— Настоящая? — мужчина взглянул на них по очереди. — Вы… неужели… Сэр? — Много об этом не думайте, а то навредите себе. Манус отдал фигурку мужчине, прижал ладонь к спине Сирши и повел ее мимо лотков на улицу. — Стой! — закричала она. — Я хотела увидеть, можно ли взять что-то домой! — Мы не будем у него ничего покупать. — Почему? Стекло было красивым, Манус. И у него было чудное украшение с ракушками и красками моря… — Сирша, хватит! — голос Мануса был тихим, но он словно ударил ее по лицу. Она моргнула, пытаясь сдержать слезы. Она не сделала ничего неправильного, но он кричал на нее при людях. Она хотела лишь что-нибудь красивое, что напоминало бы о доме. Она оставила дом, чтобы быть с ним, создать с ним новый дом. Он этого не видел? Манус выдохнул с болью и отошел от нее. Он провел рукой по волосам, отвел взгляд от ее слез. — Ты не видела, что была в опасности? — прорычал он. — Я не была в опасности. Он добрый. — Этот — возможно, но следующий может таким не быть. Женщина! У меня чуть сердце не отказало! — Я не хотела. — Сирша, — он сжал ее руку и развернул. Обхватив ее лицо ладонями, он прижался лбом к ее лбу. — Люди не добрые. Все тут как твои русалы, ищут того, над кем у них преимущество. Не отходи от меня. — Не нужно так судить об остальных, — ответила она. — Некоторые могут тебя удивить. Он отпустил ее, бормоча ругательства. — Мне нужно выпить. — Манус, у тебя дрожат руки. Она смотрела, как он сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели. — Идем со мной, — буркнул он. Они пошли по мощеным улицам глубже в город, где гравий и грязь впивались в нежную кожу ее босых ног. Люди тут были не такими чистыми. Их лица были потными, грязь была под их ногтями, покрывала одежду. Эти люди вызывали покалывание страха на ее коже, как прикосновения медузы. Их глаза были голодными, черными, как у акул, и бездонными. Они не просто так не были на главной улице. Вряд ли им хватало денег на еду, тем более — на все те чудеса, что там продавали. Мужчина прошел к ним, скользнул по ней взглядом. Он выдохнул с шипением и издал высокий звук, от которого она вздрогнула. Манус взмахнул рукой, поймал мужчину за горло и отбросил к стене. На миг она подумала, что они подерутся, как делали русалы. Но что-то во взгляде Мануса заставило другого выругаться и уйти. — Манус? — позвала она. — Мне тут не нравится. — Да? Никому не нравится, жемчужина. Привыкай, — он прошел в дверь, оставив ее на улице. Сирша потирала руки и сглотнула. Почему тут вдруг стало холодно? Улицы были теплыми, полными солнца и улыбок. Теперь холодный ветер задевал ее руки, обвивал ее ладони и шептал опасные тайны в ее уши. Манус снова открыл дверь и протянул руку. — Это не была просьба, Сирша. Ходи со мной все время. Она нахмурилась от его тона, но вошла следом. Улица была опасной, тени двигались по краям. Она не хотела знать, что за Неблагие поселились тут. Комната была лишь наполовину заполнена мужчинами и женщинами разного вида. Некоторые женщины оголили плечи, хотя Манус говорил ей никогда так не делать, другие были одеты скромнее. Мужчины были в грязи и поте, как на улицах. Манус указал на пустой стол у большого весело трещащего камина. — Садись там. Она собиралась сказать ему потом, что ей не нравился такой его тон. Вытертые доски были гладкими и теплыми под ее ногами, пока она шла к скрипучей скамье. Опустившись там, она повернулась спиной к толпе и смотрела на огонь. Тут что-то было другим. Такого она не могла представить. Некоторые люди были богатыми, некоторые — талантливыми, а другие — до боли бедными. Почему они не помогали своим людям? Давали им жить в постоянных страданиях? Сирша покачала головой, опустила лицо на ладони. Может, однажды она их поймет, но пока голова гудела. Скамья напротив нее скрипнула. — Манус, я не хочу быть тут, — пробормотала она. — Я хочу домой. — И о каком доме ты говоришь, девица? — пропел голос, звеня в воздухе, словно монеты, с жаром лавы из глубин моря. Ее спина напряглась. Что-то в ней узнало этот голос, ответило на зов журчанием воды, ревом бурных рек и гулом скрытых морских пещер. — Кто ты? — она подняла взгляд, в голове пылал гнев. Мужчина перед ней удивлял. Она не ожидала, что он был крупным, хотя все было другим на этой земле. Белая рубаха натянулась на широких плечах, но подтянутое тело говорило о тяжелом труде. Веснушки виднелись на его остром лице, тянулись до его ярко-рыжих волос. Его одежда отличалась ото всех тут. Она была лучше, и его волосы были аккуратно подстрижены, на челюсти не было щетины. Но ее не удивляло, что он выделялся. Со всеми фейри так было. — Думаю, ты понимаешь, что я не назову свое имя, — он криво улыбнулся. — И не жду твое. — Что ты тут делаешь? — Могу спросить это и у тебя, русалочка. Она сжала ладони на столе. — Как ты узнал, кто я? — Легко понять. Волосы сияют зеленым даже в этом золотом свете, и, прости, но на фейри смотреть проще, чем на людей, — он склонился, интерес собрался змеей в его темно-зеленых глазах. — Так почему ты тут? — Я следовала за сердцем. — За сердцем? — он указал на Мануса, который все еще был спиной к ним. — За этим? — Да. — О, русалочка, это было глупо. Люди забавные, но временно. Они всегда разочаровывают, — он отклонился, прильнул плечом к стене и закинул ноги на стол. — Говорю по своему опыту. — Это мое решение, а свое мнение лучше держи при себе. — Ах, в чем тогда веселье? — он покачал сапогом в стороны. — Есть догадки? — Насчет чего? — Кто я? Она фыркнула. — Легко понять, лепрекон. — Некоторым. Мой размер сбивает с толку, да? — Нет. Туата де Дананн большие, а меньшие фейри — нет. Потому мы с тобой схожего с людьми размера, — она окинула его взглядом, — хотя ты крупнее многих мужчин. — Самый большой в семье. Личное достижение, которым я горжусь. — Вряд ли можно хвалить себя за размер. Он поднял палец к губам. — Что ты, девица. Не разбивай мужское сердце. — У меня нет времени обсуждать с лепреконом его размер. Уйди. Он утроился удобнее на скамье. — Не интересно. Я лучше останусь тут и встречу того, кто привлек внимание русалки. — Не стоит.