— У-у-у, — взвыл пацан. Финка отлетела, а вот Заноза не упал, яйца у него, что ли, железные? Стиснув зубы и выпучив глаза, он бросился в борьбу, опрокидывая меня на землю. Я, подавшись на спину, остановил его «проход» ногой и, вцепившись за грудки, перекувыркнулся через спину, забирая контроль. Разбить его из этого положения оставалось делом техники. Несколько хлестких ударов впечатали обделенную интеллектом башку в землю. Один минус, забивая Занозу, я на время был вынужден выпустить из виду Паровоза. Нанеси тот боковой удар ногой настоящий я, и у бандита не было ни единого шанса очухаться, а вот мой нынешний удар вывел Паровоза из строя совсем ненадолго. Эта туша поднялась и, шипя и отфыркиваясь, подняла финку. Я заметил удар уже в тот момент, когда лезвие летело мне под ребра, и инстинктивно начал заваливаться вбок, прочь от удара. Поздно. Лезвие вошло мне прямо в бок, успел увидеть, что не полностью, но на несколько пальцев. Ощущение было такое, будто меж ребер загнали раскаленный пруток. В голову ударила кровь, а потом резко отхлынула, вместе с теми силами, что у меня оставались. Я исключительно на инстинктах еще успел схватить Паровоза за запястье, вывернуть его, забрать нож. Успел пырнуть ножом в ответ — по закоулку разнесся вопль. Острие порвало бандиту щеку. Тот, держась обеими руками за лицо, истекая кровью, начал отступать. Меня ноги держали некрепко, я попытался подняться, но повело к стене, о которую я уперся спиной и начал медленно сползать, с трудом удерживаясь от падения. По рубашке под пиджаком расплылось красное пятно. Порезали, с-суки. Как же я так зевнул… главное сейчас не показывать слабину, чтобы не попытались добить. Паровоз, отступая, поднял с земли своего товарища, который уже не особенно-то и понимал, что происходит. Бандиты, хорошо потрепанные мной, заковыляли вон из переулка. Я выстоял, но, стоило шпане скрыться, как нож выпал из моих рук, а я стек на землю теряя сознание. Последние мысли почему-то были о даме с собачкой. Интересно, кто она такая?… Глава 8 Очнулся я от того, что кто-то засандалил в мое бедро иглу шприца. И боль от укола начала растекаться по мышцам. Блин… помедленнее нельзя вводить? — Лежи, не дергайся. Я открыл глаза и увидел перед собой медсестру. Женщина… или даже девушка, ей было лет двадцать пять от силы. Довольно симпатичная. И я, забыв про мучения от укола, засмотрелся на ее лицо. Она тем временем закончила, вытащила многоразовый железный шприц из моей филейной части и улыбнулась. — Доброе утро, товарищ! — Утро, — ответил я, чувствуя, что во рту пересохло и я с трудом ворочаю языком, правда, я не был вполне уверен, что сейчас именно утро. Я лежал в палате, стены с облупившейся краской, вместо занавесок — рваные простыни. — Как твое самочувствие? — Пить хочу, — И от пожрать не откажусь. — Аппетит проснулся, значит, идешь на поправку! — со знанием дела заявила сестра. — Сейчас буду разносить завтрак. Я кивнул, чувствуя, как голова все еще плыла, но это, скорее, от пересыпа. Сколько же я провалялся без сознания? Но сон пошел на пользу, в боку хоть и тянуло, но не то чтобы больно… так, простой дискомфорт. — Что на завтрак будешь? — А что, ещё и выбор есть? — Конечно, ты, товарищ, герой советского Ростова-на-Дону! И можешь выбрать, что есть: гречку или пшенку? — О, как… Пшенку давай, — гречку, признаться, я не любил никогда. Медсестра схватила свою тележку и, грохоча металлом и стеклом, пошла прочь от моей койки. Я огляделся — койки в ряд, на которых лежали и сидели больные. Сам я тоже лежал на кровати с чистым бельем. Непонятно, почему она меня называет героем? Да пусть хоть как называет, мне бы поскорее попить и пожрать. Я осторожно поднялся, сцепив зубы от боли, и усаживаясь на край кровати. Обнаружил, что на мне теперь больничная пижама в застиранную полоску. Ранение, конечно, никуда не делось, я аккуратно приподнял пижаму и обнаружил плотную повязку на ребрах, с расплывшимся пятном крови. Козел этот Паровоз… Пока я занимался таким нехитрым осмотром, вернулась медсестра, грохоча все той же тележкой, на которой теперь были составлены железные миски с гречневой кашей, от которой шел пар. Она шла вдоль ряда, выдавая завтрак больным. До ноздрей донесся запах гречки, отчего в животе еще сильнее заурчало. — Пожалуйста, — медсестра подъехала к моей койке и вручила тарелку с кашей. — Приятного аппетита. Следом выдала стакан воды. Я выпил его сразу же, но мелкими глотками, поросил еще стакан. С каждым глотком по организму растекалась бодрость. — Пей, пей, сейчас тебе показано обильное питье… — сочувственно пояснила медсестра. — Повезло, что не задеты органы, и операция прошла вовремя. — Доктор, который тебя штопал, говорит, что пройди удар сантиметром выше, и проткнуло бы легкое. Везунчик ты! — Ага, — я слушал ее монолог, уплетая кашу. — И сколько я здесь торчу? — Второй день. Я доел кашу, попытался встать, но идея была не лучшей. Боль, как электрический разряд прошла по всему телу. — А-ах! — Ну и куда ты собрался? — девушка покачала головой с укором, помогая мне снова устроиться на кровати. — Тетка, тетка моя в курсе? — я припомнил Глашу, которая наверняка с ума сходила в мое отсутствие. — Конечно, мы выслали ей весточку еще вчера. Ничего не стесняйся, я пока здесь тебе и вместо тетки, и дядьки, и всего остального… — Прям всего? — я попытался улыбнуться. — К тебе скоро придут, а меня Прасковья зовут, — бросила она напоследок собрав тарелки. — Кто? — спросил я, но сил сказать эти слова громко уже не было, поэтому медсестра меня не услышала. Прасковья, значит, ну, приятно познакомиться. Я, хоть и был слаб, вновь не удержался и проводил ее взглядом. Девушка Прасковья из Подмосковья, вспомнились слова из песни. Интересно, одна она или не одна? Девчонка-то видная… — Ниче такая, скажи? — гоготнул голос с соседней койки. Я обернулся и увидел молодого человека с повязкой набекрень на голове, напомнившего мне Есенина со школьных портретов. Только усатого, а так — блондин, голубые глаза и милая мордашка, он явно привык к повышенному женскому вниманию к своей персоне. — Че, очухался? — он сел напротив на кровать, уставившись на меня. — Как зовут-то? Меня Вася. — Гриша зовут, — нехотя буркнул я, не испытывая особого желания общаться хоть с кем-то, ну, если не считать миловидной медсестры. — В картишки сыграем? Да ты не думай… Под интерес? Вася вытащил из-под матраса колоду карт и принялся тасовать, как заправский шулер. Колода просто завораживала в его руках. Я несколько секунд смотрел за тем, как он жонглирует картами. — В чем же интерес? — спросил я чисто ради любопытства. — Так определимся! — хохотнул Вася. И поправив повязку, сползшую по лбу, сунул колоду мне под нос. — Сдвигай! — Обойдусь, — отказался я. Ничего не имею против карт, но я только очухался после ранения, и даже вот так сидеть на краю койки оказалось тяжко. Захотелось прилечь. Что я и сделал, осторожно лег на кровать. Но Васька не отставал. Я по старой Гришкиной памяти припомнил, что карты в Советской России вот уже несколько лет совсем не поощрялись. Игорные дома закрыли. Ваську запрет, похоже, нисколько не напрягал. — Играем в «стрекозу», — прокомментировал он. — А разве не запрещено в карты-то прямо в лечебном заведении? — я уже лежал, размышляя, как бы отвадить этого назойливого товарища. — Никто ж не узнает, — хмыкнул он. — Так хоть как-то развлечемся! Скукотища здесь… — Тебе больше поиграть не с кем? Тот кивнул. — Витька был, его выписали, а остальные боятся играть. Действительно, несколько мужиков, сидящих на койках, упорно делали вид, что не видят, как Васька раздает карты на двоих. — Напомню правила, — Вася вкратце пересказал мне правила игры в стрекозу, которая оказалась самой обыкновенной «секой» с колодой из 21 карты. Игра до боли мне знакома. История давняя… Сдают по три карты, у каждой своя стоимость, есть «шаха», которая заменяет любую карту, включая туза, у кого больше очков в оконцовке, тот и молодец. — Так что, играем? — напирал он, хитро прищуривая глаза. — Ладно, хрен с тобой, давай разыграем партию. Что на кону? — Говорю же, под интерес, просто так, — улыбнулся Васька. Не знаю, вкладывал ли этот паренек в понятие «под интерес» или «под просто так» тот же смысл, что многие уголовнички в советское время, но играть ни под то, ни под другое, я не хотел. Поэтому конкретизировал ставку. — Один ход — ложка каши, — денег у меня не было, да я и не поклонник играть на рубли. Васька задумался, а потом потянулся за своими картами.