Глава 35. Предательство Алёша стал постоянно пропадать на работе: из-за острой нехватки кадров график у него был просто нечеловеческий – всего один выходной в неделю – да еще постоянно нужно было оставаться на сверхурочные. К сожалению, и этот единственный выходной тратил Надин муж не на нее. Она, в общем-то, была готова к этому, ожидала такого развития событий, но все равно страдала, видя, как Алёша, одевшись прилично, уходит неизвестно куда, с отцом или один, а ее не зовет. Однажды она попросила его отвезти ее к Гале – он выполнил просьбу, но потом сразу уехал. На обратном пути Надя напомнила ему о его давнем намерении отвезти ее к старому знакомому в Катанду, за медом, но Алёша только отмахнулся, бросив сквозь зубы, что сейчас не время. * * * Ох, и тяжело давалась ему эта игра в равнодушие – буквально кровью! Пока ехал в поезде из Перми в Барнаул, повторял, как мантру: "Надя мне, как дочь, я люблю ее как дочь, между нами ничего иного быть не может". А сердце рвалось из груди, особенно когда сидел уже в автобусе, созерцая в окно пейзажи родной горной республики. Хотелось увидеть жену. То есть, подопечную. Маленькую девочку. Немногим больше Оленьки. Почти такую же хрупкую и наивную. Так он себя уверял. Но внутри, конечно, знал, что безумно соскучился, что даже дышать вдали от нее тяжело и трудно уснуть ночью и сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этой всепоглощающей тоски. Его Наденька, его малышка... Алексей очень сильно надеялся, что родители не подвели его и хорошо следили за девушкой и она в порядке. Он, конечно, спрашивал об этом у матери, когда созванивался с ней, но это все же не такой надежный источник информации, как собственные органы чувств. Мама говорила, что вернувшись от Гали после его отъезда, Надя производила впечатление больной или, по крайней мере, очень усталой, но потом, вроде бы, оклемалась. Что Вася Шехонин часто бывает у них – это хорошо. Это значит, что они не видятся где-то тайно и неконтролируемо. Алёша решил, что ему надо начать потихоньку отпускать Надю, разрешать ей самой принимать решения относительно собственной жизни. Привыкать к тому, что она уже взрослая. Что он не вечно будет опекать ее. Что она не принадлежит ему. Поэтому надо ее отпустить. Разрешить. Освободить от тотального контроля. В рамках разумного, конечно. Тяжело оказалось смотреть на нее, потому что от этого невыносимо вспыхивало в груди, руки буквально горели желанием прикоснуться к ней, а про губы вообще лучше не думать. Но еще тяжелее оказалось то, как болезненно она реагировала на его отстранённость. Черт с ним и со всеми его чувствами, но как же он может продолжать, если ей так плохо от этого? Однако, иного пути он не видел. Дополнительной трудностью было Надино одиночество и его вопиющая несправедливость. Эта девушка, как солнце – к ней тянется все живое. Но, словно по закону сохранения энергии, близкие люди оставляют ее. Она одинока и несчастна. Осталась без матери и покинута отцом. А теперь и он – Алексей – примкнул к этому жестокому обществу. И сейчас ей неважно, что это для ее же блага – важно, как она себя чувствует. Но на самом деле, он, конечно, ее не бросит. Всегда будет рядом. Пока это уместно – физически. Как только станет неуместно – сердцем и мыслями. Осталось только научиться контролировать свои душевные порывы в те моменты, когда на него накатывают приступы сострадания к ней. Потому что безумно хочется прижать ее к себе и вообще, сделать все что угодно, лишь бы Надя не страдала. И Алексей знал, чего она от него ждет, и сам желал этого больше всего на свете. Но, наверное, кто-то проклял его, раз он не имеет права прикоснуться к единственной женщине, которую когда-либо по-настоящему любил. Поэтому он и пошел работать: уж слишком тяжело ему было находиться с Надей в одном помещении, и тут тяжелый ненормированный график оказался только на руку. На новой работе к нему начала подбивать клинья одна сравнительно молодая сотрудница, инспектор по работе с несовершеннолетними сержант Клавдия Владиславовна Климова. Ей было чуть за тридцать, выглядела она не плохо, но и не блестяще, однако молодилась и прихорашивалась с завидным рвением. Была в разводе и имела 10-летнего сына Алёшу. Любила посоветоваться с капитаном Родиным о его младшем тёзке, хотя и знала, что он женат, часто как бы невзначай приглашала в гости, попутно жалуясь на нехватку мужских рук в доме. Вот и держалась бы за своего мужа, - мрачно думал в ответ на такие тирады Алексей, но вслух ничего не говорил. Однажды Клава попросила его поучаствовать в покупке нового смесителя для ванной: старый совсем прохудился, а она сама умеет выбирать такие вещи исключительно по блеску и форме «крутилок». Алексей раздражённо подумал, что должны ведь у неё быть какие-то более близкие люди для таких просьб, и ответил, что на этих выходных очень занят. Чем – выдумывать не стал. Ещё не хватало перед ней отчитываться! В пятницу Надя, нарушив многонедельное молчание, вдруг обратилась к нему за помощью по учёбе. – Я думал, Вася Шехонин теперь твой консультант по всем вопросам… – заметил Алексей, с трудом скрывая ревность в голосе. – К сожалению, в некоторых вопросах он совсем ничего не смыслит, - с притворным расстройством ответила Надя. Алексей вздохнул: – Хорошо, – хотя и знал уже, к чему это и чем закончится. Все время, что они провели за ее письменным столом, Надя старалась придвинуться поближе, прикоснуться к нему, обжечь его дыханием. У него так активно бегали мурашки по всему телу, что было невозможно сосредоточиться. Надя нашла лазейку к нему: просьба, в которой он не может ни отказать, ни уличить жену в хитрости. Алексей вдруг случайно вспомнил про Клаву и её просьбу. Ему было бы намного легче держаться подальше от Нади, если бы она сама стала его избегать. А она непременно узнает, что он встречался с какой-то женщиной на выходных: они ведь живут в деревне... Конечно, это не очень порядочно по отношению к Клаве, но она тоже получает некую выгоду в данной ситуации: в качестве компенсации Алексей даже готов был установить ей этот новый смеситель на ванну. Поэтому в субботу он вызвонил свою навязчивую коллегу и объявил ей, что сможет завтра выкроить немного времени на помощь с сантехникой. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ * * * Таня позвала Надю погулять на стрелке, но встретила подругу на площади с кульком тыквенных семечек и они сели на лавку немного погреться на уже зимнем и все равно слегка припекающем солнышке. – Я хочу заказать тебе своё выпускное платье, – поделилась Надя с подругой идеей, что недавно пришла ей в голову. Та недоверчиво уставилась на нее: – Брось, Надюш, я ещё совершенно ничего не умею... – Во-первых, это неправда. Я видела на фото платья, что ты шила для себя в школе. Они замечательные. Во-вторых, даже если ты умеешь мало, то надо тренироваться – иначе не научишься. Ну а на ком же тренироваться, если не на друзьях? У тебя еще полно времени, можно делать не спеша. Ошибаться и переделывать. Тебе ведь нужно портфолио на будущее... я хочу стать первой в нем! – Хорошо, но только с одним условием... – Нет, это исключено! – Я же еще не назвала условие... – Я знаю, что ты скажешь. Про деньги. – Я не возьму с тебя денег ни за что. – Тогда я пойду на выпускной в институте в спортивном костюме! – Это шантаж? – Именно так. Таня не выдержала и засмеялась первой, а потом к ней подключилась Надя. Они хохотали очень долго и весело, пока она не увидела самую страшную картину в своей жизни: из дверей хозяйственного магазина, что были видны с их места, вышел ее муж Алёша. В одной руке он держал пакет, а другой придержал дверь – как выяснилось, для женщины, которую Надя никогда раньше не встречала. Едва миновав порог магазинчика, дама подхватила Алёшу под руку и прижалась к нему боком, а он и не подумал отстраниться. Что-то говорил ей и улыбался. У Нади в груди возникло такое страшное ощущение болезненной пустоты, будто ей туда выстрелили из противотанкового орудия. Алёша встречается с другой женщиной и даже не скрывает этого. Надя не могла пошевелиться – так и стояла и смотрела, не в состоянии оторвать взгляда от пары, что миновала тротуар по краю площади и подошла к серебристому "Фольксвагену" – Алёшиной машине. Тут подлый муж поднял голову и, кажется, заметил Надю. Замер надолго. Ей казалось – на целую вечность. Целую вечность они стояли и смотрели друг на друга полными ужаса глазами. Но так как на площади они были не одни, то эти гляделки должны были рано или поздно прерваться. – Надь, ты чего? – спросила Таня, подергав подругу за рукав пальто. Та очнулась, пошатнулась, присела на лавку. В глазах внезапно потемнело, и вообще, стало как-то тошно и муторно. Надя приходила в себя, наверное, минут пять, не меньше, и когда в следующий раз смогла сфокусировать взгляд на страшном месте, то там уже, конечно, никого не было. Ни дамы, ни ее кавалера, ни серебристой машины. * * * Таня попыталась растормошить подругу, но быстро поняла, что лучше не лезть и просто сидела рядом, пока та не заговорила сама: – Танечка, я знаю, это неприлично – напрашиваться в гости, но я... пожалуйста... я сейчас не могу пойти домой, а мне срочно надо... На ее глазах вдруг выступили слезы. Надю трясло, она буквально не могла говорить. – Господи, Надюш, о чем ты говоришь? Конечно, пойдем! Пойдем ко мне! Можешь и переночевать у меня, если хочешь. У меня диван раскладывается – ляжем на нем вместе... Таня все поняла – ну, или почти все. Не дура ведь. Она сразу, как только Надя перестала смеяться, проследила за ее взглядом и увидела Родина. С женщиной. Под ручку. В принципе, вариантов немного, кем ему эта тетка приходится, особенно учитывая, как Надя на них смотрит. Так, будто ее предали. Выстрелили в спину, но она увидела, кто. И потом долго-долго не могла оправиться. Этого Таня не понимала. У кого и откуда могли быть причины обижать Надю? Да она почти святая. Открытая и искренняя, как ребенок. Ну значит, он дурак – этот Родин. Странно, Таня была о нем лучшего мнения. Впрочем, как и Надя. Ну да чёрт с ним. Надя себе и получше кого-то может найти. Таня почти на себе притащила подругу домой, сделала ей успокоительного чаю, напоила и уложила на расправленный диван. А сама села рядом и стала ласково гладить ее по голове. Мама всегда так делала, когда видела, что Таня сильно расстроена. Правда, бывало это редко, потому что на фоне перманентной фрустрации в ее жизни отдельным событиям трудно было выделиться. Надя какое-то время лежала очень тихо, а потом незаметно уснула – все-таки успокоительный сбор сделал свое дело. Таня, чтобы не мешать ей, почитала учебник по литературе – она тайно готовилась к поступлению на дизайнера костюмов – а потом взялась чистить картошку. Все же, наверное, немного брякнула алюминиевой миской по столу, потому что Надя тихонько застонала и открыла глаза. И не успела ничего сказать – в дверь кто-то настойчиво постучал. Таня открыла – на пороге стоял Родин, и таким обеспокоенным она его еще никогда не видела. – Надя здесь? – спросил он надтреснутым, хриплым голосом. – Здравствуйте. Да. – Здравствуйте, – смущенно поприветствовал мужчина в ответ и попытался выглянуть за Танино плечо. – Можно мне войти? Она посторонилась и сделала приглашающий жест рукой. Кто она такая, чтобы запретить ему? И Надя пока в его власти, но им осталось недолго это терпеть... – Наденька... – дрожащим голосом прошептал Алексей, скинув обувь и бросившись к дивану, даже не расстегнув куртку. – Я так беспокоился... Пожалуйста, пойдем домой... Надя, которой наконец-то краска бросилась в лицо, до этого бывшее бледнее снега, села на диване и покачала головой: – Я хочу сегодня остаться у Тани, если ты не против. – Надя, мне нужно с тобой поговорить. – Говори. – Наедине. Пожалуйста, не упрямься, пойдём домой, я тебе все объясню! – Алексей, я... мне НУЖНО остаться сегодня у Тани. Очень нужно. Я тебя прошу, иди домой один. У него было такое лицо... даже трудно его описать. Растерянное лицо человека, который все привык держать под контролем и вдруг утратил этот контроль. И теперь не знает, что делать. Тане даже стало жалко его. На минутку. – Я о ней позабочусь, не волнуйтесь, – сказала она. – Завтра провожу до дома. – Я заберу тебя в десять, - не согласился неверный муж. – Ты же работаешь! – Не беспокойся об этом. Надя бросила усталый взгляд на Таню и ответила: