— Разве ты не из Благого двора? — Отчасти. Мое племя русалок жило на краях обоих королевств, но так далеко, что мы не переняли обычаи. Он тихо присвистнул. — Ты из редких блуждающих фейри? Не связанных ни с одним двором? — Можно и так сказать. Я не знала, что мы так зовемся. — Ты опаснее, чем я думал. Две кружки опустились на стол между ними. Сирша узнала сильные ладони Мануса в шрамах, сжимающие кружки так крепко, что она переживала, что они разобьются. — Она опасна? — прорычал он. — Можно и про тебя так сказать. Деклан лишь пожал плечами. — Не каждый день можно встретить такую, как она, да? — Почему же? — голос Мануса звучал опасно, и Сирша не дышала. — О, думаю, ты знаешь, ведь ты украл ее из океана и притащил в ад на земле. Мне звать тебя ее мужем или похитителем? Манус оскалился. — Попрошу тебя уйти, друг. — Но твоя маленькая подруга оставила хорошее впечатление. Я предупрежу, потому что она мне нравится, — монета появилась между пальцев Деклана. — Ты не знаешь, с чем имеешь дело. — Прекрасно знаю. Милый юноша, приходящий так в бар, обычно получает по зубам. Деклан кивнул с хищной улыбкой, зубы снова стали острыми. — Так тому и быть. Орел? Решка? Он подбросил монету, и Сирша смотрела, как она дико крутилась между мужчинами. Происходило что-то важное. Она не могла понять, что, но должна была. Знание бурлило в ее разуме. Если она дотянется до него, то остановит происходящее. Но она не помнила, что-то было связано со стражем, с тоской по волнам, что обрушивались на ее разум, и она не могла думать ни о чем, кроме… Сирша бросилась и схватила монету в воздухе. Время замедлилось. Люди в баре склонились в предвкушении, но глаза не сияли. Деклан медленно повернул к ней голову, улыбка с острыми зубами была невозможно широкой. — Ты умнее, чем кажешься, — сказал он. — Удачи. Если нужен, вспомни о монете. Она моргнула, время снова пошло. Манус бросился, но сжал руками пустое место, где до этого сидел лепрекон. Монета пропала из пальцев Сирши, как и ее владелец. — Проклятье, — буркнул Манус, проводя ладонью по голове. — Что это было? — Лепрекон. — Что? — его глаза расширились. Он медленно опустился на скамью перед ней. Его руки снова дрожали. — Скажи, что ты шутишь. — Что такого с лепреконами? — Это проклятые существа! А ты… — он склонился и перевернул ее ладони. — Ты коснулась монеты. Она не осталась у тебя? — Нет. Он уловил ее замешательство, пронзил ее взглядом, щурясь от ее невинного вида. — Что ты мне не говоришь? — Монеты нет, Манус. Я коснулась ее, но она пропала с ним. Он искал ложь в ее взгляде, но фейри не могли врать. Он вздохнул, отклонился, а ее ладони опустились на стол. Сирша сделала глоток из своей кружки эля. Ей было больно из-за хрупкости и глупости людей. Манус знал фейри, понимал их обычаи, но не думал, что она могла исказить правду. Монета с русалкой нагрелась на ее груди, напоминая, что лепрекон оставил след, хоть Манус и не хотел. Связь осталась. Сирша не хотела гадать, почему согласилась. Манус мог ее защитить, но ей все равно было не по себе. Это было не родное для нее место, и она ничего не знала о местных. Было хорошо заручиться опекой одного из своего вида. — Нам нужно домой, — проворчал Манус. Он осушил кружку и стукнул ею по столу. — Идем. * * * Манус смотрел на гниющую крышу и гадал, почему так долго шел сюда. Он обещал, он считал себя человеком слова. Так почему не пришел к этому порогу недели назад? Потому что был трусом, признавал это. Мысль о том, что он скажет жене Артуро, что он не вернулся, терзала душу Мануса. Это было несправедливо. Артуро должен был выжить в крушении. Но его тело лежало на дне океана. Его кости обглодают рыбы и русалы, которые еще снились ему в кошмарах. Это был плохой конец для такого благородного человека. Что он скажет? «Твой муж был лучше всех, с кем мне доводилось плавать, — попробовал он. — Нет, не так. Я не любил его». Что еще он мог ей сказать? Артуро был как брат, и было больно, что его больше тут не было. Крик донесся из окна в ночи. Манус скривился. Ребенок вырастет без отца, это было еще обиднее. Он знал эту боль. Ребенок заслуживал того, кто его любил. Он поправил куртку, прошел на крыльцо дома Артуро и постучал. Через пару секунд его жена открыла дверь, и Манус понял, что так и не узнал ее имя. Она была милой, невысокой, с веснушками на щеках и волосами цвета золота. Она держала метлу в руке, пыль была на ее простом платье. — Чем могу помочь? — спросила она. Язык не слушался. Он видел в ее глазах свое будущее. Милая жена, ребенок и домик у моря. Жена жила одна, потому что ее муж пропадал при каждом возможном случае. И жена останется одна и будет страдать от голода. — Ох, вы побледнели, — пробормотала она. — Заходите. — Я не должен… — В дом, — ее строгий тон напомнил его мать. Манус прошел в ее скромный дом и чуть не закрыл глаза от боли в груди. Об этом месте так часто рассказывал Артуро. Дом был небольшим, как и говорил друг. Милым и полным женской заботы. Маленькие гобелены висели на стенах, на кроватке лежало одеяло, сделанное своими руками. Даже чашки были расписаны цветами. Ребенок закричал снова, жена Артуро подбежала к люльке. — Простите, ей пора есть, и я не могу пропустить, иначе она станет недовольной. Он смотрел, как она подняла маленький сверток на руки и заворковала. Он представил Сиршу такой. Его русалка чудесно смотрелась бы с несколькими детьми. — Все хорошо, — сказал он, когда она отвернулась от него. — Не спешите. — Простите, обычно я любезнее с гостями. Вы — друг Артуро? Он запнулся: — Я-ну-да. Да, был. Ее спина напряглась. — Так он не вернется. Ему пора было сдержать слово и быть лучше. Слова застряли в горле. — Он все время говорил о вас, — сказал он. — Даже в конце он думал только о вас.