нее было великолепным. – Приехал тебя навестить, дорогая, – смотрел на нее, не отрываясь, молодой человек. – Навестил? А теперь закрой дверь с той стороны, – почти миролюбиво посоветовала Нина. Ее начало бесить, что какой-то кусок Матвея портил ей настрой. Только Келла приручился, а тут… – Поехали, – попытался схватить ее за руку Матвей, сам не понимая, что с ним происходит, когда он видит Нину. Особенно когда он видит ее такой – почти без одежды, без мейка и прически. Домашней. Беззащитной. – Пошел ты! – возмутилась такой наглости девушка. – Я сказал – поехали, собирайся, – сцепил зубы Матвей. Он с ума сходил, понимая, что эти двое тут делали. Нинка сузила глаза. Он не был похож на прежнего ее безумного поклонника – Валерия. И если Баба Яга, хоть и пугал народ, но относился к ней, как рыцарь к священной деве, то у Матвея явно были другие приоритеты. – А меня с собой взять не хочешь? – оскалился Келла, который никогда и никому просто так не отдавал то, что принадлежало ему. – Ты вообще кто такой? – Ее – парень, – сверкнули глаза Матвея. – Какой ты мне парень, чмо? – возмутилась Нинка такой постановке вопроса. Да, она была вынуждена ходить с ним на свидания и перед его друзьями они пару раз целовались, и забавы ради она даже поиграла с ним, но быстро охладела, но парень?! Так даже Баба Яга ее не злил своим скудоумием! – А вот кто ты – вопрос, – продолжал Матвей и, не выдержав, схватил Ниночку за запястье – та едва выдернула руку, шипя ругательства. – Муж, – ласково улыбнулся ему Келла и без слов ударил в лицо. Матвей, не ожидавший этого, едва не потерял равновесие. Из носа потекла тонкая струйка крови. Матвей удивленно поднес к лицу испачканные в красном пальцы. – Проваливай, чувак. У меня нет настроения на разборки с тобой, – лениво проговорил Келла, стоя на пороге. – Не отсвечивай рядом с ней, – имел он в виду Журавля, – и не трону. Увижу рядом – тебе не жить. – Тебе – не жить, – тихо сказал Матвей и, глядя в глаза Ниночке, добавил тихо, но с такой затаенной злостью: – Я запомнил. – Я – тоже, – ничуть не испугалась Нина, хотя выражение его глаз ей не нравилось. Матвей не стал устраивать сцен – просто ушел. Он долго сидел в своем автомобиле, и перед глазами его стояла Ниночка в своем этом одном полотенце и с влажными волосами. Он хотел провести с ней Новый год, но она упорно отказывалась и, в конце концов, заявила, что уезжает из города. Случайно узнав от дяди, где находится девушка, Матвей поехал за ней. Он подозревал, что она будет вместе с каким-то уродом, и его подозрения подтвердились. В последнее время эта девчонка стала его наваждением. Даже снилась – мозг раз за разом прокручивал ту сценку из детства, когда она полезла к нему целоваться. Только во сне она была уже не подростком, а взрослой, вполне оформившейся девушкой. Нет, если бы они провели ночь вместе, он бы отстал от нее, возможно, но сейчас, когда она становилась все недоступнее и недоступнее, унижая его отказами, он чувствовал все больше и больше охотничий азарт. Как там, около ринга с бойцами.