— А давай! Сдвигай! Я сдвинул колоду. Васька перевернул её, и выпала шестерка треф. — Опа, шаха! Ставлю сверху половину банка — три ложки итого! Он начал раздавать карты, подвинув для этого тумбу между нашими койками. Делал он это так же мастерски, как и тасовал колоду. Я потянулся к тумбе, забрал три карты. Взглянул — король червей, валет и десятка бубен. Понятно. Не ахти какая карта, далеко не уедешь. По итогу через несколько ходов мы вскрылись, и выяснилось, что карты у нас одинаковые. У Васи оказался тот же самый разношерстный набор, но других мастей. — Что делать? — Сека, варим, — коротко ответил тот. Сварили, раздали карты заново. Я выиграл, показав «двадцать одно». Вот так всего за пару минут мы разыграли еще несколько партий, Васька проиграл мне десять ложек каши, считай, полную тарелку. — Поднимем ставку? — предложил он. — На что? — Да видел, у тебя пиджачок есть… а я поставлю свою шинель! Вон оно что, блондинчик давал мне выиграть, чтобы пиджачок отжать. Насколько я понял, Васька был раненым из армии Буденного и остался в ростовском лазарете долечиваться. Видимо, до его выписки оставалось всего ничего, и он хотел пошляться по Ростову уже хорошо приодетым. — Ну давай, — согласился я, но выдвинул условие. — Только я сдаю. — Че, думаешь, мухлюю? — Да нет, просто руки надо разминать. — А… Вася, к моему удивлению спорить не стал, живо согласился, я дал ему сдвинуть карту и показал туз. При выпадении туза колоду следовало перемешивать, а если «лбы» выпадают три раза подряд, то в банке удваивается ставка. — Слухай, ну тогда с тебя еще портки, а я буденовку поставлю! Я кивнул, раздал карты, видя, как блеснули у моего визави глаза. Хитрой выделки оказался Васька, некоторые карты у него были крапленые, и сейчас ему выпал хороший расклад. Ну, мы тоже не лыком шиты. Я притворился, что впервые играю в эту игру. — Играю в темную, — предупредил я, не подымая карт. — Рисковый! — Васька свои карты уже поднял, он первый начал торг. — Ставлю портянки! Когда играешь в темную, твой визави обязан делать повышенную ставку, чем я и хотел воспользоваться. И вот всего через несколько ходов на кону стоял весь тот гардероб, который был у нас в наличии, а из лазарета проигравший выходил бы в одних трусах. Тогда мы начали вскрываться, не имея возможности продолжить торг. Васька начал выкладывать карты, по одной — туз бубен, шаха (шестерка треф), и король бубен. — Тридцать одно! — выложив карты, шулер довольно потер руки, предвкушая, как совсем скоро пойдет щеголять по Ростову в моих туфлях и костюме. Ход был за мной, и я не растягивая резину, перевернул все три своих карты, которыми играл в темную. Три лба — туз трефовый, туз червовый и туз пиковый. Васька смотрел на мои карты с открытым ртом. — Это сколько, Вась? — спросил я под дурачка, прикидываясь, что не понимаю расклад. В палате по-прежнему было тихо, но как-то по-особому. — Че… — он вылупил глаза, сглотнул и нехотя озвучил сумму очков. — Тридцать три. — Так ты, выходит, проиграл? — я удивленно вскинул брови. Васька побледнел, схватил колоду, начал разглядывать карты. Пытался понять, как так произошло и почему его мухлеж не прошел. Ну не должна была у меня эта комбинация из трех лбов выпадать. Я, улыбаясь, наблюдал за ним, понимая, что парень в жизни не догадается о том, как мне выпали тузы. Неприятно, должно быть, осознавать, что ты остался без штанов? А сам сколько здесь народа без оных оставил! Ведь, судя по всему, не только здесь, мухлежник из Василия был вполне себе, а вот и на старуху бывает проруха. Может, поэтому никто и не хотел с ним играть? — Может, еще сыграем? Хошь? — насмешливо поинтересовался я. — Какой там еще, не подо что… — Васька озадаченно чесал макушку, не понимая, как так вышло, что новичок обыграл опытного шулера. — Думал, ты вообще в карты не умеешь! — Новичкам всегда везет, — я пожал плечами. — А ты, что ли, поддавки решил устроить? — Как же не умеет, он двух жиганов порезал, наверное, из-за карточного долга и повздорили, — буркнул переворачиваясь на другой бок, наш сосед, наблюдавший всё это время за игрой. Тоже скажет, жиганы — так, шпана дворовая, которые собственного вида в зеркале боятся. Вообще, я смотрю, здесь про меня уже все знают. Интересно, кто растрезвонил? Медсестра? Впрочем, и хорошо — пусть знают да стороной обходят. Васька больше ничего не сказал. Лег на койку и долгое время пялился в потолок, убиваясь по проигрышу. Но одно я знал точно, мой выигрыш надолго отбил у него желание раскатывать дурачков в секу. Я в прошлой жизни любого в отделе обыгрывал в картишки. Мы, правда, не под рубли играли, а под спички, на игрушечные, так сказать, ставки, но, начиная с одной, я быстро набирал себе целый коробок. Потому играть со мной никто не хотел, прямо как здесь с Васькой. Сказывалась сноровка, которую я приобрел, когда раскручивал дело одного шулера, облапошивавшего доверчивых граждан в поездах. Пришлось тогда вжиться в роль знатно. Об этой части моей биографии товарищ Васька ничего не знал и знать не мог, но я и никого не обманывал — прежний Гришка Нафаня был так себе карточный игрок. Так что да, пусть думает, что новичкам всегда везет. Где-то через полчаса за Васькой пришли. Точный был расчет у поганца! — Ну что, товарищ Ипполитов, выписываемся, — сказала сестричка. С этими словами с него сняли повязку, и нам открылся кривенько выполненный шов правее брови. Не знаю, где он умудрился так схлопотать, но рана выглядела жутковатой, даже учитывая то, что она схватилась и заживала, и как следствие, уже не представляла угрозы для жизни. Васька, белый как простыня, встал с койки. Зыркнул на меня украдкой. Я сделал вид, что не заметил его взгляд. Он дождался, когда медсестра чуть отойдет, чтобы утилизировать бинт, и зашептал: — Ща, Гриш, все принесу, карточные долги надо отдавать, все по-честному. Проиграл — значит, проиграл. — Кашу твою съем — и в расчете, — отмахнулся я. — Мне твое шмотье не нужно. В отличие от Васьки, я играл не затем, чтобы разжиться добром. Пусть живет, человек он вроде не пропащий, а шулером его нынешняя действительность сделала, где если не ты, то тебя. Жрать-то хочется, а зарабатывает каждый кто как может. Васька, заслышав мой ответ, изумился, но быстро взял себя в руки. Подошла медсестра. — Гриша, на ужин у нас гречка, на этот раз без выбора, — несколько смущенно сказала она. — Гречка — значит, гречка, — я пожал плечами, — ничего против гречки не имею. — Мою порцию отдайте Григорию, — вклинился Вася. — Еще чего, Иполитов! Какую твою порцию? Ты выписываешься, не положено! К тому же ты за то время, что у нас лежал, на полгода вперед наел, бездонный будто, — отрезала медсестра. И пошла по палате обход делать. Горе-шулер снова поник, понимая, что не удастся ему расплатиться кашей и халява накрывается медным тазом. Но я подбодрил его. — Не кисни, на радуге зависни. Иди уже, товарищ Вася, коммунизм строй. Будешь должен. А вот насчет азартных игр я бы на твоем месте задумался, до добра это увлечение тебя не доведет. Вася снова воодушевился и даже раскрыл рот, набирая воздух, чтобы начать мне петь дифирамбы. Но несостоявшегося шулера прервал оклик, послышавшийся от двери. — Мне к товарищу Нафанину! Я обернулся, услышав свою фамилию, которая до сих пор резала ухо. Ох, ешкин кот… В проходе стояла миниатюрная и безупречно сложенная девушка в военной форме и в буденовке. Форма висела на ней мешком, явно мужского покроя, но даже эта одеяние не могло скрыть все достоинства ее фигуры. Неудивительно, что сосед Васька, хоть звали и не его, сразу замолк и засмотрелся, облизав пересохшие потрескавшиеся губы. Я же смекнул, что интерес ко мне человека в форме мог быть связан с желанием забрать меня в армию Тикать — не тикать? Вон, в принципе, окно, разбил — и ищи-свищи. Но далеко ли я убегу с дыркой в боку? Да и от дам как-то стыдно бегать. Я остался сидеть на койке, ожидая, как будут разворачиваться события. — Вообще-то к нам проход запрещен! — гостью увидела сестричка, мигом упершая руки в боки. Я видел, как она смотрит на ботинки военной, на которых по самый рант были налеплены комья грязи. Такое вопиющее нарушение чистоты сестричке явно не нравилось. Девчушка ни чуточки не смутилась. — Чрезвычайная комиссия, — коротко ответила она и сразу двинулась ко мне, не обращая внимания на продолжавшую возмущаться медсестру. — Мне нужен товарищ Нафанин. — Вот он, Гришка-то, — медсестричка указала пальцем на меня, но отвлеклась от грозных взглядов лишь на секунду: — Милочка, ноги вытираем… Чекистка, что ли? Час от часу не легче… Интересно, что ей от меня нужно. Я заметил, как остальные больные начали переворачиваться на бок при виде чекистки. Кто прогуливался по палате, те улеглись на койки, а кто-то притворился спящим и даже изобразил вполне естественное похрапывание. Больные на фронт не хотят или рожами светить не с руки. Васька, за которым наверняка имелись грешки, потупил взгляд, засобирался и шажками-шажками — пошёл на выход. Тем более, что ему уже и команду давали соответствующую. Впрочем, до остальных чекистке не было никакого дела. Она подошла к мой койке и смерила меня взглядом. — Товарищ Нафанин? — Допустим. — Меня зовут Мария Ильинична Стальная, — представилась она. — Что-то вы не похожи на чекистку, товарищ Стальная, — я смерил ее взглядом в ответ. Фамилия еще такая… ну, сейчас мода брать себе такие, всех в промышленность тянет. — Как так, не похожа? — на миг растерялась она. — Удостоверение предъявите, пожалуйста… — ляпнул я, а потом уже сообразил. Какие уж там в 1920-м году удостоверения? — Что-что? Я прокашлялся осторожно, заодно и дух перевёл. — Говорю, сообщите цель визита, пожалуйста.